— Нет. А зачем?
За окном послышался гудок машины.
Лидия поднялась. Стоя у двери, сказала.
— Ты не все знаешь. Спроси у него самого. Решать тебе, я предупредила, пока, подруга.
Она вышла, плотно закрыв за собой дверь. Таня продолжала сидеть на кровати, когда в комнату вошел Ибрагим. Встретив у входа Лиду, которая хмуро кивнула ему и прошла мимо, он сразу обо всем догадался.
«Может, и к лучшему, — подумал он, — рано или поздно поговорить все равно пришлось бы».
Увидев девушку, с потерянным видом сидящую у окна, он не стал садиться рядом. Взял стул, поставив его напротив Тани, сел. Некоторое время они молчали.
— Это правда, что вы не разведены? — тихо спросила она, сдерживая слезы.
Опытный Ибрагим, не отвечая сразу, рассказал ей тяжелую историю своей жизни. Он говорил долго, убедительно и совершенно искренне.
— Ты — самое дорогое, что у меня есть, — закончил он. Взял ее ладони в свои руки, опустив голову, попросил: — Не бросай меня, Таня. Я без тебя уже не смогу.
Быстро встал и вышел. Девушка всю ночь думала, вспоминала, представляла, злилась, молилась и мечтала. Воскресенье прошло в мучениях и вопросах. В понедельник утром, разбитая и больная, она приехала на участок, где работник сразу сообщил, что ее вызывает директор.
В кабинете было прохладно и пахло одеколоном.
— Вот что, Григорьева, — директор начал с главного, потому что ему было жалко эту девочку, но он никак не мог ей помочь, — на тебя написано заявление, которое могут передать в милицию, если мы на месте не рассмотрим его.
Девушка молча смотрела в окно. Ее охватила апатия, она практически не слышала голоса директора. В кабинет вошла бухгалтер, взрослая женщина, посмотрела на Таню и обратилась к начальнику:
— Вы идите, покурите, а мы здесь сами поговорим, да, Танечка?
Девушка кивнула, а директор с облегчением вышел во двор.
Тамара Алексеевна обняла Татьяну, ей тоже было жаль неопытную приезжую. Она, как женщина, хорошо ее понимала и не осуждала, но пришла сюда выполнить производственное задание. Поступил сигнал, и контора обязана на него реагировать. У Тамары Алексеевны была действительно трудная миссия, которую ей просто необходимо выполнить. Как не жаль ей было девушку, но оплачивать ее проживание два года убыточно, поэтому план в голове женщины вызрел сразу, как только на ее стол положили анонимку.
Деликатно и почти правдоподобно она описала Татьяне ее незавидное положение, которое, пока не поздно, нужно исправлять. Она, как и Ибрагим, говорила долго добрым голосом и тоже брала ладони Тани в свои руки.
— Ты не знаешь местных женщин, — доверительно рассказывала она, ведь глазом не моргнут и выльют тебе в лицо кислоту, уже были такие случаи. Твой любимый будет дальше жить припеваючи, а ты в лучшем случае уродом вернешься домой. Сейчас в Кушке строиться дом на три хозяина, одна квартира свободна. Мы определим тебя туда переводом, и ты спокойно доработаешь свое время. Там много военных городков, все русские, хорошие ребята, военные офицеры. Ты молодая, найдешь себе парня, выйдешь замуж и как страшный сон забудешь все, что здесь случилось.
Чем добрее и мягче говорила Тамара Алексеевна, тем унизительней чувствовала себя девушка. Ей хотелось только одного: спрятаться от всех, чтобы про нее все забыли. Когда бухгалтерша спросила:
— Ну, Танюша, перевод? — она только коротко кивнула и вышла.
Перевели ее быстро. Документы отдали на руки, даже оплатили билет в плацкартный вагон поезда Ашхабад — Кушка.
Дом, который ей обещали, даже не начинали строить. Поселили в развалюху, одну стену которой снаружи подпирала длинная жердь. Отапливалась комната буржуйкой, была теплой только тогда, когда в ней горели дрова. Но девушка не замечала всех бытовых неудобств. Работа была знакомой. С утра до вечера она исправно выполняла свои обязанности, а вечерами долго читала книги, которые брала в местной библиотеке. Читала, пока не начинали слипаться глаза, чтобы не было времени на мысли. Мыслей своих она боялась.
Через пять дней после ее приезда вечером постучали в дверь. Она накинула большой платок, вышла в коридор.
— Кто там?
— Открой, Таня, это я, — услышала голос Ибрагима.
Он приезжал через каждые пятнадцать дней после своей вахты на неделю. Так прошло полгода.
В мае все горы были покрыты тюльпанами. Эта была вторая ее весна в Туркмении. Ибрагим спал. Она варила кофе. Сегодня он уезжал в Ашхабад, а она на десять дней с рабочими отправлялась на дальний кордон, на границу с Афганистаном, для посадки фисташки. Вчера они долго разговаривали с Ибрагимом, взял с нее обещание, что после заберет в Ашхабад.
— Квартира под Ашхабадом уже есть, однокомнатная, но большая, просторная, поживем пока там, а дальше видно будет, — рассказывал он. С работай, как сама решишь. Хочешь в лесхозе, а хочешь в кондитерский цех технологом, у меня там товарищ, обещал помочь.
