И обитатель последней камеры был не исключением. Вернее, обитательница. На куче песка, поджав под себя босые ноги, сидела хрупкая девушка с темными спутанными волосами.
— Пашка, — выдохнула я и опустилась на грязный пол.
Она вздрогнула и медленно подняла голову. Вместо ярких глаз цвета меди, на ее лице слепо таращились в пространство два пустых бельма.
— Ольга?
— Да. Как ты? Как они тебя поймали? — я дотронулась до холодной, покрытой испариной кожи, впервые за все время забыв о сломанном пальце, о боли и том, что приказ о казни уже отдан.
— Какая, к низшим, разница как? — она сжала кулаки, звякнул металл, на тонком запястье матово блеснул круглый браслет, цепь от которого уходила в светлую стену. — Они забрали мой яд! Совсем! Я теперь человек! Поняла? — она опустила незрячие глаза и уткнулась лбом в грязные колени.
— Послушай, — она была похожа на ребенка, и я погладила спутанные волосы. — Мы что-нибудь придумаем, только не сдавайся, прошу.
— Невыполнимое обещание, — проговорил Вестник, дергая меня за шиворот. — На выход, живо.
— Пашка, — простонала я, силясь вырвать воротник из пальцев Радифа, — прошу.
— Не проси, — рявкнул Вестник.
— Забудь обо мне, — прошептала девушка прежде, чем дверь захлопнулась и исчезла, растворяя всхлипы в тишине тюремных коридоров. Змея снова осталась один на один со своим кошмаром.
Жесткие пальцы обхватили меня за шею и без всяких предисловий впечатали лицом в стену. Хрустнула кость, боль, казалось, пробила глаза насквозь и шаровой молнией заметалась внутри черепа. Светлый пол украсили темно-красные капли.
Я замычала и зажала нос ладонями. Радифа схватил меня за запястья и с силой развел руки в стороны, заставляя смотреть прямо в склонившееся лицо. Крик перешел в стон, который он вдохнул вместе с воздухом и аж зажмурился от удовольствия. Святые, как же больно! Я всхлипнула, глотая кровь вперемешку со слезами.
— Использовать меня в своих целях тоже запрещено, — он склонился, продолжая пить эмоции и ища в глазах отражение боли, которая так нравилась ему на вкус. — Ты могла спросить о ней.
— Вы бы не ответили, — я закусила губу, стараясь подавить дрожь, но ничего не получалось.
— Это другой вопрос, ответ на который ты теперь не узнаешь. Если так дальше пойдет, палач получит человека по частям и очень расстроится, — Вестник отстранился.
Плинк-плинк.
Я наклонила голову вперед, стараясь унять головокружение. Сожаления не было. Боль, досада, отчасти злость, перемешанная с желанием закрыть глаза и заснуть. Пашка жива, а это уже немало. Мартына в темнице не было. Вывод: значит, он есть где-то еще.
Надо собраться, надо что-то придумать, или меня скоро превратят в отбивную. Хотя, может, и так превратят, из любви к искусству.
Плинк-плинк.
— Вода, — прошептала я.
— Повтори, — Радиф, отпустил руки.
— Снова течет вода, — я вытерла ладонью кровь, стараясь не касаться носа, стараясь не сорваться на крик.
Плинк-плинк.
Пальцами здоровой руки я оперлась о стену, оставив на ней коричневые разводы, закрыла глаза и прислушалась.
Плинк-плинк.
— Там, — указала я на темный проход.
Коридор заканчивался аркой, за которой была квадратная металлическая площадка, соединявшая с лестницей. Вестник сорвался с места. Я пошла следом, не особо задумываясь зачем. За еще одним ударом? Или как раз во избежание? Кровь продолжала капать на одежду, и когда я перегнулась через перила, несколько капель улетели вниз во тьму. Этажом ниже на ступенях стояла керосиновая лампа с мутным стеклом, отбрасывая на часть ступеней рваный круг света.
Плинк-плинк.
— Куда? — спросил Радиф, в полумраке его глаза отсвечивали алым.
— Не знаю.
Звук ударяющихся о камень капель звучал рассеянно, отражаясь от стен и создавая иллюзию вездесущности. Железные ступени закручивались вокруг пронизывающего боковую башню столба. Светлые стены темнели с каждым сантиметром спуска. Обрывок цепи звякнул о железный настил площадки. Звук капающей воды не приближался и не удалялся, не замедлялся и не ускорялся. Он просто был.
Вестник размышлял не дольше секунды, его тяжелые шаги застучали вниз по лестнице.
Плинк-плинк.
Я стала спускаться следом хотя в голове шумело, а нос превратился в пульсирующий болью комок. Мутило, тошнота то и дело подкатывала к горлу, очень хотелось сесть и хоть на минуту замереть в неподвижности.
Высота этажей метров восемь, длинные лестничные пролеты, кованые перила, опорные балки — железные кости Желтой цитадели, отзывающиеся на каждый шаг гулким звоном. Фонарь горел, я шла, сосредоточившись на танцующем язычке пламени, как мотылек, летящий на огонь.
Плинк-плинк.
Самый нижний минус третий этаж был смесью технического помещения и каменоломни. Я остановилась, не дойдя до конца пару ступеней. Камень стен был таким же необработанным, как и по всей цитадели, но здесь он выглядел грубее, древнее.
