С а п е р. Из какого полка-то, ребята?
Г у л а й. Папа, не будьте любопытны. Саперу это вредно. Он через любопытство подорваться может.
Сапер презрительно оглядывает Гулая и не отвечает.
Ш а п к и н (смотрит вдаль). Вон Яновку видно. Бой идет, славяне!
С а п е р. Ваши, что ль, дерутся?
Ш а п к и н. Наши. Полсела отбили, а дальше не пускает.
С к р и п к а. Сильно стреляют. То, похоже, немец атакует. А?
Г у л а й. Ситуация! А комбат генералу обещал до вечера всю Яновку забрать.
Ш а п к и н. Обещал — заберет. У него слово — камень. Вот приедет туда — наведет порядок. Сразу рванем! Дорогу бы только очистили — боеприпасы возить надо.
С а п е р. Очистим.
С к р и п к а. А вот, хлопцы, когда я служил адъютантом у полковника Булкина, мы с ним одного разу не заметили, что написано, и на минное поле поехали…
Г у л а й. Встать! Смирно! Музыка играет чушь. Герой, Европы и Азии Максим Скрипка выступает с мемуарами за свои героические подвиги. Концерт идет под заглавием «Восемьдесят тысяч километров по минам, или Фантазия для скрипки с оркестром». Прошу, маэстро! Заливайте!
С к р и п к а. Дурень ты! Еще того не было, чтоб Скрипка сбрехал. Сказал — ехал, значит, ехал. На машине…
Г у л а й. Точно, моя балалаечка. На машине. На швейной.
С к р и п к а. Иди ты… (Обиженно.) Могу и не рассказывать. Пожалуйста. Просто факт был интересный…
С а п е р. Вологжан промеж вас нету, ребята? Земляков ищу.
Ш а п к и н. Вологодских? В нашей роте нету. Зато калининских много.
С а п е р. Тверяки — соседи. А вы сами, извиняюсь, откудова будете?
Г у л а й. Вы, папа, часом не женского пола? Исключительно любопытны.
С а п е р. Женского пола — это который языком зазря много чешет. С тобой разговора нету — ты и не обзывайся. (Шапкину.) Я так полагаю, что всякий человек к человеку обязательно интерес должон иметь. Животные и те сойдутся — обнюхаются, познакомятся.
Гулай принюхивается к саперу.
А человеку и подавно надо знать, как другие люди живут. У меня дед был, сто два года прожил, в севастопольскую еще воевал. Бывало, говорит мне: «Ты у людей жить учись. Встретишь какого человека — приглядывайся, расспроси, как и что. Человек, говорит, только на деньги бедный бывает, а на жизнь всякий человек богат». Оно и точно. Какой ни худой человечишко, а поглядишь — живет по-своему. Другому интересно. Вот я, к примеру, человек самый что ни на есть простой — плотник вологодский, и все тут. А уже третью войну воюю.
С к р и п к а. Ого! Три войны? И не убило.
С а п е р. Убить не убило, а ранения имею. И что, ребята, интересно. Воюю, воюю — все ничего, а как до границы дошел — хлоп, ранило! Хоть лопни — не пущает нечистая сила за границу. В четырнадцатом году мы в Восточную Пруссию пошли, генералу Самсонову на помощь. До границы доходим — речушка там плохонькая. Пошел я вброд. Только на берег подымаюсь — дозор немецкий наскакал. И делов-то всего три выстрела, а меня одного в руку ранило. Ну, теперича ладно, подлечился я в лазарете. Революция прошла, пошел я на гражданскую воевать Колчака били — ничего мне. Деникина били — живой, здоровый остался. В двадцатом году погнали мы белополяков. Так погнали — куды там. Киев забрали, Житомир, а у Шепетовки меня опять покалечило, да тяжело — осколком в бок. Гляжу, после войны в том самом месте границу поставили. Вот мать честная!
Ш а п к и н (смеясь). Чудеса, елки-метелки!
С а п е р. Вот думаю — как оно нынче будет? Неужто только до границы дойду? Больно мне охота по Германии пройти — поглядеть, как они живут, немцы эти. Почему второй раз воевать полезли? Разобраться хочу в этом вопросе.
С к р и п к а. Вы, дядько, всю войну за минера служите?
С а п е р. Нет, племяш. Я, ежели хочешь знать, сапер на все руки. И минное, и подрывное, и понтонное дело понимаю. В Сталинграде дивизию генерала Родимцева через Волгу переправлял. Днепр второй лодкой переехал. А особый мастер я мосты ставить. Мостов навел — без счету. У нас вся деревня плотники первостатейные. Карандаш топором зачинить можем. В общем сказать, по саперному делу я все могу. Одного, ребята, не могу. Командовать. Ты мне приказывай — все как положено сделаю, а сам командовать не могу. Характер не позволяет. Разов пять меня за старшого ставили — не идет дело, да и только. Комбат говорит: «Быть тебе во веки веков простым солдатом». И в колхозе вот так. Простым плотником работаю — хорошо. Ну, теперича ладно, как бригадиром поставят — все вразвал пошло Вот мать честная!
Ш а п к и н. Бывает. Вот у нас в Ерофей Палыче один слесарь был…
С а п е р. Это в каком смысле, в Ерофей Палыче?..
Ш а п к и н. Станция такая есть — Ерофей Палыч. У нас в Приамурье. Работал я там в депо.
С а п е р. С Амура? Сибиряк, стало быть?
Ш а п к и н. Коренной. Таежное племя!
