ни, конечно, не виноваты, но все равно надо себя соблюдать. Тем более военные. Я раньше в больнице работала. Больные — тоже не мед. Но они более сознательные. А эти?! С тяжелыми еще ничего. А легкие… они, дьяволы, здоровые, молодые, им бы только зубы почесать, или в город смыться, или вообще что-нибудь созоровать. Беда!
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. А Тоня?
Д у с я. Тоня тоже мучается. Но она терпеливее. Я вам так скажу: лечить их не трудно, если, конечно, тебе образование позволяет. А ухаживать за ними… Он, главное, тебя болезнью не донимает — у него организм здоровый. У больного все как полагается — с ним о температуре поговоришь, о лекарстве. А эти о болезни не говорят. У них свой разговор. Одному на фронте что-нибудь не нравится, сводка его не устраивает, без него, видите ли, не управляются… Другой из дома не такое письмо получил. А тот насчет второго фронта проезжается — что-нибудь Черчилль не так высказался. А главное — непослушные. Нам, говорят, команды и на фронте надоели. Я из-за чего так кричать стала? На работе все время сдерживаешься, нервы-то и сдают.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. А Тоня?
Д у с я. Тоне легче. Она подход к каждому знает. С одним о фронте, с другим — о жене, третьему — книжку почитает. Среднее образование. А мне трудно…
Голос диктора: «Артиллерийский обстрел района прекратился».
(С облегчением.) Прекратился!
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Я за хлебом схожу. А потом устроим пир на весь мир. Сегодня ведь Тонин день.
Д у с я. Точно. Я потому к первой к вам.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Спасибо. Как все удачно получилось. Раньше у нас всегда в Тонин день молодежь собиралась. И в прошлом году. А нынче… Ну ничего, будем надеяться, что через год все соберутся вместе. А сегодня нам придется без Тони и без кавалеров. Я пойду, девочки, а вы здесь не ссорьтесь. (Уходит.)
Д у с я. А ты раньше знала Антонину Сергеевну?
С и м а. В школе видела, а знакома не была. Мы к выпускным не подходили. Они такие фасонистые — в модельных туфлях.
Пауза.
Д у с я. Давай-ка и мы делом займемся. Будем картошку жарить. Ты любишь картошку — так, чтобы сырую жарить на сале? С луком?! Ты как любишь: с луком или без лука?
С и м а. Я теперь все люблю.
Д у с я. А раньше, значит, капризная была. Я чувствую — балованная. Ну ладно, не надувай губы-то… Пойдем на кухню, может, там поладим.
Уходят.
Пауза. Стук в дверь. Входит Ш у р а З а й ц е в — он в военной форме, но без петлиц, с небольшим свертком.
Ш у р а (стучит в Тонину дверь). Елизавета Ивановна! (Кричит в коридор.) Елизавета Ивановна!
С и м а (входит). Она ушла за хлебом. Скоро будет.
Ш у р а. Тебя как зовут?
С и м а. Сима.
Ш у р а. А меня — Шура. (Протягивает ей левую руку.) Будем знакомы. Почему я тебя никогда не видел? Ты давно в этой квартире живешь?
С и м а (показывая на Тонину комнату). Я в этой комнате живу. Я здесь недавно.
Пауза.
Ш у р а. Дождь собирается.
С и м а. Это хорошо!
Ш у р а. Я в детстве тоже дождь любил. По лужам босиком бегать — красота!
С и м а. Я солнышко больше люблю. Только я так думаю: нам — дождь и фашистам — дождь. Они сидят под Ленинградом в траншеях, и заливает их наш ленинградский дождь. Наши-то к нему привыкли, а им плохо.
Пауза.
Вас на Ленинградском фронте ранило?
Ш у р а. На Ленинградском.
С и м а. Вы рядовой или начсостав?
Ш у р а. Рядовой. Что ты читаешь?
С и м а. Достоевский. «Униженные и оскорбленные». Вы читали?
Ш у р а. Читал.
Разрыв снаряда.
(Вздрагивает.) Близко положил.
С и м а. И вы не можете привыкнуть?
Ш у р а. К этому нельзя привыкнуть. На фронте еще так-сяк. А в городе уж очень дико.
С и м а. Днем ничего. А ночью я очень боюсь.
Пауза.
А вы, как угадали, сегодня пришли. Вы знаете, что сегодня Тонин день?
Ш у р а. Знаю.
С и м а. Тетя Лиза говорила — ни Тони, ни друзей Тониных. А почему вы меня не спрашиваете, как я сюда попала и где мои родители?
Ш у р а. Догадываюсь.
С и м а. А все спрашивают. И жалеют… Папа у меня был веселый… Мама у меня тоже хорошая была, но она как-то серьезнее. Она нас ребятами звала. У меня, говорит, двое ребят: старый да малый. Он был здоровый — чуть ли не вдвое больше вас. Ему еды много требовалось. Он утром целый батон съедал. А тут сами знаете, какие нормы… А он еще дома мало ел, все нам подкладывал. Говорил, ему на заводе завтраки дополнительные дают. Он как слег, мы пошли на завод в первый же день, оказывается, он придумал — никаких завтраков нет. Мы ему последнее отдавали, но было уже поздно.
Пауза.
Вы хорошо знаете Тоню?
Ш у р а. Она мой лучший друг.
С и м а. И у меня подруга в эвакуации. В городе Котельниче Кировской области.
Пауза.
Я о Тоне часто думаю: какая она? Тетю Лизу я узнала — она хорошая. Но я так думаю: взяла она меня к себе из жалости. А еще тоскливо ей. Она привыкла жить с Тоней, никогда с ней не расставалась. Приедет Тоня, будут они опять вместе жить-поживать, а я уж буду лишняя.
