В е р н е р. Когда это должно быть?
Г л о б а. Скоро, в восемь часов.
В е р н е р (задумывается, вынимает из планшета карту). Подите сюда. Здесь?
Г л о б а (заглядывает). Так точно, здесь.
В е р н е р. А чем вы можете доказать?
Г л о б а. Так скоро же начнется. Сами увидите.
В е р н е р. А вы знаете, что русские подошли к самому лиману? Слышите?
Слышна канонада.
Г л о б а. Слышу, господин офицер. Так ведь это же тут. А у меня домик под Винницей. И жена там, и все. Я через вас только туда и попасть могу. А что все правда, вы не сомневайтесь. Я же у вас, господин капитан. Вы, если что, меня раз-два — и готово. Это же мне вполне ясно.
В е р н е р. Да, это должно быть вам ясно, очень ясно. Краузе, уведите их.
Краузе выводит Валю и Глобу в комнату с железной дверью, возвращается.
А теперь соедините меня со штабом.
К р а у з е (берется за телефон). Готово, господин капитан!
В е р н е р (по телефону). Господин майор, тут прибыл перебежчик оттуда — из той половины города. Он заявляет, господин майор, что у них ни воды, ни патронов и что они, отрезанные от своих, не знают, что происходит на самом деле. Он сообщает точные сведения. Сегодня в восемь они будут пробовать прорваться из города у Южной балки, вдоль лимана. Он сообщает, что это должно начаться в восемь часов. Да. Да. По-моему, взять туда четвертую роту от моста. Да. Ну что ж, на мосту останется два взвода, и потом… потом, они никогда не решатся из города идти прямо на мост… Да, конечно, проверю. Слушаю. Будет сделано. (Кладет трубку, берет лист бумаги, и что-то пишет.) Краузе! Сегодня вы им дадите есть. Ясно?
К р а у з е. Ясно.
В е р н е р. Вы вызовете их сюда, дадите им по куску, и когда подойдет этот, Семенов, вы передадите ему с куском незаметно эту записку. Это уже не в первый раз, он поймет.
К р а у з е. Может быть, просто вызвать его одного, господин капитан?
В е р н е р. Это слишком просто. Это просто для нас, но просто и для них. Мы его спросим через час. (Пауза.) Да, когда дадите им хлеб, до моего прихода оставьте их здесь. Здесь у них скорее развяжутся языки. А сами выйдите и посматривайте через эту дверь.
К р а у з е. Хорошо, господин капитан.
Вернер выходит.
(Отворив железную дверь.) Эй, вы! Идите сюда!
Входят С е м е н о в, Г л о б а и В а л я.
(Взяв тарелку с несколькими кусками хлеба.) Берите хлеб. Господин комендант приказал вам выдать хлеб. (Вале.) Вы берете?
Валя молчит.
(Швыряет к ее ногам кусок хлеба. Глобе.) Вы?
Глоба подходит и берет хлеб. Краузе подходит к Семенову и дает ему хлеб в руки. Семенов ест хлеб, стоя спиной ко всем. Глоба внимательно смотрит на него. Краузе выходит.
В а л я (тихо). Ну, Иван Иванович, скажите, что это неправда, что вы это все придумали. Скажите, мы же здесь все свои, а?
Г л о б а (громко). Оставь ты. Довольно я там унижался. Я теперь за все отплачу. За все ваши пакости. За мой дом поломанный. За тюрьму, где я сидел, за все.
В а л я. Какой же вы мерзавец. Если бы я только знала… Я бы вас убила. И Иван Никитич убил бы!
Г л о б а. Ну, это если бы да кабы… А теперь руки коротки.
В а л я (Семенову). Товарищ, вы слышите, что он говорит. Ведь вот он же сейчас пришел и всех выдал и рассказал, как наши хотят из города выйти, и где, и когда. Они все погибнут из-за него. Если бы у меня что-нибудь было. (Подходит близко к Глобе, с трудом поднимает руку.) Вот! (Ударяет его.)
Глоба с силой отталкивает ее. Она, пошатнувшись, валится на стул у стены. Долгое молчание.
Г л о б а (заметив, что Семенов отвернулся, подходит к Вале, тихо толкает ее). Валя!
В а л я (громко). Что?
На ее голос оборачивается Семенов.
Г л о б а (меняя тон). Вот что я вам скажу, барышня. Вы не очень! Я не люблю, когда меня руками трогают. Это я вам, конечно, на первый раз по вашей женской слабости прощу. А там, имейте в виду, и до вас руками коснуться можно.
В а л я. Как я могла раньше не догадаться? Вы же всегда такие вещи говорили, что мне противно было. Вот вы какой! А я не догадалась.
С е м е н о в (быстро подойдя к ней). А ты не огорчайся! (Кивнув на Глобу.) Это же свой, товарищ, это же он так. Для осторожности. (Глобе, сердито.) Что ты, в самом деле, дурака валяешь? Что мы, немцы, что ли? Всем нам один конец. Что же, до самой смерти, что ли, теперь друг друга подозревать? Смотри, до чего ее довел. С заданием перешел?
Г л о б а. А иди ты знаешь куда? Все вы думаете, что для вас с заданиями ходят. Жить я хочу. Понятно? Вот и все мои задания. Ничего мне такого ваша Советская власть не дала, чтобы помирать мне за нее.
