сана тетрадь. Ни имени, ни фамилии, только инициалы – Р. Д. Рядом с буквами, приводя в крайнее волнение, виднелся знакомый силуэт птицы в круге. Тот самый, что Лейтон нарисовал на ее ладони. И тот же, что был на запястье Яра. Это отличительный знак томаринских разбойников. Так ведь говорил Кристиан? Она нахмурилась.
– Почему Р. и Д.? – удивленно проговорила Ванда. – Хоть одна из них должна быть Л.
Лейтон подтвердил тот факт, что вещи принадлежали ему. Почему же ни одна буква не совпадала с его именем? Ванда пролистала еще пару тетрадей с некими пометками. Они заинтересовали ее, поскольку содержали довольно много информации о рунах и такой необходимой тактике. Видимо, Лейтон также учился на боевом факультете. Здесь, в Арде? Или в другой академии королевства?
Другие тетради уже не были ученическими, записи, наверное, сделаны позже. Но и здесь все та же непонятная подпись со знаком птицы. Под тетрадями Ванда обнаружила несколько старых свитков. Два из них оказались картами. Изображенная местность с вездесущим знаком разбойников давала возможность предположить, что она держала в руках план того самого небезызвестного томаринского леса. Лейтон был разбойником? Ну почему умаи не разговаривают!
Ванда аккуратно свернула карту и отложила в сторону, затем потянулась за следующим свитком. Ожидала увидеть нечто схожее с предыдущей картой. Но изумилась, развернув старый пергамент до конца, удерживая его на вытянутых руках для лучшего обзора.
Это был портрет. Тонкие, местами поблекшие линии невероятно живо передавали образ неизвестной женщины. Казалось, что еще мгновение, и она полностью обернется, а сейчас глядела на куске холста куда-то в сторону. Едва приметная улыбка касалась губ незнакомки, а мягкие пряди едва вьющихся волос обрамляли по-своему красивое лицо.
Ванде нестерпимо захотелось узнать, о чем думала эта женщина, ожидая, пока художник закончит свою работу. Легкая грусть исходила от портрета, вызывая чувство некой трепетности и восхищения. Она казалась знакомой, хотя Ванда и понятия не имела, кем была молодая каэли для Лейтона или призрачного «Р. Д.».
– Ты еще не ушла? – послышался голос Ивон.
Порыв ветра, благодаря открытой двери, принялся шелестеть страницами тетрадей, лежавших на подоконнике.
– Нет! – Ванда торопливо свернула свиток с портретом, собираясь вернуть вещи обратно в ящик.
Так задумалась, что и не заметила возвращения подруги.
– Разве не опоздаешь? Чем ты занимаешься? – Ивон приблизилась к ней.
– Да так, перебирала старые вещи. – Ванда отложила пару тетрадей, собираясь ознакомиться с записями Лейтона. А остальное припрятала обратно в ящик, задвигая крышку. – Пожалуй, я действительно опоздаю, если не потороплюсь.
Пришлось признать, что совершенно увлеклась. Ванда прихватила старые записи, добавила к ним пару своих тетрадей и учебников. Махнув на прощанье подруге, она поспешила к двери.
– Увидимся вечером, Ивон.
– Береги себя, – махнула ей в ответ соседка.
Идя по длинному коридору, Кристиан поздоровался с преподавателем, заходившим в аудиторию. Когда же наступит ночь, проклятье? Очередное занятие началось, давая отдых голове и немного унимая галдеж в замке. Но все как с ума посходили, готовясь к завтрашнему мероприятию, раздражая суетой и беготней. Нервно одергивая воротник расстегнутой на одну пуговицу рубашки, Рэйван снова пробормотал проклятия.
Нужная ему дверь находилась в конце бесконечного коридора. Ректор прибавил шагу, наконец достигая цели. Коротко постучав и едва услышав ответ, Кристиан вошел, оказываясь в долгожданной тишине небольшого кабинета. Седовласая хозяйка его сидела за рабочим столом, окунувшись в чтение неких бумаг. Жестом она пригласила присаживаться в свободное кресло.
Рэйван, ощущая себя провинившимся студентом, послушно выполнил приказание профессора некромантии, тяжело опускаясь в предложенное неожиданно удобное кресло.
– Раз не вызвал к себе, а явился сам, то наверняка вопрос личного характера. – Кориса Элекьяр неспешно опустила один из многочисленных свитков на стол и посмотрела на гостя. – Вы только гляньте, еще больше похудел! Ты не должен забывать питаться, негодный мальчишка.
– Моя упитанность это последнее, что сейчас имеет значение, дорогая Кориса. – Рэйван подался вперед, опуская руки на стол и сцепляя пальцы в замок. – Мне нужна некоторая информация. На библиотеку нет времени.
– И все так же нетерпелив… – Кориса сощурилась, внимательно глядя на него голубыми глазами, неожиданно яркими для почтенного возраста.
Рэйван глубоко вздохнул. Так ведь и знал. Каждый раз, как встречались, с ним обращались, словно с малым дитятей. Эта женщина никак не поймет, что он уже не тот мальчик, которого когда-то представил ей отец. Как же давно это было!
– Так ты поделишься своими знаниями? – Кристиан нахмурился, отгоняя печальные мысли прочь.
– Что же тебя интересует? – Кориса изящным жестом поправила отливавшие серебром волосы, собранные в высокую прическу.
