– Не «какие-то там», а очень важные бумаги! – заорал Волошин. – У меня не было другого выхода, потому я вас и ударил! Хотите, извинюсь?
– Нет, не хочу. А вы картошку хотите?
– Не хочу!
– Марк Анатольевич, – начала Варя, переводя перепуганные глаза с одного на другую, – Глафира Сергеевна, наверное, чего-то не поняла…
И Волошин, и Глафира разом повернулись и уставились на нее. Варя попятилась и плюхнулась на ковровый диван, оказавшийся очень жестким.
Папа был прав, пронеслось у нее в голове. Это волки, и сейчас они меня сожрут.
– Вы забрали эти чертовы документы из сейфа, Глафира?! – спросил Волошин.
– Нет.
– А Разлогов? Его вы убили?!
Тут словно гром грянул за окнами замка, но оказалось, что не гром. Скаля зубы, как будто он на самом деле зверь, а не человек, Волошин оглянулся. Дэн Столетов неспешно поднимал упавший набок деревянный стул с высокой спинкой.
Глафира засмеялась. Лучше бы она не смеялась!..
– Вы ведь все время врете! – скалясь, продолжал Волошин. – Вы всю жизнь врали Разлогову. Врали и изменяли ему у всех на глазах. Только раньше вы выбирали начальников, а теперь перешли на подчиненных. – Он кивнул в сторону Дэна. – Мельчаете, Глафира Сергеевна!
Но она услышала только то, что ей было важно. Со всем остальным они как-нибудь на досуге разберутся, а сейчас нужно договорить до конца. Договорить, разобраться, заставить себя понять, даже если нет сил понимать…
– Я врала? – спросила Глафира и подошла поближе. – Я не врала! Что такое вы говорите?!
– Правду. Вот сейчас говорю правду! Вы женили его на себе, хотя отлично знали, что он любит Марину и всегда будет любить! Что вам от него было нужно? Деньги? Маленькие радости, вроде этого дома? Заскучали на своей кафедре? Надоело зарплату получать восемь тысяч двести тридцать рублей?! И тут Разлогов, у которого случилось какое-то… непонимание с женой! С его настоящей женой! Вы вцепились в него мертвой хваткой, да, Глафира Сергеевна?! Он и опомниться не успел, как вы уже стали законной супругой со всеми вытекающими последствиями! И вы зажили весело. Да, Глафира Сергеевна?!
– Марк, – перебила его Глафира, – вот черт возьми!.. Вы же ничего не знаете! Вы же всю эту историю… душещипательную… придумали! Или это Разлогов вам так рассказал?
– Ничего он мне не рассказывал! Только у меня есть глаза, Глафира Сергеевна! Я знаю его сто лет. И знаю, что вы замучили его!
– Это он меня замучил!
– Потом вы нашли какого-то светского хлыща и пустились во все тяжкие…
– Разлогов первый начал! – Выговорив это вслух, ну что Разлогов первый начал, Глафира с ужасом поняла, что сейчас зарыдает, а рыдать было никак нельзя. Нельзя! – Он даже старательно объяснил мне, что каждый сам по себе. Я сама по себе, а он сам по себе! И тогда у нас с ним все получится, а если я буду приставать к нему со своей любовью, все моментально закончится! Это он мне так сказал, Марк!
– Все вы врете! Вам нужны только его деньги и больше ничего!
Почти то же самое несколько часов назад ей говорил Дэн Столетов. Вот ведь странность какая! Он говорил, что жить за «бабки» унизительно, и упрекал ее в том, что на вид она «благородная», а на самом деле такая, как все! То есть худшая из обманщиц, ибо врет не только своей сутью, но и, так сказать, внешним видом. У обманщицы на лице должно быть написано, что она обманщица, а у Глафиры на лице написано, что она «благородная».
– Вы убили Разлогова, Глафира?
– Она не могла, Марк Анатольевич, – вдруг сказала Варя. – Я же вам говорила! Помните про телефон?!
– Телефон? Какой телефон? – не поняла Глафира, и Варя стала объяснять про кинолога Лену Степанову, мастифа, отданного на передержку, про перепутанные номера, старый и новый.
– Кто-то позвонил ей с вашей старой трубки, представился вами и попросил забрать собаку, – говорила Варя, а все слушали очень внимательно. – Этот кто-то знал, что вы уезжать собрались, что на участке никого не будет. Ну ни вас, ни Разлогова, когда Лена приедет за собакой. Лена собаку забрала, и путь оказался открыт. Ну в смысле собаки можно было не опасаться.
Варя мельком взглянула на Волошина, а потом опять уставилась на Глафиру.
– Вряд ли Глафира Сергеевна стала бы звонить со своего старого телефона! Если бы ей нужно было скрыть свой звонок, она бы уж точно с собственного телефона не звонила! Ни с нового, ни со старого…
– Подождите, – Глафира обошла стол и плюхнулась на ковровый диван, – сейчас, сейчас… Телефон у меня украли, и это было дня за два до смерти Разлогова. И он ругался очень, – она взялась рукой за лоб. – Говорил, шут с ним, с телефоном, но ты без связи осталась, и я не могу тебе позвонить. А ты, говорил Разлогов, пока сообрази-и-ишь, что у тебя телефона нет, я от беспокойства с ума сойду.
Волошин усмехнулся:
– Вы опять врете, Глафира Сергеевна!
Но Глафире было не до него.
– А я Разлогову сказала, что никогда в жизни не теряла телефонов, и этот не могла потерять, и, значит, у меня его утащили, и значит…
– Да какая разница, утащили или вы сами потеряли?!
