П е т р (удивленно). Камень…
И сейчас же рядом с ним шлепается второй.
(Рванулся к башне.) Выходи, гад!.. Слышишь! Стрелять буду!..
Из пролома башни выскочила И н г а.
Петр опешил, увидев девушку в стареньком, порванном платье. Воспользовавшись его замешательством, она бросилась бежать.
Стой!.. Стой!.. Стреляю!
И н г а (остановившись). Стреляй! Ну?.. Я тебя не боюсь! Стреляй!
П е т р (помолчав). Нужна ты мне…
И н г а. Чего смотришь? Стреляй! Я вас ненавижу. Тебя ненавижу. Стреляй!
П е т р (нахмурился). А ну пойдем!
И н г а. Что?
П е т р. Пойдем, говорю.
И н г а. Куда? (Ее решимость начинает исчезать.)
П е т р. Куда… (Он и сам еще не знает куда.) Найдем куда.
И н г а. Зачем?
П е т р. Затем. Там разберутся. Почему камнями кидаешь и вообще, кто ты такая.
И н г а (снова решительно). Я немка! Я тебя ненавижу.
П е т р. Ладно. Слыхали. Иди, иди.
Они прошли несколько шагов.
И н г а. Меня расстреляют? Или сошлют в Сибирь?
П е т р. Нужна ты… расстреливать тебя… А если ты шпионка, могут и расстрелять.
И н г а. Я не шпионка. Я люблю Германию. Я буду с вами бороться.
П е т р. Опоздала. Раньше нужно было. А теперь что же — война кончилась.
И н г а. Значит, я должна умереть… Ну что ты на меня смотришь? Зачем меня вести куда-то? Убей меня лучше здесь. Я и сама хотела это с собой сделать, но у меня не хватает сил. Убей. (Тоскливо.) Как ты убил мою Германию, мою родину…
П е т р. Ты… ты что? Совсем неграмотная?
И н г а (заносчиво). Я грамотнее тебя в десять раз. Я почти окончила гимназию.
П е т р. Окончила гимназию, а простых вещей не понимаешь. Да разве можно так говорить… Это же… ну просто грех — просить смерти, когда кончилась такая война… (Делает шаг к ней.)
И н г а (быстро отступая). Я знаю… Я все знаю! Ты хочешь отвести меня к своим солдатам, чтобы сначала надругаться надо мной… Все равно у вас ничего не выйдет: я вас всех искусаю и исцарапаю!
П е т р (взрываясь). Ты что плетешь?! Ты за кого меня принимаешь?
И н г а (не слушая). Я знаю, ты боишься выстрелить, потому что я смотрю на тебя. Хорошо. Я отвернусь. Стреляй. (Поворачивается к Петру спиной. Видно, как она вся в ужасе сжалась.)
П е т р (обалдело смотрит на нее, потом, улыбнувшись, неслышно подкрадывается и внезапно кричит ей в ухо). Бах!
И н г а (в испуге). А-а-а!!!
П е т р (смеясь). Трусиха!.. Испугалась.
И н г а (в истерике). Ты — издеваться, да? Все равно я тебе не достанусь!.. Все равно!
Они стоят у берега реки. Вдруг, рванувшись, Инга бросается в воду. Всплеск. Петр подбегает к кромке берега.
П е т р. Стой! Вернись! Слышишь, вернись! Да ты же плавать не умеешь… Вот дура! (Бросается в воду.)
Доносится его голос: «Держись! Держись… Да не хватайся за шею. Слышишь? А, ч-черт! Отцепись! Тебе говорят… Оба потонем!..» Вылезает из воды. Автомата при нем нет. На руках он несет потерявшую сознание Ингу.
Ты… Слушай, ты… Ты чего?.. (Встряхивает ее на руках, как ребенка.)
И н г а (очнувшись, кричит). Пусти! Слышишь, пусти! Что ты со мной делаешь? Пусти сейчас же!.. (Ударяет парня по щекам.)
Петр выпускает ее, она хочет бежать, но без сил опускается на землю.
П е т р. Ты что дерешься? Раскричалась!.. Что я с тобой делаю?.. Ничего я с тобой не делаю… Сама глаза закрыла и не дышишь… Думал, помираешь! Плавать не умеешь, а в реку бросаешься.
И н г а. А твое какое дело? Зачем ты меня вытащил?
П е т р. Как зачем?.. Ты же тонула, глупая!
И н г а. Ну и пусть. Ну и пусть. Я и хотела утонуть.
П е т р. Нет… ты, наверное, ненормальная.
И н г а. Что ты можешь понять… Азиат…
Петр не отвечает. Смотрит на девушку, оглядывает ее фигуру, обтянутую мокрым платьем, останавливает взгляд на ее голых коленях. Она поспешно натягивает на колени платье, гневно смотрит на него.
П е т р (отводя взгляд, вздохнув). Автомат утопил… Ох и врежет мне теперь старшина… (Подумав немного.) Отвернись…
Инга не поняла. Петр начинает стаскивать гимнастерку. Инга быстро отворачивается. Петр заходит за кусты, слышен всплеск… Это он нырнул. Он нырял долго, но каждый раз появлялся над кромкой берега с пустыми руками. Наконец, он нырнул и исчез.
И н г а (в ужасе). Боже мой… утонул!
П е т р (выбираясь из воды с автоматом). Нашел!.. Теперь все в порядке… Отвернись…
Инга отворачивается. Петр заходит за кусты, одевается. Потом выходит и садится рядом с девушкой. Он здорово замерз, даже зубы стучат от холода.
