На огненной черте — страница 52 из 71

К а т е н ь к а. Ой, что вы!.. Нет, нет. Это же было так давно, тысячу лет назад. Я и спину-то держать не смогу.

С а ш е н ь к а (горячо). Сможешь, Катенька! Ты все можешь! Миленькая, хорошенькая, родненькая, золотце, станцуй с этой девушкой. Это же будет так замечательно хорошо!.. Товарищ лейтенант, разрешите!

Ф е д о р о в с к и й. Ну-ну… Только чтоб — во!.. Учти — Европа.

К а т е н ь к а. Нет, нет!.. А может быть, попробовать, а? Очень хочется попробовать… (Обводит всех глазами.) Так хочется попробовать… (Быстро сбрасывает сапоги, остается в чулках, подбегает к Зизи.)


Взявшись за руки, Катенька и Зизи замирают в исходной позиции. Профессор подносит к губам гармошку, раздается мелодия танца маленьких лебедей. Катенька, в своей защитного цвета юбке и гимнастерке, и Зизи старательно, как впервые выпущенные на сцену юные балерины, исполняют танец. Немцы-музыканты вдруг один за другим начинают подыгрывать, каждый на своем инструменте, и вот уже звучит весь оркестр. А когда танец кончается, все надолго застывают в молчании, как бы вспоминая каждый свое. Зизи и Катенька долго смотрят друг на друга, а потом вдруг обнимаются и начинают реветь. Пауза.


Ф е д о р о в с к и й (негромко). Сержант Кобылко!

К о б ы л к о. Есть сержант Кобылко!

Ф е д о р о в с к и й. Выдать артистам буханку хлеба и полкило сала.

К о б ы л к о. Есть выдать артистам буханку хлеба и полкило сала.

П р о ф е с с о р (вздохнув). Простите, господин комендант, но я не есть артист. Я есть профессор-лингвист… И я мог когда-то изъясняться в совершенстве на четырнадцати языках.

Ф е д о р о в с к и й. Ясно. Сержант Кобылко… Выдать профессору две буханки хлеба и килограмм сала.


З а т е м н е н и е.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

На несколько опустевшей площади стоит небольшая  ш е р е н г а  с о л д а т, среди них — З у б о в, Ф и р с о в, П е т р  Б о р о д и н. Перед строем прохаживается старшина  К у з о в к о в.


К у з о в к о в. Глаза бы мои на вас не глядели… Партизаны! Орда татарская!.. Что есть главное в обмундировании? Единообразие! Есть оно у вас? Нет у вас никакого единообразия в обмундировании… Строевым тоже ходить разучились. В общем, разболтались вы на войне… А ведь какой у нас сегодня день? Праздник, можно сказать, первое мирное увольнение. Ну, ничего, война кончилась, теперь я вами займусь!

З у б о в (ласково). Да не тяни ты, Иван Михайлович!

К у з о в к о в. Сержант Зубов, выйти из строя!


Зубов, позванивая орденами и медалями, которыми у него увешана вся грудь, делает шаг вперед.


З у б о в. Ну вот он я… вышел.

К у з о в к о в. Ты что же, не знаешь — в строю я тебе не Иван Михайлович, а товарищ старшина.

З у б о в. Ладно, Иван Михайлович, пусть будет товарищ старшина.

К у з о в к о в. Кто будет?

З у б о в. Вы будете.

К у з о в к о в. Орденов нахватал, а устав забыл. Не «ладно», а «есть», понял?

З у б о в. Понял.

К у з о в к о в. Что понял?

З у б о в. Что вы не Иван Михайлович.


Все заулыбались.


К у з о в к о в (вздохнув). Дай сюда автомат. (Берет у сержанта автомат, внимательно осматривает на свет канал ствола.) Так и есть, оружие не чищено! В канале ствола грязь…

С о л д а т ы (хором). Отсюда и вши!

К у з о в к о в. Точно. (Зубову.) Сколько не чищено?

З у б о в. Двое суток.

К у з о в к о в. Почему?

З у б о в. Спал.

К у з о в к о в. Двое суток?

З у б о в. Точно. И третьи бы проспал, если бы ребята не разбудили.

К у з о в к о в. Нельзя тебе с таким оружием в увольнение идти.

З у б о в (живо). Правильно. Нельзя. Это они меня уговорили. Я лучше спать пойду.

К у з о в к о в (озадаченно). Ты что же… не хочешь пойти по Европе погулять?

З у б о в. Я по ней во как нагулялся. (Вздохнув.) Мне бы сейчас по России пройтись!

К у з о в к о в (вздохнув). По России… (Сердито.) Сержант Зубов, слушать мою команду! Смирно!.. Напра-аво!.. Строевым!.. Марш!


Внезапно с точностью и лихостью бывалого строевика сержант Зубов проделывает все движения и идет по площади, красиво печатая шаг.


…Кру-угом!.. Стой!.. Сержант Зубов, ко мне!

З у б о в (подбегая, щелкает каблуками). Сержант Зубов по вашему приказанию прибыл.

К у з о в к о в. Можете встать в строй.

З у б о в. Есть встать в строй. (Так же лихо и четко проделывает очередную серию движений, занимая место в строю.)

К у з о в к о в (довольно). Значит, вспомнил?

З у б о в. Так точно, вспомнил, Иван Михайлович!


В строю рассмеялись.


К у з о в к о в (протягивая автомат). А оружие чтоб завтра блестело, как пасхальное яичко… или как сапоги у товарища полковника.


В строю захохотали. Кузовков покачал головой.


Ф и р с о в. Товарищ старшина, разрешите обратиться?

К у з о в к о в. Обращайтесь.