– Большая, Марк! Огромная! – Тут она на секунду замолчала и спросила его деловым тоном: – А, собственно, зачем вы приехали? Еще раз дать мне по голове?
Волошин вспыхнул так, что даже его бледный лоб порозовел.
– Мы приехали поменять ключи от сейфов, – объяснила Варя. – По секрету от вас, Глафира Сергеевна. Чтобы вы не догадались.
– Ключи? – удивилась Глафира. Она думала совсем о другом. – Какие ключи?
– Марк Анатольевич перепутал ключи, когда искал в сейфе документы… – начала Варя бодро, осеклась и тоже покраснела.
Уволю к свиньям, подумал Волошин. Если в понедельник все еще буду жив.
– Документы, – повторила Глафира, – документы в сейфе… Фотографии… Подлог… Бабка умерла сегодня… Дэн, ты звонил Сапогову?
– Нет еще.
– Звони, прямо сейчас звони!
Дэн пожал плечами. Он совсем ничего не понимал, но знал совершенно точно, что должен защищать Глафиру от этого бледного сумасшедшего мужика, похожего на средневекового инквизитора.
– Марк, какие документы вы искали?
– Важные, – буркнул Волошин. – Очень.
– Нашли?
Это был странный вопрос, и Волошин быстро на нее посмотрел.
– Нет. Не нашел. Их нигде нет, ни здесь, ни на работе. А это не просто листочек бумаги, а довольно увесистая папка. Вы их забрали, Глафира?
– Если речь идет о собственности на землю под Иркутском, то нет. Я не забирала.
– Вы… знали об этих документах?
– Конечно. Мне Разлогов говорил.
Волошин взялся холодной рукой за свое холодное сердце.
– Разлогов?! Разлогов вам рассказал?!
– Все дело в этой проклятой собственности, – продолжала Глафира, – и в том, кто ее унаследует, да, Марк?
– Вы все знаете?!
– Господи, да в чем дело-то? – спросила перепуганная Варя. – Глафира Сергеевна, у вас есть валокордин или капли Вотчала?
– Вам плохо?
– Марку плохо, – тихо сказала Варя. – Ему с утра плохо.
– Мне давно плохо, – неожиданно весело объявил Волошин. – Позвольте я сяду.
– Сапогов говорит, Прохоров фотку в номер поставил, – доложил Дэн Столетов издалека, – лично сам.
– Лично сам, – повторила Глафира. – Все ясно.
– Что ясно? – осведомился Дэн. – И что это за бумаги, я не понял!
– Ясно, зачем была нужна та фотография, – Глафира лихорадочно копалась в ящике, вытаскивала и кидала обратно какие-то таблетки в блестящих облатках. – Вот. Нитроглицерин сойдет?
– Мне ничего не нужно.
– Лучше бы валокордин, – тихо попросила Варя. – Давайте я сама поищу.
– Вы же секретарь, да?
– А вы тоже меня… не помните?
– Помню, – копаясь в ящиках, ответила Глафира, – я все помню, только ничего не понимаю. Или понимаю слишком поздно! Вы знаете Дремова?
– Нашего юриста? Конечно, знаю.
– Позвоните вашему юристу и спросите, какие сделки Разлогов совершал в последнее время. Только не от имени «Эксимера», а от своего собственного. Ну что-нибудь покупал или продавал! Сделаете?
– Ну… Конечно.
– Вот. Валокордин. Сколько вам налить, Марк? Полстакана?
– Валяйте полстакана.
Варя решительно забрала у Глафиры пузырек и стала капать в стаканчик. Она капала и шевелила губами – считала.
Глафира подошла к Волошину и присела рядом с ним на диван.
– Я так замучилась, – вдруг пожаловалась она. – И вы меня чуть не доконали совсем.
– У меня есть все шансы умереть от сердечного приступа. И мы будем квиты.
И они посмотрели друг на друга.
– Где документы, Глафира?
– Сейчас, – сказала она. – Сейчас я вам все расскажу про ваши драгоценные документы. Только ответьте мне, семь лет назад у Разлогова была черная машина с водителем? Водитель такой… мордатый?
Волошин на нее уставился.
– Что вы опять выдумали, Глафира Сергеевна?
– Отвечайте, Марк!
– Мне, ей-богу, надоело перед вами оправдываться!
– Глафира Сергеевна, – встряла Варя, которая точно так же, как Дэн Столетов, знала, что она должна защищать – только не Глафиру, а, наоборот, Волошина, – что вы кричите?! Ему и так, видите, нехорошо…
– Марк, у Разлогова была машина с водителем?
– Ну конечно нет! Семь лет назад мы только пришли в «Эксимер», и не было у нас никаких водителей. И быть не могло!
– Вот именно, – сама себе сказала Глафира. – Так я и думала! Бедная Вера Васильевна! Умерла просто так. Впрочем, наверное, это даже лучше – умереть, не зная…
– Кто… еще умер?!
– Вера Васильевна, нянька вашей драгоценной Марины Нескоровой. Ее убили, а я все равно догадалась. И получается, что убили ее из-за меня. Вряд ли она просто так умерла, вот ни с того ни с сего да еще после визита сюда… И все из-за денег. Из-за огромной кучи денег. Нет, даже не кучи, а горы! Из-за горы денег! Ведь это месторождение в горах, Марк?!
Волошин залпом опрокинул лекарство, сморщился, как от водки, и подышал открытым ртом.
– Здорово! – похвалил он Глафиру. – Отличная работа. Впрочем, вы же и есть… законная наследница! Все верно. Вот только наследовать нечего. Документов нет.