Г р о м о в. Не буду. Расстреливайте.
К р а ф т. Мне очень жалко расстреливать храброго русского солдата. Я не хочу это делать. Я буду давать тебе время думать. Ты имеешь… (смотрит на часы) шесть часов.
Г р о м о в. Не надо. Время потеряете.
К р а ф т. Шесть часов. Ответ есть жизнь, молчание есть расстрел. (Уходит вместе с Адлером.)
Сцена поворачивается, открывая двор. Смеркается, дует ветер со снегом. У ворот на часах Я н.
К р а ф т. Погода меняется. Метеослужба радировала, что с севера идет снежная буря.
А д л е р. Тем лучше, не правда ли, господин генерал?
К р а ф т. Да, нам легче будет прорваться. Однако вернемся к пленному, Адлер. Я согласен — он похож на переодетого офицера. Но ведь это не была разведка?
А д л е р. Нет, господин генерал. Это была атака, и он действовал, как простой солдат.
К р а ф т. Странно. Но он кое-что знает. Как упорно он отказывается отвечать.
А д л е р. Может быть, применить особые методы?
К р а ф т. Нет, Адлер. Особые методы хороши, когда вы видите страх смерти в глазах пленного. Хотя бы мгновенный проблеск страха, только щель — этого достаточно. Действуя физической болью, как рычагом, вы раздвигаете эту щель. Но есть иные люди. С ними пытка может дать обратный результат. Она мобилизует их волю, разжигает фанатизм. Это именно такой человек, Адлер.
А д л е р. Да, пожалуй, это так.
К р а ф т. С ним надо действовать тоньше, умнее, Адлер. Я намеренно дал ему шесть часов. Как бы он ни готовил себя к смерти, жажда жизни берет свое. В нем надо разбудить жизнь. Вот что, Адлер. Сделаем психологический опыт. Пошлите ему офицерский обед, лучшие сигареты и моего рома. Пусть он ест, пьет, курит, и пусть в нем заиграет жизнь. Посмотрим, окажусь ли я прав. Если это не развяжет ему язык, можете расстрелять его на рассвете. Кстати, его следует разлучить со вторым пленным. Надо заставить его думать наедине.
А д л е р. О, этому солдату осталось жить час-два.
К р а ф т. Во всяком случае, поместите часового внутри. Пусть не позволяет им разговаривать.
А д л е р. Слушаюсь.
К р а ф т. Я пойду к себе ужинать. Предупредите полковника. (Уходит за ворота.)
Адлер подходит к Яну, что-то говорит, показывая на дом, и тоже уходит. Ян входит в дом. Сцена поворачивается, снова открывая комнату. Ян, поставив у стены автомат, зажигает керосиновую лампу на столе, потом завешивает шторой окно и начинает возиться у печки, растапливая ее. Входит с о л д а т с подносом, передает его Яну, что-то тихо говорит и уходит. Ян молча ставит поднос на табуретку у изголовья Громова. На подносе — еда, сигареты, фляга.
Г р о м о в. Это еще что?
С а п е р. Видать, генерал… Обхаживает. А ты поешь, сынок.
Г р о м о в. Давай вместе, отец.
С а п е р. Да я и глядеть на это не могу. Какая еда, коли пуля в животе? Пуля досыта накормила, до смерти хватит. А вон, похоже, сигареты лежат. Сигаретку дай, потяну малость.
Г р о м о в. Да ведь нельзя тебе, наверно, с такой раной.
С а п е р. Это кабы я в нашем госпитале лежал, тогда б нельзя было. А тут, сынок, все навыворот получается. Тут то лекарство хорошо, через какое на тот свет скорее попадешь. Дай одну. Хоть и не поравнять с нашей махорочкой, а все дымком побалуюсь напоследок. На душе полегчает.
Громов, распечатав пачку, достает сигарету и знаком просит Яна передать саперу. Ян передает и зажигает спичку. Сапер закуривает.
Г р о м о в. А что же во фляге? Чай, что ли? (Нюхает.) Ого! (Пробует.) Ром! Честное слово, ром!
С а п е р. Гляди. Ублаготворяют тебя.
Г р о м о в. Что ж, они думают — выпью рому, да и расскажу все?
С а п е р. А пускай думают. Ром, конечно, дело, надо выпить. Как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок. И я глоточек сделаю, коли дашь.
Г р о м о в. Пей все, отец. Я не буду.
С а п е р. Почему такое?
Г р о м о в. Зарок дал не пить. Дело одно было… В общем, зарок на всю жизнь.
С а п е р. На всю жизнь? Тогда этот зарок уже не годится.
Г р о м о в. Почему?
С а п е р. Потому для нас с тобой жизнь уже окончилась. Ежели рассудить, то мы с тобой уже на том свете. И зарок твой кончился.
Г р о м о в (смеясь). Ловко рассудил. Эх, выпить, что ли, в самом деле? Уговорил, отец! Во славу русского оружия! (Пьет и делает знак Яну.)
Ян передает флягу саперу.
С а п е р (отпивая). Хорош! Хотя водочка-матушка, та, пожалуй, повкуснее будет.
Г р о м о в (закусывая). Огонь по жилам пошел. Эх, отец, даже умирать жалко стало.
С а п е р. Кому не жалко.
Г р о м о в. Я тебе скажу… (Оглядываясь на Яна.) Слышь, отец, а этот вонючий фриц, видно, всю ночь торчать будет.
Я н. Я не фриц. Я есть поляк. Я хорошо разумею по-русски.
Громов и сапер оторопело смотрят на Яна, потом друг на друга.
Г р о м о в. Приставили слушать, что мы с тобой говорить будем.
Я н. То неправда. Гауптман Адлер не ведает, что я разумею по-русски. Я имею приказ сторожить и не позволить вам говорить.
