Ж е н щ и н а (говорит по телефону, вернее кричит). Вы уже третий раз звоните, и я третий раз отвечаю: нет у меня галифе с красными генеральскими лампасами. Нет! Это не костюмерная! Нет, это не канал Грибоедова!.. Что? А это уже не ваше дело! А потому что это военная тайна. И все! Кончено! Вам нужны, черт побери, галифе с лампасами, а у меня их нет. Все!
Женщина вешает трубку. Входят О л я и К а з а н ц е в. Они молча стоят. Наконец усатая женщина замечает их.
Ну?!
К а з а н ц е в. Не понял…
Ж е н щ и н а. Ко мне?
О л я. Здравствуйте.
Ж е н щ и н а. Из жилуправления?.. Давайте быстрее!.. Ну чего вы стоите? Где сводка?..
К а з а н ц е в. Вы извините. Мы совсем не из жилуправления… Мы…
Женщину одолевает кашель.
Вам помочь?..
Ж е н щ и н а (машет рукой). Не обращайте внимания. (Постукивает себя по груди.) Астма… Ну садитесь, чего же вы?
Оля и Казанцев садятся.
Только, пожалуйста, не хнычьте и не нойте — все еле ходим, но все работаем… Знаю, что не сладко, но…
К а з а н ц е в. Простите, о чем вы?
Ж е н щ и н а. О чем вы, о том и я… Опять сегодня черт знает какая сводка — почти три с половиной тысячи!.. С ума можно сойти!..
К а з а н ц е в. Мы не за этим… Мы…
Ж е н щ и н а. А, понимаю, понимаю… Извините… (Вдруг кричит.) Но мне некогда, некогда мне, понимаете, некогда выписывать справки! Обращайтесь в «Похоронное бюро». Это их работа. Там целый трест. У меня не сто рук, черт возьми!..
К а з а н ц е в (тихо). Не кричите на нас, пожалуйста…
Ж е н щ и н а. Смотри какой! А может, ты сядешь на мое место работать? Я бы на тебя тогда посмотрела!.. Всем нужны справки. Зачем вам справки?
К а з а н ц е в. Нам не нужны справки.
Ж е н щ и н а. Господи, боже мой, что же вам тогда нужно?
К а з а н ц е в. Нам нужно пожениться.
Ж е н щ и н а. Что?
К а з а н ц е в. По-же-нить-ся…
Женщина вздрагивает, и кашель снова одолевает ее.
Ж е н щ и н а. Вы?
К а з а н ц е в. Да, мы. Мы хотим пожениться.
Ж е н щ и н а (после паузы, приказывает). Паспорт и красноармейскую книжку!
Казанцев и Оля подают документы. Женщина неожиданно морщится, плачет, достает платок, прижимает его к глазам.
К а з а н ц е в. Что с вами?
Ж е н щ и н а (всхлипывая). Ничего… Ничего… (Платком вытирает глаза.) Боже мой… Ничего… Ничего… Когда все время регистрируешь только смерть… Ну вот… Ну что же делать-то теперь… Что же я, дура, сижу-то?.. Я сейчас…
Она суетится, никак не может выдвинуть ящик стола.
Звонит телефон, она снимает трубку.
Алло!.. Алло!.. У телефона!.. (Бросает трубку.) А, чтоб вас!.. (Казанцеву.) А вам это очень нужно? Да?
К а з а н ц е в. Очень.
Ж е н щ и н а. И именно сегодня?
К а з а н ц е в. Да. Через час я ухожу на фронт.
Ж е н щ и н а (Оле). Подождите, пока вернется.
К а з а н ц е в. Нет. Только сегодня. Сейчас. Мы решили.
Ж е н щ и н а (вдруг говорит тихо-тихо, почти шепотом). Что ж, может, вы и правы… Я, представьте, никогда не выходила замуж — все откладывала… Но я не жалею… Зачем?.. (Спохватившись.) Ой, что же я разболталась… Нужно же все привести в порядок!.. Раз люди в такое время еще женятся, боже мой, может быть, кто-нибудь придет и с новорожденным?!
Женщина вынимает из письменного стола две толстые книги, печати, стирает с них пыль, вздыхает, глядя на Олю и Алексея, и говорит совсем обыденным тоном.
Ну так где же ваши документы?
З а т е м н е н и е.
Казарма. Все в шинелях. К р ы л о в беспокойно смотрит на часы. К нему склоняется Д а л ь с к и й.
Д а л ь с к и й (тихо). Вы не спешите. Еще успеете доложить…
К р ы л о в. А если он не вернется?
Д а л ь с к и й (доверительно похлопывая Крылова по руке). Он вернется. Только не спешите докладывать…
Из коридора команда: «Выходи строиться!»
К р ы л о в. Вот вам и «придет»… Пошли… (Замечает куклы под нарами Дальского.) А это?
Д а л ь с к и й (печально). А!.. Не нужно…
Входит К а з а н ц е в.
К а з а н ц е в. Правильно, после себя всегда надо оставлять что-то хорошее.
Д а л ь с к и й (оборачиваясь). Что я говорил?! Пусть я не индусский факир! Но что я говорил!..
Крылов поворачивается, а Казанцев уже собирает на нарах свой вещевой мешок.
К а з а н ц е в. Здравствуйте.
К р ы л о в. Казанцев…
К а з а н ц е в. Я!