— Приедем и решим, согласилась девушка. Она сама хотела вернуться, потому что устала ждать и провожать своего мужчину, хотелось жить в своем доме, с большим окном и цветами в горшках, с красивым паласом на полу. Ее немножко подташнивало всю последнюю неделю, но она ничего не говорила, решив сначала удостовериться в своем предположении.
Вернувшись с гор, Таня сразу сходила в поликлинику, ее догадка подтвердилась: она была беременна. Новость приняла спокойно. Вообще все последнее время она была спокойной. Беременность лишь усилила ее женскую самодостаточность и твердость принятого решения. А оно было простым: остаться в Туркмении и жить с Ибрагимом, рожать детей и любить свою семью. Она так решила, и это помогало ей оставаться спокойной в самые непростые моменты. Она уже любила своего ребенка и улыбалась теперь гораздо чаще.
13
Вернувшись с работы, Михаил застал во дворе участкового и двух соседских женщин.
— Прячешься, да? Полчаса уже здесь ждем, — такими словами встретил его служитель порядка.
— Нет, работаю, — отвечал Михаил, прикидывая, что могла написать Лиля, и что ему могут предъявить.
— По поводу работы отдельный разговор будет, — со скрытой угрозой сказал участковый, — деньги зашибаешь, а налоги государству не платишь. Неспокойный ты элемент, Темнюк. Даже фамилия у тебя соответствующая.
— Фамилию мою не трогай, а элементы в таблице у Менделеева по порядку стоят. Что нужно?
— За словом в карман не полезешь, ну-ну.
Он молча смотрел, перекатываясь с носка на пятку. Михаил тоже молчал, глядя спокойно и твердо.
Участковый, не выдержав тяжелого взгляда, вдруг засуетился, вытащил из кармана лист бумаги.
— Заявление на тебя пришло. Избиение беззащитной девушки, принуждение к сожительству. Да, Темнюк, недолго музыка играла, — он откровенно злорадно улыбался, помахивая заявлением.
Женщины с интересом слушали, а Михаила охватила тоска. Он понимал, что поверят не ему, уже имевшему срок, а если врач предоставит справку о телесных побоях, которые возможны при ее падении, ждать добра ему нечего.
— Сам до отделения дойдешь или наряд вызвать? — участковый изо всех сил скрывал радость.
Соседка подошла к Михаилу, тихо и растерянно сказала ему:
— Я присмотрю тута, скотинку накормлю…
— Спасибо, теть Глаша.
Он повернулся и зашагал к опорному пункту.
Там, посадив его на стул в углу, участковый долго созванивался со станцией, требуя прислать служебную машину, чтобы отвезти Михаила к следователю.
Машина приехала через полтора часа. Все это время мужчина сидел на стуле, безразлично глядя в пол или в окно, но тяжело переживая внутри свое незавидное положение.
На станцию приехали уже ночью. Заспанный дежурный вопросительно посмотрел на шофера.
— Кого привезли?
Шофер пожал плечами.
— Спроси у начальника, — кивнул головой на участкового.
— Тебя не предупредили? — Фролов был раздражен.
— О чем? — дежурный его не понимал.
Милиционер, матерясь на дежурного, заставил его закрыть задержанного в отстойник до завтра. Дежурный, молодой парнишка, привычно козырнув, повел Михаила в темную комнату, одна стена которой была решетчатой, закрыл за ним дверь на замок. Михаил снял сапоги, под голову подложил пиджак, умостился на лавке и сразу уснул.
Утром его разбудил уже другой парень. Наверно, он был веселым по характеру, потому что, когда говорил, постоянно улыбался.
— Жулики, мошенники, подъем! — громко закричал он, открывая дверь, — опорожняться налево, чтобы я видел, стены не пачкай, соблюдай чистоту, долго не засиживайся, не на даче у дяди Федора! — он смеялся, подталкивая Михаила в спину.
Когда Михаила вели в кабинет к следователю, участок наполнялся людьми. Он вдруг заметил в коридоре старого председателя, который кивнул ему спокойно, словно не удивился, узнав и увидев здесь.
Следователя не было, зато присутствовал участковый, который, видимо, с самого утра ожидал, когда их примут. Он курил у окна, бросая на Михаила злобные взгляды.
Наконец дверь открылась, вошел следователь с папкой в руке. Он был невысокого роста, больше похож на добропорядочного мещанина, чем на работника внутренних органов. Но Михаил повидал много образчиков этого назначения, поэтому внешняя добродушность маленького человека его не смутила.
Кивнув именно Михаилу, бросив взгляд на участкового, он представился.
— Короткий Владимир Иванович, буду вести ваше дело.
У Михаила, несмотря на напряженный момент, мелькнула мысль, что фамилия соответствует Ивановичу, но почему следователь обратился к нему, а не к Фролову. Тот тоже видимо хотел разъяснить ситуацию и сунулся к Короткому. Но следователь, махнув рукой, остановил его, нажал кнопку, вызвал веселого дежурного, который незамедлительно явился.
— Проводите товарища Темнюка в коридор, — он посмотрел на Михаила, взгляд был умным и теплым. — Я вас прошу, Михаил Степанович, подождать немного в коридоре, я к вам выйду.
Сержант легонько подтолкнул его к выходу. Михаил, ничего не понимая, перевел взгляд на растерянного участкового и вышел в коридор, где сержант велел ему занять место на стуле и ждать, подмигнул ему и потопал в дежурку.