— Идём, — бросил он через плечо, шагнув в проход. Сайджед шумно выдохнул, будто собираясь с духом, и двинулся следом, бормоча себе под нос:
— Ну конечно, куда ж я денусь…
Лестница под ногами была древней — каменные ступени, стёртые временем, крошились под ботинками, покрытые тонкими нитями плесени и серой пылью. Воздух здесь был сухим, почти колючим, пахнущим чем-то странным. Сайджед шёл чуть позади, касаясь стены рукой.
— Интересно, как далеко вниз уходит лестница? — пробормотал он, скорее себе, чем Дейну.
Краут не ответил. Он заметил, что коридор был чище, чем верхний уровень — ни граффити, ни мусора, только голый камень да тишина, нарушаемая их шагами. Лестница вскоре вывела их в просторную комнату.
Стены, сложенные из кирпичей, покрывали древние фрески — не грубые царапины бродяг, а настоящие картины, слегка выцветшие, но всё ещё завораживающие своим мастерством. На панно вырисовывались фигуры в длинных, струящихся одеждах, их лица, обращённые к потолку, выражали смесь благоговения и страха. Руки тянулись к центру композиции, где на высоком троне восседала женщина. Её взгляд был холодным, почти ледяным, а голову венчал высокий убор, похожий на корону из острых шипов. В руках она сжимала скипетр и что-то похожее на звезду, вырезанную из камня.
— Ну и ну… — выдохнул Сайджед, замерев на месте. Его фонарь дрожал в руках, луч метался по фреске, выхватывая детали. Глаза историка загорелись, как у ребёнка, нашедшего сокровище.
Дейн скользнул взглядом по изображению, потом повернулся к Сайджеду, прищурившись.
— Это тоже от предыдущих поселенцев осталось?
Сайджед покачал головой, не отрываясь от фрески, и провёл пальцами по краю одной из фигур.
— Нет, — ответил он. — Это намного древнее.
— Отлично, — буркнул Дейн, скрестив руки. — Кода, сканируй.
Конструкт пискнул и поплыл вдоль стен, методично освещая каждый участок. Сайджед открыл было рот, явно собираясь рассказать об увлекательном прошлом этой планеты, но тут Кода издал короткий, резкий сигнал и завис у одной из стен.
— Нашёл что-то? — Дейн шагнул к конструкту, направив фонарь туда же.
Луч Коды упёрся в ряд кирпичной кладки, и на трёх кирпичах проступили знакомые знаки: песочные часы с кривой ухмылкой — эмблема Лукавого Дуа. Только теперь их было три, разбросанных по фреске.
Дейн нахмурился, водя фонарём между символами.
— Странно…
— Это загадка, — сказал Сайджед, отступив на шаг и склонив голову набок. Он прищурился, разглядывая стену, будто перед ним была шахматная доска.
Фреска изображала сцену аудиенции у царицы. Перед ней выстроились послы в одеждах разных стилей. Каждый держал дары — корзины, сундуки, свёртки. Но знаки Лукавого Дуа были вырезаны только под тремя из них.
— Надо нажать в правильном порядке, — уверенно заявил Сайджед, кивнув самому себе.
Дейн покосился на него с лёгким скептицизмом.
— Уверен?
— Не до конца, — честно признался историк, пожав плечами. — Но попытка не пытка. Сомневаюсь, что здесь есть ловушки… Надеюсь на это.
Он подошёл к фреске, провёл рукой по камням и остановился у первого посла — того, что нёс всего одну корзину. Нажал. Раздался тихий щелчок, словно что-то внутри стены встало на место. Сайджед кивнул и шагнул к следующему — посол с двумя сундуками. Ещё один щелчок, чуть громче. Наконец, он надавил на третий камень — под фигурой с целой горой даров, сваленных у ног.
Третий щелчок эхом прокатился по залу. На миг воцарилась тишина. Внезапно пол под ногами дрогнул, и с низким, натужным скрежетом каменная плита в центре комнаты начала отползать в сторону. Пыль взметнулась вверх, обнажая новую лестницу, уходящую ещё глубже в темноту.
Дейн взглянул на историка.
— Откуда ты знал порядок?
Сайджед усмехнулся, вытирая пыль с рукава, и кивнул на фреску.
— Всё просто. Посмотрите на дары. Первый посол принёс меньше всех — одну корзину. Второй — два сундука. А третий — больше, чем первые двое вместе взятые.
Дейн хмыкнул, разглядывая тёмный проём. Лестница вела вниз, её ступени терялись во мраке, и оттуда тянуло холодом, острым и неприятным.
— Ладно, профессор, — сказал он, поправляя ремень с кобурой. — Посмотрим, что там внизу.
Лестница вывела их в огромный зал, чей потолок терялся в вышине, подпираемый массивными колоннами. Их поверхность покрывали вырезанные узоры — спирали, звёзды и тонкие линии, похожие на письмена давно мёртвого языка. Свет фонарей выхватывал из полумрака статуи Медеи, выстроившиеся между колоннами, словно молчаливая стража. Одна восседала на троне, сжимая жезл, другая стояла с вытянутой рукой, указывая в пустоту, третья просто смотрела вперёд — холодная, непроницаемая, величественная.
Сайджед замер перед одной из скульптур, его фонарь осветил её лицо. Глаза историка расширились, дыхание сбилось.
— Поразительно… — выдохнул он, почти шёпотом.
Дейн настороженно перевёл взгляд со статуи на него.
— Что такое? — спросил он, прищурившись.
