— А для чего ты сюда приехал? — строго спросил Богатов. — Разве не побеждать?
— Он сюда приехал за опытом, — с укоризной ответила Татьяна. — Юлия Юрьевна сразу сказала: выигрывать здесь Мите пока рано.
Мальчик вздохнул:
— Я сам понял: на вторую категорию до тринадцати лет пока не тяну. И Альбинка так говорит.
Садовникова обернулась к Денису:
— Они завтра против того, кому в первом круге Митя слил. Со счетом ноль — шесть, ноль — шесть. Так что шансов нет.
— Тогда жаль. Хорошо бы у Альбины фамилию этого Паука выведать. Может, все-таки скажет? Даже если проиграете?
— Точно нет, — опечалился мальчик. И неуверенно спросил: — Дядь Денис, как считаешь — если для дела, можно отойти от принципов fair play?
— А что вы планируете? Ауты жулить?
— Их все жулят, но на этом не победишь, — отмахнулся. — Альбина другую комбинацию предлагает. Многоходовую.
— В чем суть-то?
— Обещал молчать. Но комбинация подлая.
— Тогда не нужно, — твердо сказала Таня.
Но Митя обернулся к Денису:
— Нам точно надо выигрывать завтра?
— Для нашего дела да, — твердо сказал Богатов. — Чтобы не только фамилию Паука узнать, но и обязательно с Амелией познакомиться. И тебе, и Танюшке.
— Альбина сказала: мама на работе целыми днями. Может, только на полуфинал выберется.
— А когда полуфинал?
— В четверг. И в парах, и в одиночке.
— А если в среду вы проиграете — Альбина с тобой и говорить не захочет?
— Ну да. Она жесткая, — погрустнел Митя.
— Значит, надо выигрывать. Любой ценой. Может, подсыпать соперникам слабительное?
— Фу, Диня, что ты говоришь такое! — возмутилась Татьяна.
— А что, в большом спорте, по-моему, обычное дело. То Рыбакину тошнит, она снимается, то Соболенко. Мить, я могу тебе дать — подольешь ему незаметно в раздевалке.
— Не, дядь Денис! — рассмеялся. — Не надо. Но это хорошо, что ты человек без принципов. Значит, наш план одобришь.
Таня по-прежнему не слишком разбиралась в теннисе, но тактику соперников поняла сразу. Мальчик с девочкой, оба крепенькие и очень уверенные в себе, почти на каждом розыгрыше умудрялись Альбину из игры выключить и атаковали исключительно Митю. Слева, справа, с лету, у сетки и на задней линии. Мяч летел то с пушечной силой, то с виду криво-косо и отскакивал совсем непредсказуемо — у сына никак не получалось отбить. Альбина постоянно пританцовывала, собранная, готовая перехватить, но крутая парочка ее к игре не подпускала.
Никакой реализацией тайного плана пока и не пахло — три первых гейма отдали всухую. Когда шли отдыхать, соперники весело спросили:
— Вам одну «баранку»? Или две возьмете?
Формально все проигранные очки на счету Мити — Альбина мяча только на приеме касалась. Но ругаться — как в прошлой игре — не стали. В перерыве шептались на своей скамейке, улыбались друг другу. Митя, конечно, дамский угодник у нее.
И совещание помогло. Дальше понемногу начали соперников прижимать. Одно очко взяли, спустя пару розыгрышей опять смогли. Но общий счет на табло продолжал удручать. Ноль — четыре, ноль — пять. Наконец смогли вытащить гейм. Однако дальше опять проиграли в упорной борьбе — и сет уплыл.
Таня видела, что Митя с Альбиной изо всех сил стараются метить в незащищенные части корта. Играть соперникам в ноги. Выманивать обоих к сетке и перекидывать свечками. Вторые сеянные поначалу снисходительно улыбались — мол, случайно вышло, но чем больше проигранных мячей, тем чаще стали ругаться: «Этот твой был!» — «Нет, твой!» А Митя с Альбиной, наоборот, полное единодушие демонстрировали. То он похвалит: «Красотка!» То она восхищенно выкрикнет: «Убийца!»
Но находили свою игру медленно. Очень медленно. И в итоге счет во втором сете стал 5:4 в пользу соперников. На подаче мальчика — а ее что Митя, что Альбина принимали через раз.
В перерыве между геймами Митя с Альбиной снова что-то горячим шепотом обсуждали. Потом девочка встала, направилась к судье. Таня пыталась понять, о чем речь, но сути не уловила. Увидела только: Альбина пустой бутылкой потрясает. Странно. Перед матчем Митя попросил купить воды с запасом, чтобы им обоим хватило. А пили совсем немного.
Судья что-то недовольно сказала и пошла с корта прочь. А соперники отправились подавать. На матчах второго круга, как уже знала Садовникова, счет игроки сами ведут, а судья заглядывает, когда считает нужным. «Интересно, чем она им помешала? Зачем надо было за водой отправлять?»
Мальчик подкинул мяч, Митя напрягся перед приемом. Но в момент, когда спортивный снаряд соприкоснулся с ракеткой, Альбина громко взвизгнула. Рука дрогнула, подача попала в сетку. Соперница возмутилась:
— Ты чего орешь?
— Комар укусил! Прости! — последовал хладнокровный ответ.
Мальчик сердито пнул откатившийся от сетки мяч. Судья настаивала, чтобы в момент розыгрыша на корте никаких посторонних предметов, но сейчас контролировать оказалось некому. А сам он убирать ленился — всегда только с напоминанием.
Митя — показалось Татьяне — глаз не сводит именно с мячика, что лежал на полпути между сеткой и соперником.
