«…В эти тяжелые для нашей Родины дни прошу принять меня в партию большевиков. Обязуюсь быть правдивым, честным и до последнего своего дыхания мужественно и стойко защищать нашу социалистическую родину. Бить фашистов до полной победы, а если погибну, тогда прошу считать меня коммунистом».
Я прочел это вслух. Потом сказал?
— Так вот, товарищи, насчет передовой роли коммунистов и комсомольцев в бою. Наверное, она и заключается в том, о чем пишется в этих заявлениях: «Обязуюсь до последнего дыхания беспощадно бить фашистов, бить до полной победы». А бить так фашистов, это значит, не страшась самой смерти, подавать пример мужества и героизма. И это, товарищи, не новость. Это давно подтвержденная кровью и жизнями многих тысяч коммунистов и комсомольцев истина. Так было в гражданскую войну, так есть и сейчас, в жестокой битве с немецко-фашистскими захватчиками. Я уверен в том, что коммунисты, комсомольцы нашего батальона, как и всей Красной Армии, будут достойными продолжателями замечательных боевых традиций большевиков.
— Правильно, товарищ комиссар. И примером в этом будут большевики и комсомольцы нашей роты, — заверил политрук Черкашин. Потом попросил:
— Расскажите, товарищ комиссар, как воюют полки нашей дивизии.
— Хорошо дерутся. Есть чему поучиться, — ответил я и стал рассказывать о героических подвигах полка Долгова, который в ночь на 16 сентября переправился через Волгу и, несмотря на массированный налет авиации, ураганный огонь артиллерии и других видов оружия обороняющегося противника, с ходу сбил его с вершины Мамаева кургана, овладел баками.
6-я рота гвардии капитана комсомольца Николая Чуприна первой подошла к вершине кургана. Фашисты встретили ее шквальным пулеметным огнем. Красноармейцы залегли. И тогда, презирая смерть, Чуприн поднялся во весь рост, подал команду: «За Родину! Вперед, товарищи!» Как один, поднялись гвардейцы, и мощное русское «ура» загремело над курганом.
Стреляя на ходу и бросая гранаты, бойцы подавили опасные огневые точки фашистов, ворвались в их траншеи. Завязалась рукопашная схватка. В ход пошло все, чем только можно было бить врага.
В этот день пистолетом и гранатами Чуприн уничтожил двенадцать гитлеровцев и только было прицелился в тринадцатого, как рядом с ним щелкнул выстрел, и этот щелчок оказался последним звуком в его юношеской жизни. Лейтенант был убит.
Словно эстафету из рук Чуприна, принял на себя командование ротой командир 1-го взвода комсомолец гвардии лейтенант Николай Кузнецов. Рота продолжала громить фашистов. Николай шел впереди. В один из моментов, когда он миновал развилок траншеи, на него сзади навалился враг, сдавил горло. Глаза лейтенанта заволокло туманом. Но, к счастью, подоспел гвардии старший сержант Борщун. Прикладом винтовки он ударил фашиста по затылку.
Глубоко вздохнув два-три раза, Николай вновь пришел в себя и снова бросился в бой. Под руку ему попался фашистский ефрейтор. Николай всадил в него две пули из пистолета и устремился дальше. Глубокий ход сообщения привел его к крутому повороту. Здесь Кузнецов столкнулся лицом к лицу с дородным гитлеровским офицером. Впопыхах Николай забыл о стрельбе и занес руку с пистолетом над фашистом. Тот тоже почему-то не стрелял, а присел, сжался, как пружина, и, блеснув погонами и железным крестом перед носом Николая, выскользнул из траншеи. Николай выстрелил в удалявшегося врага и с досадой заметил, что не убил его, а только ранил. Уронив парабеллум, «крестоносец» продолжал бежать.
— Уйдет проклятый! — вслух выругался лейтенант и снова стал целиться.
— Плохо стреляете, товарищ лейтенант! Смотрите, как нужно их бить! — крикнул Борщун и, вскинув винтовку, выстрелил.
Гитлеровский офицер, словно приветствуя своего фюрера, выбросил одну руку вперед, а затем, как сноп, рухнул на землю.
Это был последний из фашистов, занимавших оборону в траншеях перед самой вершиной кургана. В это же время другие подразделения полка били захватчиков справа и слева. Вскоре на гребень высоты вышли поддерживающие полк танки и воины стрелковой дивизии, наступавшей от нас справа.
Это была большая победа. Однако, говоря военным языком, полк пока что выполнил только ближайшую задачу. Теперь ему предстояло осуществить последующую — овладеть самой верхушкой кургана, которую венчали два бака, представлявшие собою огромные железобетонные резервуары. В них закачивалась когда-то вода и затем самотеком расходилась по трубам водопровода. Сейчас там засели гитлеровцы. Во что бы то ни стало врага надо было лишить этого преимущества.
Во второй половине дня, перегруппировав свои силы и пополнив боезапас, все наши части одновременно пошли в атаку. Роте Кузнецова снова достался самый трудный участок: она штурмовала бак, который теперь именовался правым. Здесь ей помогли артиллеристы Клебановского и полковая минометная рота старшего лейтенанта Карпушенко.
Через три часа ожесточенного боя полк захватил оба бака, полностью овладел вершиной Мамаева кургана. Таким образом, задача, поставленная перед ним командующим 62-й армией генералом В. И. Чуйковым, была выполнена.
