Взрывы бомб. Звенят стекла.
Г р о м о в. Наши! Бомбят!
С а п е р. Ну отчаянные ребята!
Вбегает Я н с шинелью и автоматом.
Я н. Пан товажиш, скорее! Русские самолеты. В штабе никого — все до убежища. Заберем документы. Вот шинель… (Помогает Громову надеть шинель.)
Г р о м о в (берет автомат, сует в карман флягу и подходит к саперу). Отец, прощай! Спасибо тебе. (Нагибается и целует его.)
С а п е р. Прощай, сынок! Долгой тебе жизни… большой, светлой жизни… Добрый путь, ребята! Бегите!
Г р о м о в. Адрес хоть дай — кому написать про тебя. Фамилия как твоя? Из какой части?
С а п е р. Не до того сейчас. Беги, сынок… время не ждет. Это и неважно… Скажи там — солдат помер. Русский солдат…
Я н. Пан офицер, скорее, скорее. Будет поздно.
Г р о м о в (махнув рукой). Эх!.. Прощай, отец! (Вместе с Яном убегает.)
С а п е р. Уйдут! Побомбили бы подольше… Постой! Я ведь еще не помер. Помогу самую малость… (С трудом встает, придерживая рукой рану на животе, сдирает с окна штору и ставит лампу на окно, прибавляя фитиль.) Свети, родная, свети сильней! Сам бы загорелся, чтоб посветить… да огня уже нету. Догорел… (Падает на пол.) Беги, сынок, беги. Это неважно, как фамилия… Нас всех не упомнишь, которые погибли… Скажи — солдат помер… Русский солдат…
Взрывы приближаются.
З а н а в е с.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Комната в хате — временный командный пункт батальона. Слева — дверь, в стене против зрителей — два окна. Печь, кровать, застланная плащ-палаткой, широкая лавка у стены под окнами, стол с коптилкой и телефоном. За окнами воет вьюга. У стола что-то пишет К р у п и н. Входит Ш е в ч е н к о. Крупин вскакивает.
К р у п и н. Товарищ генерал…
Ш е в ч е н к о. Вольно… Где Кошкин?
К р у п и н. Сдает участок соседу. Командир полка приказал вывести батальон в село. На новое место идем, товарищ генерал?
Ш е в ч е н к о (снимая папаху и присаживаясь к столу). Дивизию в резерв командующему фронтом вывели.
К р у п и н (разочарованно). Как?
Ш е в ч е н к о. Вот так. Что? Не нравится?
К р у п и н. Приятного мало, товарищ генерал. То впереди были, а сейчас, когда дело к концу, в хатах отдыхать будем. Мы, откровенно говоря, уже на Писаревку нацелились. На Крафта.
Ш е в ч е н к о. Мало ли что. Может, я тоже нацелился. Наше дело солдатское, начальство лучше знает, на что нацеливать. Только отдыхать не придется. Выходим на рубеж у Яновки, где мы неделю назад стояли. Там будем оборону занимать.
К р у п и н. Да от кого же там сейчас обороняться, товарищ генерал? Разве что от вьюги? За десять километров от передовой.
Ш е в ч е н к о. Это еще неизвестно, как обернется. Есть предположение, что немцы ночью на прорыв пойдут.
К р у п и н. Неужели они туда смогут прорваться, товарищ генерал? Впереди столько войск.
Ш е в ч е н к о. Раз командующий фронтом нас туда посылает, значит, предвидит эту возможность. В общем, учтите, капитан: самый последний рубеж держать придется. За спиной у вас уж никого не будет. Если немцы к вам прорвутся — костьми лечь, но не пропустить. Так и передайте Кошкину.
К р у п и н. Слушаюсь.
Ш е в ч е н к о (встает). Надо ехать. О Громове слышали?
К р у п и н. Слышал, товарищ генерал. Лучшего друга я потерял.
Ш е в ч е н к о. Да… жалко… Ковалева знает?