Напарница тоже озаботилась:
— Подожди, я уберу.
А Митя со своей половины корта выкрикнул:
— Да подавай ты, не тяни!
Соперник пожал плечами и подал — как всегда, на второй попытке, не слишком сильно. Митя отбил — удобно, под правую руку. Мальчик в ответ залупил посильнее. Сын в ответ вроде бы тоже размахнулся — но в последнюю секунду удар ослабил. Мячик шлепнулся на корт — сантиметрах в тридцати перед тем, что валялся почти у сетки. И точно на его траектории.
Тяжеловатый соперник кинулся догонять, его партнерша завопила:
— Аккуратней!
Но с предупреждением опоздала. Соперник в прыжке наступил на мяч, поскользнулся и с криком рухнул на корт. Болельщики дружно ахнули. Таня тоже прикрыла ладошкой рот. Она не сводила глаз с Мити и увидела: тот явно доволен. И Альбина сияет.
Впрочем, радовались долю секунды — дальше, как положено, кинулись к соперникам, сочувствовать. На корт с бутылкой воды прибежала судья, тоже сразу к мальчишке. Травма, сразу понятно, серьезная — с корта так и не встал, прижимает к себе подвернутую ногу, подвывает от боли.
У Тани перед глазами — нарезка «кадров» из матча. Сколько раз судья останавливала игру, кричала мальчику: «Стоп! Сначала мяч убери»?
Раз пять, не меньше.
А на успешных розыгрышах ей всегда казалось: Митя — если удар у него проходит — может попасть в корт с точностью до квадратного сантиметра.
Сейчас судью они удалили, и сын — со второй слабой подачи — сначала отбил удобно, а дальше вынудил мальчика бежать точно на препятствие.
Вот в чем заключался тот самый план!
И взрослые — ладно, не она лично, но Денис — сами его, считай, одобрили!
На корт прибежал врач. Соперника под руки отвели на скамейку, доктор помог снять кроссовку, попытался тронуть голень — мальчишка тоненько завизжал. Медик печально покачал головой, что-то сказал судье.
— Иванова — Баландин снимаются по болезни. Гейм, сет, матч Сараговец — Сизов, — объявила та.
А Таня смотрела, как Митя пожимает поверженному сопернику руку, сочувственно треплет его по плечу и поражалась: ее ли это сын?!
Родители, из числа болельщиков, тоже возмущались:
— Нечестно!
Обличали судью — что та покинула корт и не заставила поднять мячик. Критиковали Альбину — что сбила своим визгом первую подачу. Разглагольствовали, что Митя должен был не принимать, но прежде сам сказать сопернику, чтобы тот убрал мяч из-под ног.
Только никому и в голову не приходило, что вся комбинация — от удаления судьи до травмы — задумана и осуществлена двумя малолетками.
Тане, честно сказать, было стыдно, что сын участвовал в подобном. Но с другой стороны, он, получается, действительно гений. Если может не просто планировать подобные подставы, но и попадать точно в ту точку корта, куда задумал.
А вот и Митя подбежал. Взглянул в ее расстроенное лицо, прошептал:
— Ты все поняла?
— Да.
— Я скотина?
— Да, — честно ответила. — И мне за тебя стыдно. Я не хочу участвовать в таком теннисе.
Твердо ответил:
— Я тоже не хочу. И сейчас не хотел. Только вы ведь сами сказали: надо выигрывать обязательно. А если бы не план, гейм стал бы последним. И мой матч на турнире тоже.
— У парня перелом? — поморщилась Таня.
— Вроде нет. Растяжение сильное. Но Альбинка говорит: исключительно его косяк. Мячи всегда надо с корта убирать. Так что сам виноват.
— Ты тоже так считаешь?
— Нет. — Покраснел. Сдавленно добавил: — Я себя последней тварью чувствую.
— Ладно. — Вздохнула. — Мы тоже хороши. Зря попросили тебя любой ценой выиграть.
Он просиял:
— Спасибо, теть Тань! Может, оно того и стоило. Я ведь выведал про Паука. Фамилию Альбина не знает, но зовут его, как Пушкина. Александр Сергеевич.
Когда в Питере собственные глаза и уши — куда легче.
Паша всегда признавал: карьерой своей он Ходасевичу обязан. Тот ему и во время учебы помогал, и когда Синичкин в операх ходил. И сейчас консультировал. В плане выследить-догнать-задержать парень хорош, но с аналитикой всегда было не шедевр. И если в Пашино агентство попадали действительно запутанные дела, Валерий Петрович с удовольствием к ним подключался. Примерял на себя роль Ниро Вульфа — разумеется, безо всякой оплаты.
Синичкин парнем был благодарным, так что за поручение в Питере взялся рьяно. Тем более никакой аналитики здесь не требовалось — Паша действовал на своем поле, наблюдал да собирал информацию.
Теперь про загадочного историка Валерий Петрович знал существенно больше. Никакого явного компромата, но штрихи к портрету яркие. Мужчина (по возрасту почти пенсионер, без одного года шестьдесят) действительно оказался повернут на слабом поле.
Каждый вечер Александр Сергеевич производил ритуал. Принаряженный, садился в метро и ехал на улицу Рубинштейна — она в городе на Неве самая ресторанная. Какого-то любимого заведения у него не было — то в бар заглянет, то в едальню. Заказывал всегда бокал красного. Садился так, чтобы весь зал на виду. И минут через несколько выбирал себе жертву. Одинокую даму. А иногда просил позволения присесть за столик, где сидели трое: двое явно пара, а третья — присоседившаяся к голубкам подружка.