В а л я (Семенову). Они у меня все руки вывернули. Ну, ударьте же хоть вы его, ради бога, чтобы почувствовал он, какой он гадюка.
Семенов подходит к Глобе и замахивается.
Г л о б а (выкрутив ему руку). Ну-ну, потише, а то я сейчас в дверь стукну, скажу немцам, что ты тут партизанскую войну разводишь. Я им знаешь какие сведения принес? Они тебе за меня ноги переломают. (Пауза. Внимательно смотрит на старые дубовые часы с маятником. На часах ровно восемь.) Что, часы правильные?
Все молчат.
Часы, говорю, правильные?
С е м е н о в. А что тебе часы? (С интересом). Зачем тебе, который час, знать надо?
Г л о б а. Я спросил: часы правильные? И больше я вопросов к тебе не имею, так что молчи. (Прислушивается.)
Из тишины доносятся первые далекие выстрелы. Свет гаснет.
Обстановка пятой картины. Берег лимана. Тревожная музыка близкого боя. Д в а к р а с н о а р м е й ц а, поддерживая, вводят на сцену В а с и н а. Сажают его.
П е р в ы й к р а с н о а р м е е ц. Ну, как, товарищ майор?
В а с и н. Ничего.
В т о р о й к р а с н о а р м е е ц (отодрав рукав рубашки, перевязывает Васину грудь). Ишь как бежит. Сейчас я стяну, товарищ майор, потуже: легче будет.
В а с и н. Кого-нибудь из командиров ко мне.
П е р в ы й к р а с н о а р м е е ц. Сейчас, товарищ майор. (Уходит.)
В а с и н. Седьмая и, кажется, последняя.
Входит П а н и н.
П а н и н. Александр Васильевич, куда вы ранены?
В а с и н. Кто это?
П а н и н. Панин.
В а с и н. Седьмая, и, кажется, последняя. Как там, товарищ Панин?
П а н и н. Немцы, видимо, ждали. Их много. Были готовы и встречают.
В а с и н. Это хорошо. Хорошо, что встречают. Очень хорошо, что встречают… (Пауза.) А от капитана никого нет?
П а н и н. Пока нет. Что прикажете делать, товарищ майор?
В а с и н. По-моему, нам приказ не меняли: наступать. Сейчас третий взвод подойдет, поведете его.
П а н и н. Есть.
В а с и н. Вместо меня примете команду.
П а н и н. Есть.
В а с и н. Кажется, слышно что-то от моста… а?
К р а с н о а р м е е ц. Так точно. Слышно, товарищ майор.
В а с и н. Плохо слышу. Сильно стреляют, а?
К р а с н о а р м е е ц. Сильно, товарищ майор.
В а с и н. Это хорошо.
Вбегает л е й т е н а н т.
Л е й т е н а н т. Где майор?
В а с и н. Я здесь. Откуда?
Л е й т е н а н т. Капитан просил передать, что наши уже у самого моста. Уже идет бой. Вы можете отходить.
В а с и н. Хорошо! (Вдруг громким голосом.) Последний раз в жизни хочу сказать: слава русскому оружию! А капитану передайте, капитану передайте, что… (Опускается на руки красноармейца.)
П а н и н (наклоняется над ним, потом выпрямляется, снимает фуражку). А капитану передайте, что майор Васин пал смертью храбрых, сделав все, что мог, и даже больше, чем мог. И еще передайте, что команду над ротой принял начальник особого отдела Панин. Можете идти.
Обстановка седьмой картины. Свет загорается снова, на часах десять. Г л о б а — по-прежнему ходит по комнате. В а л я полулежит на стуле. С е м е н о в из своего угла внимательно наблюдает за обоими.
Слышна близкая канонада.
Г л о б а (прислушиваясь). Десять… Что ж, десять — хорошее время. Подходящее.
С е м е н о в. Для чего?
Г л о б а. Для всего. Смотря что кому надо. Совсем забыли про нас хозяева. Видать, не до того им, а?
С е м е н о в (угрюмо). Не знаю.
Г л о б а. Не знаешь? А я думал, как раз ты и знаешь.
За стеной раздаются совсем близкие выстрелы и пулеметная трескотня.
С е м е н о в (испуганно). На улицах стреляют, а? Уже на улицах!
Г л о б а. А чего ты боишься? Это же ваши небось стреляют. Небось в город входят! Это мне бояться надо. А тебе что?
В а л я. Неужели пришли? (Семенову.) Наши идут, а?
С е м е н о в. А ну тебя… (Прислушивается.)
Г л о б а (подходит к нему). Ты что же? Тебе что, не нравится, что ли?
С е м е н о в. Отстань. (Прислушивается.)
Г л о б а. А ну, повернись-ка!
Семенов поворачивается.
Дай-ка я на тебя посмотрю, какой ты был? Так. Ну, а теперь какой будешь? (Бьет его по уху.) А это для симметрии. (Снова бьет по уху и третьим ударом валит на пол.) А теперь лежи, тебе ходить по земле не для чего. Привыкай лежать. Расстреляют — лежать придется.
В а л я. Что вы делаете?
Г л о б а. А то и делаю, Валечка, что морду ему бью, сволочи. Наши в город ворвались. Теперь кончена моя конспирация. Немцы тикают. И сейчас нас с тобой стрелять будут. Это уж точно, это у них такая привычка. И не хочу я перед смертью, чтобы ты меня по ошибке за сволочь считала. Вот что значит.