Ф и р с о в. Товарищ старшина, а нельзя, чтобы оружие не брать с собой? Уж очень надоело таскать!

К у з о в к о в (строго). Нет. Пока разные происшествия могут иметь место… Поэтому без оружия ходить ни в коем случа́е!

П е т р (не удержавшись). Слу́чае.

К у з о в к о в. Что?

П е т р. Слу́чае — правильно, а не случа́е.

К у з о в к о в. А-а… (Спокойно.) Сержант Бородин, выйти из строя.


Петр делает шаг вперед. Остальные сдержанно прыскают.


Всем, кроме Бородина, слушать мою команду! Можно в город отправляться. Стараться всем вместе держаться. Разойтись!..


Строй, зашумев, ломается. Все уходят.


(Поворачивается к Петру, помолчав.) Да-а. Бородин… Образование у тебя, конечно, повыше… Но зато у меня полоски пошире да и годков за моей спиной поболе пробежало… А ты… вместо того чтобы вот так ляпать при всех, отозвал бы меня в сторонку да тихонечко и объяснил: так, мол, и так, товарищ старшина, вот эдак-то пограмотней будет. Я ведь за это всегда только спасибо скажу… Да-а… А если так, как ты, действовать… (Грустно вздохнув.) Тогда зачем же оно, образование-то…

П е т р (не сразу, очень смущенно). Простите меня, товарищ старшина.

К у з о в к о в. А в город я тебя не могу пустить по причине подворотничка. Где он у тебя?

П е т р. Что?

К у з о в к о в. Подворотничок.

П е т р. Нет у меня подворотничка.

К у з о в к о в. Я вижу, что нет. Я спрашиваю, где он?

П е т р (чуть вызывающе). Я его, товарищ старшина, еще под Курском вместе с гимнастеркой потерял.

К у з о в к о в. Ну вот, под Курском и пойдешь в увольнение.

П е т р (с готовностью). Ясно. Разрешите идти в роту?


Пауза.


К у з о в к о в (покачав головой). Эх, вы… Можно сказать, полземного шара на пузе, по-пластунски проползли, а находчивости у вас никакой!.. А ну следуй за мной!


Кузовков, а за ним Петр подходят к магазину. У магазина умирает со скуки  ч а с о в о й. Увидев старшину, он вытягивается.


(Часовому.) Стоишь?

Ч а с о в о й. Стою, товарищ старшина.

К у з о в к о в. Ну стой… Я сейчас. (Проходит в магазин.)

Ч а с о в о й (зевнув, Петру). Закурить есть?

П е т р. Найдется. (Извлекает из кармана массивный портсигар с вмонтированной в него зажигалкой.)

Ч а с о в о й. Ого!.. Как у полковника… (Закуривает и, выпустив колечками дым, спрашивает небрежно.) «Кемел»?

П е т р (так же небрежно). Нет… «Честерфильд».


Слышится осторожный стук по стеклу. Повернувшись, они видят за треснутым стеклом витрины Кузовкова. Он выглядит довольно забавно, расхаживая среди фраков, шляп, перчаток, галстуков и прочего. Кузовков манит Петра пальцем. Тот подходит ближе. Кузовков жестом просит его поднять вверх подбородок. Петр задирает голову. Кузовков, поглядев на него, начинает примеривать взглядом шеи стоящих на подставках манекенов. Наконец, выбрав, он подходит к одной из голов, отстегивает воротничок и, потрепав голову по щеке, уходит с витрины. Выйдя из магазина, он подходит к Петру, протягивает ему воротничок.


К у з о в к о в. Ну вот и порядок. Иголка имеется?

П е т р. Имеется, товарищ старшина. (Снимает с головы пилотку, достает из нее иголку с черной ниткой.) Только нитка черная.

К у з о в к о в. Ничего… Там не видно… Действуй.

П е т р. Есть. (Сбрасывает автомат, снимает гимнастерку и начинает пришивать воротничок.)

К у з о в к о в (часовому). Происшествий никаких не было?

Ч а с о в о й. Какие могут быть происшествия, товарищ старшина, я же портки да шляпы охраняю… Если бы это винный магазин был, тогда бы и происшествия были… или в крайнем случае парфюмерный.

К у з о в к о в. Не уважаю одеколон.

Ч а с о в о й. Не скажите, товарищ старшина, по-моему, цветочный вполне. Хуже, если дорогие сорта.

К у з о в к о в. Самая жуть — это духи.

Ч а с о в о й. Духи — это точно… противней уж ничего придумать нельзя… Не-ет, самое милое дело — «Тройной». И пьется легко, и никакой тебе потом изжоги.

П е т р (надев гимнастерку и приведя себя в порядок). Разрешите, товарищ старшина?

К у з о в к о в (оглядев его). Вот теперь другой коленкор… Теперь, Бородин, ты нормальный сержант Советской Армии. Понятно?

П е т р. Понятно, товарищ старшина.

К у з о в к о в. Теперь тебе можно и в увольнение пойти, а мне можно и отпустить тебя…

П е т р. Есть пойти в увольнение!


З а т е м н е н и е.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Небольшой лес на окраине, в который переходит городской парк. На заднем плане — река, та же, что протекает через город. Среди деревьев — угрюмая средневековая башня, побитая снарядами, видимо, не только в эту войну. Издали доносятся звуки старинного вальса, исполняемого немецким оркестром. Появляется  П е т р  Б о р о д и н, осматривается. Его внимание привлекает старая башня. Он подходит ближе. И вдруг рядом с ним шлепается о землю какой-то предмет. Петр быстро, привычно залег, выставив вперед автомат. Ждет. Вокруг тишина, только по-прежнему доносятся звуки вальса. Петр осторожно поднимает упавший предмет.