К р у п и н. Знает.
Ш е в ч е н к о. Плакала?
К р у п и н. Представьте, нет, товарищ генерал. Только какая-то странная ходит. Как потерянная. Я уж ее отвлечь стараюсь — поручения разные придумываю. Вот сейчас послал из медсанбата Петревич привезти, телефонистку, которая родила.
Ш е в ч е н к о. Да-да, надо ее сегодня же отправить в тыл, а то завтра тут горячо будет. До свиданья, капитан. (Пожимает руку Крупину и идет к двери.)
Навстречу Шевченко сходят Маша и Люся с ребенком.
М а ш а. Ой! Извините, товарищ генерал.
Ш е в ч е н к о. А-а! Вот они, подружки. А ну-ка, давайте поглядим на новое пополнение.
М а ш а. Вот на кровать положим.
Люся кладет ребенка на кровать и развертывает одеяло.
Ш е в ч е н к о. Спит фронтовичка. Спокойная, видно. А ведь под взрывы снарядов, под пулеметную дробь родилась. Вот, капитан, дочь русского солдата. И мать солдат. (Люсе.) Куда же вы решили ехать?
М а ш а. К моим родителям в Свердловск она едет, товарищ генерал. У меня отец — мастер на Уралмаше. Живут только вдвоем с мамой — братья на фронте. Квартира у нас хорошая. Я уже написала им, что фронтовая подруга с дочкой приедет. Они рады будут.
Ш е в ч е н к о. Правильно, девушки. Наша фронтовая дружба — самая крепкая. Столько вместе пережили… Через много лет, как родные, встречаться будем. (Маше.) Вы тут проследите. Машину Салтыков даст — я приказал. До Петровска ее довезут и в санитарный поезд устроят. (Люсе.) Там в машине пару чемоданов найдете — это от дивизии подарки вам и дочке.
Л ю с я. Спасибо… Только зачем? Не надо…
Ш е в ч е н к о. Как это — не надо? Что мы, такие бедные? Двух фронтовичек в тыл провожаем, и чтоб без подарков? Не выйдет. Ну, счастливого вам пути. (Пожимает руку Люсе.) Растите хорошую дочку. Что нужно будет — не стесняйтесь, пишите. (Крупину.) Проводите меня, капитан.
К р у п и н (Маше и Люсе). Если по телефону позвонят, скажите, что через полчаса буду. Я в хозвзвод зайду.
М а ш а (подходит к Шевченко). Разрешите спросить, товарищ генерал. Это правда, что Громов?..
Ш е в ч е н к о. Правда, Маша. Что поделаешь — война… (Помолчав.) До свиданья, девушки. (Уходит с Крупиным.)
Маша стоит, опустив голову, потом, вздохнув, подходит к кровати и смотрит на ребенка.
Л ю с я. Жалко мне уезжать, Маша. Как из родного дома.
М а ш а. Ничего, тебе у моих тоже понравится… Как же все-таки малышку назвать?
Л ю с я. Может, Таня? Или Светлана… Тоже хорошее имя.
М а ш а. Вот ты, Люська, говорила, что несчастливая. У тебя хоть малышка есть. А что у меня? Одно воспоминание. Да и то… Как он мне сказал… «Идите вы с вашей жалостью…» (Отходит к окну и стоит спиной к зрителям, понурив голову.)
Л ю с я (подходит и обнимает ее) Обе мы несчастливые… Ну не надо, Маша, не надо…
М а ш а (поворачиваясь). Да я не плачу. Ты понимаешь, Люська, вот почему-то не могу плакать. А мне бы легче стало, если б плакала. И вообще… как-то непонятно на душе у меня. Вот подумаю, что он к немцам попал, и понимаю — нет его в живых. Ведь он такой… Ты же сама знаешь, Люська. Разве он в плену может живым остаться? Конечно, нет. Умом это понимаю, а представить его мертвым не могу.