Сразу за лестницей начиналась прямоугольная широкая шахта, словно коридор, вырубленный прямо в породе. Через двести метров она заканчивалась развилкой, вправо и влево отходили два округлых штрека. Пол усыпан камнями и песком. Посередине у неровной острозубой стены стояли трое мужчин с кирками. Пыль покрывала рабочих с ног до головы, делая их больше похожими на созданных из песка големов, чем на существ из плоти и крови.
В правом коридоре виднелась часть очищенного от мусора круга с высоким валуном в центре. Сквозь дыру в каменной верхушке была продета длинная металлическая перекладина, которую толкали двое. Их силуэты колыхались вместе с живым светом керосиновых ламп. Они вращали длинную палку вместе с камнем, как волы жернова на средневековой мельнице. Но Радиф напряженно вглядывался в темноту левого ответвления.
Плинк-плинк.
Я тяжело оперлась о перила и прикрыла глаза, минута, мне нужна лишь минута, чтобы загнать поднявшуюся к горлу желчь обратно. За спиной раздался шорох, и я едва не подпрыгнула на месте. От резкого движения ослепляющая боль снова ударила в голову, куда-то над левой бровью. Цепь от кандалов громко звякнула о ступени, я обернулась, продолжая цепляться за железо. По лестнице спускался тот, кого Вестник называл Денисом. Синеглазый человек, служивший в Желтой цитадели тюремщиком. На плече мужчины лежало двустороннее кайло. Он обошел меня, спрыгнул со ступеней и небрежно бросил кирку у стены на пол.
Плинк-плинк.
Звук стал тоньше.
— Отдаляется, — прошептала я, едва узнавая звук собственного голоса, но Вестник услышал и тут же оказался рядом, — уходит выше.
Радиф побежал по лестнице обратно. И не просто побежал, а потащил меня за собой, не считаясь с хрупкими человеческими костями. Я ударилась голенью о ступеньку, зашипела, едва не упала, перед глазами все завертелось. Но Вестнику было плевать, он даже не замедлился. Пальцы на плече сжались до хруста, и движение возобновилось. Перила слились в сплошную пелену. Ладонь задела о железо, из горла вырвался крик. Удар о перила выбил из груди воздух, обрывая звук, и прежде, чем меня снова потащили вверх, я успела просипеть:
— Здесь! Это где-то здесь! — упала на колени, и тут меня наконец-то вырвало.
— Да? — Вестник оскалился и сам же ответил. — Здесь. Теперь и я слышу.
Плинк-плинк.
Я старалась делать глубокие вдохи и выдохи, чтобы унять тошноту и головокружение. От ударов горели голени и правый бок, но на фоне превратившегося в уголек носа и пульсации в ладони это были почти пустяки.
Плинк-плинк.
— Попался, ари, — рыкнул Вестник, его шаг стал обманчиво плавным и крадущимся, ноздри раздулись. Я подняла голову. Мы были на втором надземной этаже.
Мужчина выскользнул из башни в коридор, двигаясь от одной проступающей двери к другой.
Плинк-плинк.
Горло саднило, язык казался распухшим и еле ворочался. Я уцепилась за железо и с трудом поднялась, первые шаги дались нелегко, коридор качался из стороны в сторону. Вестник остановился метров через пять напротив ничем не примечательного куска стены. Я прислонилась к стене позади. Это место ничем не отличалось от точно такого же правее или левее или того в самом конце коридора. А может, я просто сейчас не могла этого увидеть.
— Слышу тебя, ари, — прошептал он.
Мужчина ткнул ладонью в стену, но та осталась чистой. Рисунок двери почему-то не спешил появляться, а тем более обретать объем и рельефность. Чувство острой неправильности происходящего вдруг стало настолько очевидным, что я едва не попросила мужчину остановиться. Вот насколько было хреново. В здравом уме мне б и в голову не пришло останавливать идущую на заклание нечисть, тем более такую.
Раньше то, что разрушало песок, назовем это «невидимой водой», приходило само, без приглашения. Теперь мы шли за ним и почему-то считали, что поступаем правильно.
Радиф зарычал от ярости и ударил кулаком по светлому камню.
Плинк-плинк.
— Нет, ари, нет, — гнев в его голосе сменился лаской, — нет.
Мужчина расстегнул верхнюю пуговицу бежевой рубашки, поддел пальцем массивную цепочку и вытащил наружу ключ. Большой, латунный, с лиственным орнаментом. Я качнулась и едва не упала.
— Хозяин, — позвал Радиф, поднимая ключ над головой. — Прошу силы, джараш.
И Простой услышал. Легким шелестом пробежался по коридору, от стены к стене, прошуршал песком по полу. Прошелся сквозь тело, заставив почти физически ощутить чужое присутствие и на мгновение забыть о боли, о крови, головокружении и тошноте.
Я знала, что именно сейчас в этот миг в пустом коридоре, кроме нас с Радифом, есть кто-то еще. Так чувствуется сквозь сон чужой недобрый взгляд, заставляющий человека открыть глаза и в панике вглядеться в темноту, ожидая воплощения страхов.
Хозяин Востока откликнулся своему Вестнику. Сухой воздух стал теплее и одновременно колючее.
Плинк-плинк.
Ключ в руке Радифа задрожал, качнулся, касаясь песочной стены, и та расцвела тем же рисунком, что был нанесен на металл неведомым мастером. Легкие штрихи разошлись по стене, как следы от карандаша, невидимого карандаша в руках у невидимого демона. Узор проступал на стене все быстрее и быстрее, линии становились четче и толще, штрихи уверенней.