Пауза.
Как вы думаете, война скоро кончится?
Ш у р а. Кто ее знает… Не тем у тебя голова занята. Ты бы лучше за хлебом сходить догадалась. Сидишь тут и послевоенные планы строишь. А Елизавета Ивановна устает за день. Надо понимать — не маленькая!
С и м а. Она меня на улицу одну не отпускает. Я только домашнюю работу делаю.
Входит Д у с я.
Д у с я (в дверях). Сима! Давай, давай работать! (Шуре.) Дуся.
Ш у р а (протягивает левую руку). Шура.
Д у с я. Давно выписался?
Ш у р а. На прошлой неделе.
Д у с я. Тяжелый? Легкий?
Ш у р а. Средний.
Д у с я. Долго лежал?
Ш у р а. С января.
Д у с я. Попал бы к нам, быстрее бы выходили. Тоню Федотову знаешь?
Ш у р а (улыбаясь). Знаю.
Д у с я. Может, ухаживаешь?
Ш у р а. Было дело.
Д у с я. Всерьез или для провождения времени?
Ш у р а. Сама видишь — человек серьезный.
Д у с я. Ну, парень, прямо скажу: плохо твое дело. За ней выздоравливающие увиваются, и такие, без изъяну — и никакого толку. (Улыбаясь.) А ты, левша, ищи себе попроще и уговаривай. Сала хочешь?
Ш у р а. Спасибо, я недавно ел.
Д у с я. Режь и ешь! А мы пойдем картошку дожаривать. Живо!
Дуся и Сима уходят. Пауза. Стук в дверь. Входит С е н я Г о р и н.
С е н я. Шурка!
Ш у р а. Бледнолицый брат мой! (Обнимаются.)
С е н я. Как тебя угораздило?
Ш у р а. Первая война — сноровки мало! Обидно: обучали воевать полгода, а воевал я минуты три или четыре. В первом бою стукнуло. Здорово я разозлился. Попадись мне фашист, я бы его раненой рукой убил.
С е н я. Ничего. Писать научился — значит, все в порядке. Что это — сало? Откуда?
Ш у р а. Какая-то Дуся угощает. Видимо, из Вологды, от Тони.
С е н я. А что Антон?
Ш у р а. Антон — молодец! Я с ней переписываюсь.
С е н я. И я изредка пишу. А что, Дуся эта угощает в порядке вежливости? Если она с серьезными намерениями, надо есть. Нельзя обижать хлебосолов.
Ш у р а. Не спеши. Сейчас придет Елизавета Ивановна. Жарится картошка. Будет мировой ужин. Потерпи немного.
С е н я. Это упражнение называется воспитанием воли.
Ш у р а. Тут будет девочка Сима. Она недавно осиротела. Ее приютила Елизавета Ивановна. Так ты ее не расспрашивай. Это вроде раны.
С е н я (стучит по столу). Ты считаешь, что у меня уже дистрофия мозга. Еще что нельзя делать? Объясняй сразу в популярной форме. «Да» и «нет» не говорить?
Ш у р а. Ладно, ладно… Расскажи лучше, что делаешь?
С е н я. Хвастаться нечем. Я — классический неудачник. Воевать не приняли — порок сердца. Я и выбрал работу, приличную неудачнику.
Ш у р а. Загадки не загадывай!
С е н я. Я — корректор. Это профессия неудачников. Они знают все, о них не знает никто.
Ш у р а. Переходишь на собственные афоризмы? Не нравится мне твое настроение.
С е н я. Мне тоже не нравится.
Ш у р а. Надо перестраиваться.
С е н я. Настроение вроде погоды: от тебя не зависит.
Ш у р а. Ерунда. Плохая погода — несчастье. Плохое настроение — это эгоизм. Но вот идут наши дамы с картошкой.
Входят Д у с я и С и м а.
Девушки, беда! Объявился еще один гость, и, как назло, отчаянный любитель картошки. Сеня! Кланяйся, да пониже.
С и м а. Картошки-то здесь порядочно. Да она стынет. А керосин кончился. Ничего, мы укроем ее подушкой.
С е н я. Воспитание воли продолжается.
Д у с я. Что он говорит?
С и м а. Хлопнула дверь! Никаких подушек не надо! Тетя Лиза идет!
Ш у р а. Сеня! Спрячемся на кухне (Симе.) А ты позови, когда сядут за стол.
Шура и Сеня уходят.
С и м а (взвизгивает). Вот будет весело! Тетя Лиза! Скорей, скорей! Картошка стынет! (Бежит к двери.)
В комнату входит фотокорреспондент А р к а д и й Л я с к о в с к и й. Сима с разбегу бросается к нему.
Л я с к о в с к и й. Осторожно, Сима!
С и м а (отпрянув). Откуда вы знаете, что меня зовут Сима?
Л я с к о в с к и й. Я все про тебя знаю. Ты — сирота. Тебя приютила учительница Елизавета Ивановна Федотова. (Дусе.) Фотокорреспондент Аркадий Лясковский. Мне надо снять вас в домашней обстановке. Срочное задание — идет в номер. Не будем терять драгоценного времени. Садитесь сюда. Темновато у вас. Сделайте более веселые лица. Улыбайтесь, улыбайтесь, надо, чтобы было естественно. Это уже слишком, надо, чтоб и грусть была. (Снимает.) Спасибо. Теперь проверим текстовку. С Симой все в порядке. А с вами что-то напутано. Понимаю, в прошлом учительница. Так и запишем: Елизавета Ивановна Федотова — до войны учительница, теперь…