Л ю с я. А может, и правда живой.
М а ш а. Нет… Это просто я воображаю… Ой, Люська, как мне тяжело будет. И ты уезжаешь. Я ведь уйду отсюда.
Л ю с я. Из роты? Куда уйдешь?
М а ш а. В госпиталь фронтовой. Меня давно зовут. Подполковник Семенов, помнишь? Ну, полковым врачом у нас был. Хирургической сестрой к нему пойду. Они со штабом фронта вместе стоят. Я уж и с майором Салтыковым договорилась, он отпускает. (Смотрит на часы.) Ой, уже времени много. Я побегу за машиной, а то и так в Петровск ночью приедем. (Уходит.)
Люся присаживается около ребенка. Входит В а л и е в.
В а л и е в. Салям алейкум. Здравствуй, Люса.
Л ю с я. Здравствуй, Муса.
Наступает неловкое молчание.
В а л и е в (показывая на ребенка). Дочка?
Л ю с я. Дочка.
В а л и е в. Можно глядеть дочку?
Л ю с я. Гляди.
В а л и е в (подходит на цыпочках и смотрит; шепотом). Спит.
Л ю с я. Ты громко говори. Она крепко спит, не проснется.
В а л и е в. Хороший дочка. Красивый. На тебя, Люса, похож.
Л ю с я. Как же похожа? Я белая, а у нее волосики темные.
В а л и е в. Все равно Глаза похож.
Л ю с я (смеясь). Да у нее глаза закрыты. Как же ты видишь?
В а л и е в (смущенно). Все равно похож… Люса, ты скоро ехать будешь?
Л ю с я. Сейчас поеду. Маша за машиной пошла.
В а л и е в. Почему не сказал — татарин замуж пойдешь?
Л ю с я. Да что ты, Муса! Какое замуж? Видишь, какая я невеста. С приданым. Кому чужая дочка нужна?
В а л и е в. Почему чужой? Худо говоришь, Люса. Замуж пойдешь — наш дочка будет. Родной дочка.
Л ю с я. Ну да! Сам говорил — татарский закон строгий.
В а л и е в. Сердце новый закон дает. Сердце самый сильный закон дает.
Л ю с я. Брось. Муса. Что тебе отец скажет, когда жену с чужой дочкой приведешь? Говоришь не подумавши.
В а л и е в. Ты, Люса, не знаешь — не понимаешь. Ты медсанбат был — мы думал, день думал, ночь думал. Все придумал, какой дело делать надо. Два письмо писал. Вот. (Достает два письма.)
Л ю с я. Чего же ты придумал?
В а л и е в. Люса, Урал ехать не надо. Надо Казань ехать. Казань сестра живет, один письмо сестра давай. Сестра машина берет, тебя деревня везет. Сорок километров деревня отец-мать живет. Отец-мать другой письмо давай. Радый будет. Мы отец-мать писал — наш жена Люса приехал, наш родной дочка привез.
Л ю с я. Какая же родная? Она на тебя и не похожа.
В а л и е в. Как — не похож? Мы волос черный имеем, дочка тоже черный волос. Похож мало-мало, Люса, как дочка знать? Мы не писал — не знал, как звать.
Л ю с я. Еще никак. Может, Таней назову. Или Светланой.
В а л и е в. Хороший имя Дина. Красивый имя. Сестра Казань живет, Дина звать. Поедешь — видать будешь.
Л ю с я. Нет, Муса, я на Урал поеду.
В а л и е в. Зачем Казань не едешь? Татарин замуж не хочешь?
Л ю с я. Нет, Муса, я не потому, ты не обижайся. Ты очень хороший, Муса, и я тебя… в общем, ты мне хороший друг был. Спасибо тебе. Только я на Урал поеду… Не могу я, понимаешь. Сейчас не могу. Может, после войны встретимся… тогда… Я тебе писать буду. Муса. Ты мне будешь отвечать?