А ты чего дрожишь? Тоже замерзла?
И н г а (напряженно глядя на него). Не понимаю… Зачем ты меня спас? Вы же пришли сюда, чтобы нас всех уничтожить.
П е т р (насмешливо). Ну скажи еще что-нибудь… скажи.
И н г а (про себя). Не понимаю.
П е т р. Представляю, что вам про нас здесь нагородили. Видали мы эти картинки — везде расклеили — азиаты, дикари с Востока, живых младенцев едят… пришли вешать, грабить, жечь. Я бы этого вашего гада Гитлера…
Инга, вздрогнув, поднимает голову.
Со всей его сволочью… голыми в муравейник посадил!
Молчание.
И н г а (тихо). Ты, наверное, очень плохой солдат.
П е т р (удивленно и обиженно). Это почему же?
И н г а. Увидел врага и не убил.
П е т р. Тебя?! Хм, враг!.. (Помолчав.) Хорошо. Вот ты кричала, что ненавидишь меня, да?
И н г а. Да.
П е т р. Что я твой враг.
И н г а. Да.
П е т р. Держи! (Сует ей в руки автомат. Отходит три шага, выпрямляется.) Стреляй!..
Она с ужасом смотрит на него.
Стреляй, ну что же ты?.. Вот я перед тобой, твой враг, дикарь, а ты представительница великой нации… Стреляй.
Инга боязливо откладывает автомат, закрывает лицо руками.
Теперь ты понимаешь, что значит убить человека? Понимаешь, какая ненависть должна быть в твоем сердце, чтобы ты могла выстрелить в человека?
И н г а. Солдаты это делают легко.
П е т р. Нет. Легко это делают фашисты и бандиты. А солдат стреляет только тогда, когда не может не стрелять.
Молчание.
Ну ладно, где ты живешь?
И н г а. Что?
П е т р. Дом твой где, спрашиваю?
И н г а (настораживаясь). А зачем тебе мой дом?
П е т р. Мне твой дом не нужен. Это тебе нужен твой дом. Вон губы посинели. Беги домой, а то простудишься, заболеешь еще. Иди, ну…
И н г а. Ты меня отпускаешь?
П е т р (улыбаясь). Отпускаю, отпускаю… Беги.
Инга приподнимается и снова садится.
Ты что?.. Ноги не держат?.. Это ничего. Это ты сильно испугалась… Это сейчас пройдет…
Молчание.
Тебе-то ладно, домой. А вот как мне в часть идти… Весь мокрый. Хорошо, что автомат нашел, а то бы мне выдали… А все ты. Плавать не умеешь, а в реку бросаешься!
Инга молчит.
Ну ладно, вставай. (Протягивает ей руку.)
И н г а (неуверенно). Я тебя все равно ненавижу.
П е т р (весело). Хорошо, хорошо — ненавидишь. Вставай.
И н г а. Сейчас.
П е т р (садится с ней рядом). Это ты зря. Нужно сделать над собой усилие, и все… У тебя есть кто-нибудь дома?
Инга коротко взглянула на него, вновь опустила голову. Они молчат, но мы слышим внутренний монолог, который произносит Инга.
И н г а. «…Боже мой, как все это странно. Наверное, это потому, что я очень глупая! Наверно, я ни в чем не сумею разобраться. Всю жизнь я верила, знала… а вышло так, что я теперь должна его благодарить. Ведь он спас мне жизнь… Боже мой, как все глупо получилось». (Заплакала.)
П е т р. Не надо. Вы не плачьте. Я понимаю. (Дотронулся до ее плеча.) Ведь самое главное — война кончилась. Такая большая… такая тяжелая война… Не плачьте, не надо.
И н г а (вдруг горячо и жалобно). Ты ничего не знаешь. Разве тебе понять!.. Мы так хорошо жили в этом городе. Моя мама, папа, моя сестренка. Папа был учителем. Его все любили здесь. Потом началась война. Папу взяли в армию, и он погиб на восточном фронте… на восточном… Это был ужас, как все боялись этого фронта! А потом однажды прилетели американские самолеты. Когда я прибежала домой, уже никого не было. Никого и ничего. И мама, и сестренка, и еще тетя, она в это время жила у нас… Все… все… И у меня теперь никого нет на свете. И города нашего нет. Только одни вот эти камни. А теперь еще и вы пришли, русские солдаты.
П е т р. Вы извините!.. Я неплохо знаю немецкий… даже переводить приходилось, но вы так быстро говорили… Я не все понял… Когда погибли ваши?
И н г а (тихо). В сорок третьем году.
П е т р. В сорок третьем… (Покачав головой.) В сорок третьем… А за два года до этого, в сорок первом, прилетели немецкие самолеты и убили мою маму… И в сорок первом погиб на фронте мой отец… И если хотите знать, у меня тоже никого из родных не осталось…
Инга пристально смотрит на него. Молчание.
Кстати, мой папа тоже был учителем. И он преподавал немецкий. Я учился вашему языку с детства. Отец любил вашу немецкую литературу, немецкую музыку… а немцы убили его… Он плохо видел, он прошел в ополчение. Его убили сразу же… в первом бою… И я проклял все немецкое. Конечно же, я был не прав… Бетховен — это совсем другое.
Молчание.
Ладно… Надо идти. (Поднимается.)
И н г а (поднимается тоже, вытирает слезы, смотрит на парня). Ничего я не понимаю…
П е т р. До свидания. (Протягивает ей руку.)