К р ы л о в (молитвенно). Сволочь… Какая же ты удивительная сволочь… Ты… Ты можешь объяснить свою отлучку?
Казанцев стоит по стойке «смирно», приставив карабин к ноге.
К а з а н ц е в. Могу.
К р ы л о в. Ну?
К а з а н ц е в. Разрешите доложить, мне полагается отлучка. Вот… Пожалуйста…
Он протягивает Крылову вдвое сложенную бумажку.
К Крылову подходят Ш у с т о в, В о е в о д и н и Д а л ь с к и й.
К р ы л о в (читает). «Свидетельство… о браке…»
Все смотрят на Казанцева, а он все так же стоит по стойке «смирно».
(Читает). «Гражданин Казанцев Алексей Сергеевич, девятнадцати лет, и гражданка Кошкина Ольга Матвеевна, восемнадцати лет, вступили в брак двадцать первого… м-м-м… о чем в книге записей актов гражданского состояния о браке произведена соответствующая запись под номером…»
Ш у с т о в. Дай-ка… (Читает.) «После регистрации брака присвоены фамилии… присвоены фамилии… мужу — Казанцев, жене — Казанцева». (Воеводину.) А?..
В о е в о д и н (берет бумажку у Шустова). Первый раз такую штуку вижу… (Читает вздыхая.) «Жене — Казанцева…»
Кошкин сидит на нарах, ни на кого не глядя.
К р ы л о в (отдавая бумажку Казанцеву). Ладно, потом разберемся. Пошли.
Из коридора опять команда: «Выходи строиться: вторая!»
Ш у с т о в (подходит к Казанцеву, шепчет). Алеша… Слышишь, Алеша…
Казанцев поворачивается к нему, Шустов виновато смотрит на Алексея и неловко протягивает ему сахар.
На-ка… ей…
Казанцев подставляет ладонь, и тут же Воеводин протягивает ему свой сахар. Дальский тоже вынимает из кармана белые комочки, сначала нюхает их, блаженно прикрыв глаза, затем кладет их в ладонь Казанцеву. Тогда и Крылов достает свой сахар.
Входит О л я.
О л я. Здравствуйте.
Г о л о с. Сколько раз подавать команду?!
К р ы л о в. Пошли… А ты догонишь… Я скажу комбату…
Все, оглядываясь, уходят. Кошкин подходит, обнимает Олю и, не оглянувшись, уходит.
К а з а н ц е в (высыпает Оле в карман пальто сахар). На. От наших ребят подарок. Я же тебе говорил — у нас мировые ребята.
О л я. Послушай… Я боюсь… Я никогда не была на войне и боюсь… Страшно там?..
К а з а н ц е в. Страшно. Но ты не бойся. Я к тебе еще приду. Вот увидишь… Обязательно приду…
О л я. Хорошо. Только ты меня поцелуй… Ты ведь меня еще не целовал.
Казанцев подходит к Оле и целует ее.
К а з а н ц е в. Только ты жди… Обязательно жди… Слышишь?!
З а т е м н е н и е.
У красной кирпичной стены стоят ж е н щ и н ы. Их мужья, сыновья, братья уходят снова на фронт. Женщины неподвижны и безмолвны. Стучит в тишине метроном. Слышна команда: «Равняйсь! Смирно! Нале-во! На ре-мень! Шагом марш!» Полк уходит…
На авансцене Ж е н щ и н а.
Ж е н щ и н а.
Я никогда героем не была,
не жаждала ни славы, ни награды.
Дыша одним дыханьем с Ленинградом,
я не геройствовала, а жила.
И не хвалюсь я тем, что в дни блокады
не изменяла радости земной,
что, как роса, сияла эта радость,
угрюмо озаренная войной.
Сестра моя, товарищ, друг и брат,
ведь это мы, крещенные блокадой!
Нас вместе называют — Ленинград!
И шар земной гордится Ленинградом.
Двойною жизнью мы сейчас живем:
в кольце и стуже, в голоде, в печали,
мы дышим завтрашним
счастливым, щедрым днем, —
мы сами этот день завоевали.
И ночь ли будет, утро или вечер,
но в этот день мы встанем и пойдем
воительнице-армии навстречу
в освобожденном городе своем.
Мы выйдем без цветов,
в помятых касках,
в тяжелых ватниках,
в промерзших полумасках,
как равные, приветствуя войска.
И, крылья мечевидные расправив,
над нами встанет бронзовая Слава,
держа венок в обугленных руках.
Музыка.
З а н а в е с.
Ю. ЧепуринСТАЛИНГРАДЦЫНародная драма в четырех действиях, пяти картинах, с эпилогом
Светлой памяти генерал-лейтенанта К. А. Гурова, члена Военного совета 62-й армии.
Д ы б и н — командарм.
Л а в р о в — начальник штаба армии.
К л и м о в — командир дивизии.
Ж и л и н — начальник штаба дивизии.
Ш е л е с т — комиссар дивизии.
Я ш к а Б у б е н — краснофлотец.
К у д р о в — снайпер.
Ф а р м а н о в Ф а т а х — боец-узбек.
А н д р е й — сержант.
В и т ь к а.
С о к о л — адъютант Климова.
З е м ц о в — молодой военинженер, командир понтонного батальона.
З о я — телефонистка.
Т е л е ф о н и с т.
Р а д и с т.
Г р е б е ш к о в — писарь наградного отдела.
З а х а р ы ч — бакенщик.
Ю л ь к а — его дочь.