С а п е р. Ишь откудова! Полный переворот война народу делает. Со всех краев людей соберет. Вот, ребята, сколько воюю, а как попаду опять на фронт, погляжу на людей, поспрошаю, кто да откудова, — и такое у меня в душе волнение происходит… ну… просто шапку снять охота. Какая она огромадная, Россия наша, сколько в ней силы человечьей! Скажем, я, к примеру, вологодский, они вот сибиряк… (Валиеву.) А ты небось из Крыма.
В а л и е в. Зачем Крым? Мы сын казанского народа. Один татарин, два шеренга стройся.
С а п е р. Хороший город Казань. Приходилось. (Скрипке.) А ты, видать, отседова? С Украины?
С к р и п к а. Мы с-под Харькова.
С а п е р. Колхозник?
С к р и п к а. Та нет. На сахарном заводе работал.
С а п е р. Небось сладко. Кем был-то?
С к р и п к а. Та так… Вроде и директором.
Ш а п к и н. Ну чего опять загибаешь, Максим? Я-то знаю. Бригадиром ты был, а не директором.
С к р и п к а. Товарищ сержант, еще того не было, чтоб Скрипка сбрехал. Я же не сказал, что директором. Вроде директором — то ж совсем другое дело.
С а п е р. Это как же — другое?
С к р и п к а. Та вы обождите, я ж скажу. Я ж начальника цеха завсегда заменял. Как до курорту поедет — я его заменяю. Одного разу, в сороковом году, в маю месяце поехал вот так, а главного инженера в той час до Киева вызвали, а назавтра директор заболел. Зовет он меня до телефону. Товарищ Скрипка, говорит, Максим Петрович, вы на заводе теперь за главного будете. Ну то правда, не сезон был, на ремонте стояли, а все ж таки то ж завод. Пять суток за директора, за главного инженера та за начальника цеха был. Где ж тут брехня? Я еще мало сказал.
Все смеются.
Ш а п к и н. Ну и ну. Подвел базу.
С а п е р. Такое набуровил, что не проглотишь. (Кивает в сторону Гулая.) А этот шалтай-болтай откудова?
Ш а п к и н. Николаевский. А работал в Одессе.
Г у л а й (напевает).
Город Николаев,
Французский завод,
Там работал мальчик —
Двадцать первый год.
С а п е р. Тоже небось «вроде директор» какой был?
Ш а п к и н. Шоферня. Баранку крутил.
Г у л а й (обиженно). «Шоферня»! Разбираться надо, товарищ сержант. Баранки тоже ассортимент имеют — где бублик, а где сахарная сушка Вот, папа, могут тебе сфантазировать, что я картошку на трехтонке возил. А я был личный, персональный водитель первого класса у товарища Пиньковского, директора Одесской государственной консерватории. Лимузин эм один. Это ж интеллигентный труд. Заслуженные, народные! Людвиг ван Бетховен! Симфония! Виолончель! Пятьдесят червонцев ежемесячно! Это ж средства были на тот отрезок времени. В выходной наденешь костюмчик бостон, рубашечку зефир, галстук — бабочка «фантазия», возьмешь тросточку, выйдешь на бульвар — так люди ж думают, мастер вокала идет. Это ж консерватория! А вы — «шоферня»!
С а п е р. Ишь ты, консерватория! Один, значит, сахар делал, а другой консервы. Сытно, видать, жили. Тот «вроде директор», а этот возитель директора. Вот мать честная! А я, ребята, так полагаю — всяк сверчок знай свой шесток и выше носа не подпрыгивай.
Г у л а й. Вы, папа, как я вас понимаю, — крупный философ. Вы прямо-таки малый саперный Спиноза.
С а п е р. Сопляк ты вонючий! Ты кому такие слова говоришь?! Ты еще без порток бегал, а я уж две войны отвоевал. Видать, мало тебя отец ремнем учил. «Спиноза»! Я б тебе всыпал пониже спинозы, чтоб языком не чесал.
Ш а п к и н. Ты, Гулай, как смола. Человек постарше тебя.
Г у л а й. Да чего вы, папа, на меня взъелись? Спиноза — это ж такой мудрец был. В древнеримской Греции.
С а п е р. Пущай был. Все одно не имеешь права. Интеллигенция сопливая!
Г у л а й. Темнота и дикость! Твердокаменный век!
Ш а п к и н (прислушиваясь). Вроде сильней стреляют в Яновке. А? Как бы ребята из села не подались. Что ж комбат-то не едет? (Смотрит.) Не видно. Девки его, верно, задержали.
С а п е р. Это что ж он, с девками спутался?
Ш а п к и н. Да нет. Наши — санинструктор и телефонистка — с ним едут. Он у нас насчет женского пола строгий, даром что молодой. Вот жалко, запивать стал. С женой у него история вышла — переживает. А вообще геройский комбат. Скрипка наш про него даже стих написал. А ну прочитай, Максим.
С к р и п к а. Та не стоит…
Все, пересмеиваясь, упрашивают Скрипку.
Ну добре, прочитаю.
С а п е р. А ну, а ну!
С к р и п к а.
Капитан товарищ Громов —
Наш геройский командир.
Мы, солдаты третьей роты,
Завоюем увесь мир.
С а п е р. Постой, постой! Это как же выходит? Одна рота и весь мир завоюет?
С к р и п к а. Та то ж стихи, а не вправду. Вы, дядько, не цепляйтесь, а дослухайте до конца.
С а п е р. Ну давай, давай!
С к р и п к а.
Я солдат товарищ Скрипка,
А по имени Максим.
Немцев бьем мы дуже шибко