Вечером в 6-ю роту прибыл командир 2-го батальона гвардии капитан Кирин. Кузнецов доложил:
— Рота занимает правый бак, размещает в нем свои огневые средства с учетом круговой обороны. В наличии осталось всего 18 человек, израсходованы почти все боеприпасы.
— Восемнадцать человек, говорите? Маловато. Впрочем, и в других ротах не лучше. Но на пополнение пока не надейтесь. А боеприпасы соберите здесь, на кургане. Наши войска, ранее штурмовавшие его, оставили их столько, что хватит на оборону двух таких вершин. И еще. Ваша рота находится в самом лучшем положении в полку. Этот бак — настоящая крепость. Он теперь основной опорный пункт всего нашего полка.
Всю ночь бойцы собирали боеприпасы, укрепляли огневые точки. А утром началось: появились вражеские бомбардировщики, завыли бомбы и сирены, вздрогнула и встала дыбом земля. Фашисты бомбили долго и дошли до того, что начали сбрасывать дырявые бочки. Падая, эти бочки так ревели, что все внутри холодело. Потом ударили орудия и минометы, поползли танки, а в складках горы, как муравьи, закопошилась пехота фашистов.
Правый бак был обнесен трехметровым железобетонным забором, за которым стояли домик, сарай, лежали штабеля труб и другие материалы. Через двадцать минут от начала штурма все это превратилось в груды кирпича, железобетона. Весь бак заполнился пылью и гарью. Стало трудно дышать.
Командир роты обошел бойцов. Все они на своих местах, готовы к отражению вражеских танков и пехоты.
Лейтенант стал осматривать свой пистолет. Оглушительно грохнула бомба. Взрывная волна подхватила его и швырнула в сторону.
Несколько секунд лейтенант лежал без сознания, а когда пришел в себя, оглядел свое тело, удивился: «Ни одной царапины!» Но все оно ныло, и страшно гудело в голове. С большим трудом приподнялся и, качаясь из стороны в сторону, подошел к пробоине в стене. К баку приближались танки и пехота врага.
— Приготовить гранаты и бутылки, — приказал Кузнецов и пополз наперерез танкам. Одну за другой он бросил гранаты. Над одним танком появился сизый дымок и тут же вспыхнуло пламя.
Летели гранаты и в другие танки. Уже через несколько минут вокруг бака пылало четыре бронированные машины и валялось десятка полтора трупов гитлеровцев.
Весь день шел кровопролитный бой, не прекращался он и ночью. А утром гитлеровцы бросили на штурм вершины более десятка танков, до полка пехоты и снова стали бомбить с воздуха, обстреливать артиллерией.
Николай окинул взором свою оборону и посчитал бойцов. Теперь их было всего восемь.
Без слов его понял командир дивизиона 32-го артполка Герой Советского Союза коммунист гвардии капитан Иван Михайлович Быков, прибывший сюда вечером для ознакомления с обстановкой и корректированием огня.
— Не беспокойся, лейтенант, — сказал он. — Все будет хорошо. В случае чего вызовем огонь на себя.
Кузнецов хотел что-то ответить, но тут ухнул снаряд, и он упал. Падая, Николай почувствовал, как в легкие будто кипятком плеснуло. Задыхаясь, прохрипел:
— Вызывай, капитан! — и снова свалился.
Но не прошло и пяти минут, как он уже стал стрелять из станкового пулемета по осаждавшим бак гитлеровцам.
Дивизион Быкова находился за Волгой, но его снаряды метко сокрушали цели. Уже после второго залпа вокруг баков горело шесть танков, а по пехоте точно ложились 76-миллиметровые мины минометной роты Карнаушенко.
Первая атака фашистов была отбита.
— Перерыв, братцы! Осмотреть оружие, сменить воду в пулеметах, проверить наличие боезапасов, — объявил Кузнецов и, подойдя к Быкову, закурил. Не успел выкурить папиросу, как в небе снова послышался рокот моторов вражеских самолетов, а под склоном горы заурчали танки, показались боевые порядки пехоты.
— Приготовиться к бою! — подал команду ротный.
Закрыв полнеба, две-три минуты «юнкерсы» кружили над баками, словно пернатые хищники, высматривавшие дичь. Потом самолеты стали пикировать на баки и сбрасывать бомбы. Свист, гром, вспышки огня!.. Дрогнула земля.
Гвардейцы приготовили гранаты. Капитан Быков схватил телефонную трубку.
— «Волга»! «Волга»! я «Утес», я «Утес»! Слышите, я «Утес»! Прошу беглый на себя! Бейте по правому баку! Слышите, бейте по правому баку!
— «Волга» вас поняла. Бить по правому баку!
Огонь был сильный. Потеряв еще четыре танка и до роты пехоты, фашисты отступили на исходные позиции.
Наступило затишье. Быкова отозвали на командный пункт 39-го полка.
После его ухода в этом гарнизоне осталось семь человек. Фашисты перегруппировались и вечером снова пошли в атаку. Всю ночь шел жестокий бой, но гвардейцы Кузнецова при поддержке дивизиона Быкова и минометной роты Карнаушенко выдержали и это испытание. Правда, осталось в живых всего трое. Тяжелораненые Кузнецов и Борщун были направлены в госпиталь.
19 сентября 39-й полк сдал свою оборону на вершине Мамаева кургана другой части. Сейчас он наш сосед.