В них блеснули темные камни, которые прекрасно сочетались со сдержанным нарядом каэли.
– Расскажи мне подробнее о свойствах заклинания иссушения.
Бровь Корисы удивленно изогнулась. Некромантка молча прислонилась к высокой спинке кресла, внимательно глядя на сидящего напротив Рэйвана.
– Меня интересуют возможные последствия применения данного заклинания. Некие побочные эффекты. Они существуют?
– Деверукс не рассказывал тебе об этом?
При упоминании ненавистного родственника Кристиан стиснул челюсти, но сдержался.
– Мне интересно исключительно твое мнение. Приходилось ли тебе использовать иссушение?
Уголок губ Корисы дрогнул, а взгляд стал темнее. Сдерживая не подобающее ее почтенному положению смятение, профессор едва кивнула.
– Война принесла нам многие испытания, мальчик мой. В том числе и повод для использования многих боевых заклинаний. Даже мне, сидящей в пыльном кабинете.
– Так поделись своими знаниями. – Рэйван выжидающе глянул на нее. – Могут ли с жизненной силой, поглощенной данным заклинанием, частично передаться воспоминания, чувства, либо… часть души?
– Ты прав, – неспешно кивнула Кориса. – За это свойство и не люблю его. Подобные заклинания, как правило, не применяются к чистой душе. А смешать свою душу, свои чувства и воспоминания с той чернотой, что таит душа врага, может оказаться слишком тяжелой ношей. Но почему ты спрашиваешь об иссушении?
– Всего лишь восполняю пробелы в познании собственной сути, дорогая Кориса, – натянуто улыбнулся Кристиан.
– Что же еще ты хотел узнать? – Профессор тактично сделала вид, что поверила его словам.
– Но есть ли вероятность получить воспоминания, утерянные самим субъектом, подвергшимся воздействию иссушения?
– Несомненно. Воспоминания не исчезают бесследно. Пусть порой их не помнит наше сознание. Но это как летопись души, выжженная на ней и не стираемая ни одним заклинанием. Можно навести морок или чары забвения, что так сродни щиту, который отделяет их…
– Точно! – Рэйван неожиданно поднялся, нервно усмехнувшись и хлопнув ладонями по столу. – Щит. Щит, Кориса! Это просто щит. Наверняка он.
– Да о чем ты, боги? – разволновалась профессор, тоже вставая с кресла.
– Воспоминания возвращаются из-за свойств «призрачности». Почему я об этом сразу не подумал? – Кристиан от души поблагодарил растерянную Корису, поспешно покидая кабинет и возвращаясь к себе.
Полностью уйдя в свои мысли, он не обращал внимания на снующих в коридорах студентов. Те привычно в испуге расступались при виде мрачного ректора, начиная шептаться и обсуждать последние сплетни. Но Кристиан был слишком оглушен пришедшим откровением. Все, что ему тогда привиделось, – это действительно воспоминания Ванды. Или теперь он должен звать ее Трин?
Кем была эта Трин? Синхелм удочерил ее? Пожелал скрыть данный факт, чтобы не травмировать дочь? На ней же явно чары забвения или морок. Ванда смогла частично преодолеть их лишь из-за собственного изъяна ауры, именуемого «призрачностью». Из-за своей способности обойти щит. Ведь свойства у этих заклинаний родственны. Ее проявляющаяся сила всему виной. Ванда и сама наверняка сейчас не понимает, чему обязана возвращению утерянной памяти. Но что будет с ней, когда поймет, что весь ее привычный мир – ложь? Он должен понять, что происходит. Почему-то одолевало сомнение, что это просто невинное удочерение. За всем этим стоит нечто большее. Нечто, что тревожило безмерно. Кем же была Трин?
Глава 42
Слушая вполуха о великих деяниях правящего монарха, Ванда не смотрела на преподавателя истории, задумчиво глядя в окно. Она то хмурилась, то в тревоге вздыхала. Это занятие для первого курса боевого факультета было общим. Большое светлое помещение вмещало в себя всех тридцать «ухинов». Шагрим сидел рядом с Вандой за соседним столом, иногда тихо кидая некие фразы. Но она лишь машинально кивала, не особо прислушиваясь к его словам.
Удивительно, но чем ближе становилось время встречи с королем, тем большее беспокойство охватывало девушку. А еще самонадеянно уверяла Кристиана, что легко справится! Что такого могло произойти во время этой встречи и разговора с Ламоном? Она в любом случае находилась под так называемой защитой имени отца. К Фемиру Синхелму его величество благоволил. В худшем случае посмеется над глуповатой девицей, да и только. Но сердце сжималось от дурного предчувствия.
Ну а дальше? Что ждет ее дальше? Она будто зависла в неком безвременье, не имея возможности вернуться в счастливое прошлое. И совершенно не понимала, как поступать в будущем. Она собиралась поморочить голову Рэйвану и сбежать. Сбежать… Куда бежать? Единственный родной человек, в объятиях которого хотелось забыться и найти успокоение, был тем, кто превращал ее жизнь в хаос. Она не могла бежать к отцу. И страшилась признавать тот факт, что объятия Кристиана казались на данный момент более безопасными. Он так стремительно и бесцеремонно вторгся в ее мирок. Но сейчас стал неожиданным утешением.