Сайджед поморщился, но не смог отвести глаз.
— Она… как живая, — пробормотал он, наклоняясь ближе.
Краут шагнул к статуе, направив фонарь на её лицо. Тот же ледяной взгляд, что на фресках, но в камне он казался ещё более живым — словно Медея следила за ними. Скульптор вырезал каждую черту с одержимой точностью: тонкие вены проступали под кожей её запястий, складки одеяния спадали так мягко, что казалось, ветер вот-вот их всколыхнёт. Даже волосы, уложенные в высокий убор, выглядели почти настоящими.
— Да уж, — нехотя признал Дейн, отводя луч света. — Чертовски жутко. Кода, сканируй стены.
Конструкт пискнул и поплыл вдоль колонн. А Дейн и Сайджед двинулись глубже, к дальней стене зала — огромному рельефу, занимающему всё пространство от пола до потолка.
На нём царица Медея восседала на троне. Одна рука лежала на подлокотнике, сжимая скипетр, другая была поднята в повелительном жесте. Перед ней стояли три воина в доспехах, увешанных оружием. Их лица скрывали шлемы, но напряжённые позы выдавали готовность к бою. На следующем участке рельефа Медея взмахивала рукой — и те же трое уже рвали друг друга в яростной схватке.
Дейн склонил голову, изучая сцену.
— Это что, ритуал какой-то?
Сайджед провёл рукой по рельефу, пальцы задержались на выщербленном краю трона.
— Можно сказать и так, — ответил он, задумчиво хмурясь. — Это был её способ выбирать мужа-консорта. Три претендента. Один победитель.
Дейн фыркнул, скрестив руки.
— Ну и нравы. Культ нашёл подходящую персону, чтобы боготворить.
Сайджед тяжело вздохнул, его взгляд стал мрачнее.
— Медея была… чудовищем в человеческом облике, — сказал он, отводя руку от камня. — Жестокой, беспощадной. Её двор утопал в крови — казни, гладиаторские бои, пытки ради… Ради удовольствия. Если звёздная система не подчинялась, она сжигала её дотла. Вирусные бомбы, орбитальные удары — ей было всё равно, сколько жизней она отнимет.
Дейн молчал, слушая. Луч его фонаря скользил по рельефу, выхватывая детали — тела, пронзённые копьями, лица, искажённые болью.
— Она заставляла народ видеть в ней богиню, — продолжал Сайджед. — Но она была обычной смертной. И мужья её… каждый заканчивал одинаково — от её рук. А потом она искала нового.
— Тринадцатое пекло! — хмыкнул Краут, но в голосе не было веселья.
— Последний консорт решил не ждать своей очереди, — кивнул Сайджед. — Убил её, надеясь захватить трон. Только вот у Медеи были дети, и они тоже жаждали власти.
— Дай угадаю, — перебил Дейн, прищурившись. — Все перегрызлись?
— Именно, — усмехнулся Сайджед, но усмешка вышла сухой, почти усталой. — Кровавая мясорубка. В живых остался только Тисандер, её сын. Он похоронил мать здесь, на Ивелие. Соорудил для неё гробницу. Грандиозную, как её эго. А царство Тисандера… оно рухнуло довольно быстро. Ивелий подвергся страшным орбитальным ударам. Никого не осталось в живых.
Сайджед замолчал, отступив от рельефа, и снова окинул зал взглядом. Потом замер.
— Погодите… — пробормотал он, резко шагнув к стене.
Дейн нахмурился, шагнув следом.
— Что там?
Сайджед не ответил, только махнул рукой, подзывая ближе.
— Смотрите, — сказал он, указывая на нижнюю часть рельефа, где победитель стоял над телами поверженных соперников.
Краут присмотрелся. У ног воина лежали двое — один с пробитой грудью, другой с отрубленной рукой. Но внимание Сайджеда привлекли не они, а гербы, вырезанные рядом с каждым претендентом. Первый — скрещённые мечи, второй — солнце с лучами, похожими на когти.
А третий…
Дейн сузил глаза, наклоняясь ближе. На камне, у ног победителя, пылала птица — крылья раскинуты, пламя вырывалось из её груди, высеченное так чётко, что казалось живым.
— Феникс, — выдохнул он, выпрямляясь.
Из мемуаров капитана Каррена
Итогом стало грандиозное сражение у Драконьего колодца. Шестьсот кораблей сошлись в битве за контроль над главным транспортным колодцем Предела Аудан. Каждый офицер Объединённого флота позже скажет, что нет было битвы более великой, чем эта. А благородный подвиг храбрых водден по сей день воспевается их народами. Ценой своих жизней они взяли штурмом вражескую аркер-линию и уничтожили её. Это была настоящая, грандиозная победа.
Вскоре нам поступил приказ — начать вторжение в царство Тисандера, сына одной из Проклятых Сестёр. Сына Той, Что Приумножает Голод. Сына проклятой Медеи.
Феррокайн, моя родная планета, входила в состав её прогнившего царства. Небольшой мир, находившийся на самой периферии. Мы исправно платили дань, и никто даже не помышлял о бунте. Все знали, что Медея делала с теми, кто осмеливался восстать против неё. Увы, когда Медею убили и началась борьба за трон, Феррокайн оказался под властью одного из её сыновей, который вскоре проиграл своему брату Тисандеру. А тот, захватив престол, решил показать всем, что ждёт тех, кто не повинуется его воле. Феррокайн и ещё несколько миров стали наглядным примером его жестокости.