Г р о м о в. А чего ж позволяешь?
Я н. А, вшиско едно смерть. Вам смерть, мне смерть, немцам смерть. Всем смерть. Вшиско едно.
С а п е р. Как звать-то тебя?
Я н. Ян.
С а п е р. С Варшавы?
Я н. Лодзь.
С а п е р. Тоже хороший город. Служил я в Лодзи до той войны. Мануфактура там знаменитая.
Я н. О да. Я есть ткач.
С а п е р. Рабочий класс, стало быть? А как же это у тебя, парень, получилось: Гитлер твою Польшу себе заграбил, людей ваших сколько поубивал, а ты ему служить пошел?
Я н. Что можно делать? Мобилизация. Не пойдешь — расстрел.
Г р о м о в. В плен бы давно сдался.
Я н. Надо иметь случай. Я не имел. Я был в штабе. Фронт — далеко. Пан товажиш, что мне сделают, коли я пойду в плен?
С а п е р. А ничего не сделают. Пошлют в лагерь для пленных. Ты не бойся — лагеря у нас не то что у Гитлера. Харч дают как положено, папиросы тоже. Ну, конечное дело, работать там надо, не без этого… (Морщится от боли.)
Г р о м о в. Он же поляк. Могут и в лагерь не послать. У нас на фронте польская дивизия есть. Имени Костюшко. Иди да воюй. Польшу освобождать будешь.
Я н. То правда, пан товажиш?
Г р о м о в. Что я тебе, врать буду?
Я н. Пан товажиш, есть приказ генерала Крафта — завтра утром вшиско войско иде на прорыв.
Г р о м о в. Завтра утром?
Я н. Да. Коли я останусь живой, я не пойду до немцев, я пойду завтра в плен до русских.
С а п е р. Это коли живой будешь Думаешь, наши-то ушами хлопают? Сунетесь… жару дадут… употеете красным потом… Генерал Русаков поймал… не выпустит. (Говорит сквозь стиснутые зубы — донимает боль.)
Я н. То так. Немцы говорят: завтра пойдем на страшный суд.
С а п е р. Правду говорят… Учти, можно не успеть… в плен-то. Бой — дело такое… сгоряча хлопнут. Чего тебе, парень, до завтра ждать, коли сегодня удобный случай подвернулся?
Я н. Какой случай?
С а п е р. Да вот, бери этого человека и беги с ним вдвоем. Он ходить-то может, не то что я. Сейчас, ночью, и бегите.
Я н. О, то не можно. Бардзо войска. Охрана.
С а п е р. Да ты глянь за окно — погода какая. Вон вьюга как зверь воет. В такую ночь только из плена бегать. За два шага от часового пройдешь — не приметит.
Я н. Не можно. Поймают — расстрел.
С а п е р. Боишься? Ну смотри. Вспомнишь ты меня завтра, когда наши вас добивать будут. Вспомнишь, да поздно. Ты подумай — нам-то помирать не так обидно: знаем, за что помрем. За Россию, за Советскую власть! А ты за что помирать будешь? А?
Я н (молча смотрит на сапера, потом подходит к окну и приподнимает штору). Ночь темна, снежна. То правда.
С а п е р. Верное дело. Ты тут его проведешь, а когда к передовой подойдете, он дорогу покажет. То не простой солдат. Грамотный человек. Офицер.
Г р о м о в. Брось, отец!
С а п е р. Не бойся, сынок. Я людей понимаю, знаю, когда можно сказать. (Яну.) С ним придешь — тебя как своего встретят. Помог офицеру бежать. Понял?
Я н. Не можно, пан товажиш. Расстрел.
С а п е р (приподнимаясь). Ну и подыхай как пес! За Гитлера подыхай! Вот тебе мое предсмертное слово: сложишь ты завтра свои кости на нашей земле. В одной могиле погниешь с теми, кто твою Польшу разорил. Ожидай свою собачью смерть! (С искаженным от боли лицом падает на солому.)
Я н (с ужасом смотрит на него и невольно вытирает рукой пот, выступивший на лбу). То правда. Вшиско едно смерть. Так — смерть, так — смерть. Я достану пану офицеру немецкую шинель, автомат. Я ведаю пароль — можно пройти. Почекайте, я пойду взять шинель.
Г р о м о в. Стой! Слышь, ты в штабе работаешь? У генерала?
Я н. Так.
Г р о м о в. Можешь сейчас в штаб пройти?
Я н. Так. То можно. Але зачем?
Г р о м о в. Вот что… Может, удастся тебе в штабе какие-нибудь документы взять? Попробуй стащить… И бежим с ними.
С а п е р. Толково. Попробуй, Ян. Документы доставишь — большую помощь нашим сделаешь. Отблагодарят.
Я н. То трудно… А, вшиско едно! Можно спробовать. А ну, чекайте. Я скоро. (Уходит.)
С а п е р. Ходить-то можешь?
Г р о м о в (встает и ходит). Порядок. Дойду. Даже голова перестала болеть. Ром помогает. Спасибо генералу!
С а п е р. Еще хлебни… Флягу с собой… тоже…
Г р о м о в. Отец, ты-то остаешься!
С а п е р. Ненадолго остаюсь, сынок… Видать, к концу… Боль… в глазах темно… Так что мы с тобой, почитай, вместе отправимся… только в разные стороны!
Г р о м о в (прислушиваясь). Тихо. Вроде самолет гудит.
С а п е р. Ты что?!. Чудится. Метель воет.
Г р о м о в. Да нет же, ты послушай! И не один самолет.
Прислушиваются. Гул самолетов.
С а п е р. И то правда… Оказия! Похоже, «кукурузники» наши.