Минут через семь знакомый сержант опять явился, чтобы вывести из кабинета участкового. Фролов бросил на Михаила испуганный взгляд и пошел, сложив руки за спиной, охраняемый конвоиром.
Михаил поднялся, не в силах усидеть на месте. Через минуту вышел Короткий, подошел к нему.
— Я лично приношу вам, гражданин Темнюк, свои извинения за неоправданное задержание.
Он прищурил глаза.
— Не держите зла, успехов вам.
Он протянул руку. Михаил пожал, еще не понимая до конца, что произошло, продолжал стоять.
— Вас подвезти до дома?
Михаил снова увидел лукавые искорки в глазах следователя.
— Спасибо, я сам доберусь. Со множеством мыслей в гудящей голове он вышел во двор и зашагал на автостанцию.
— Михаил! — из проезжающей мимо «Волги» смотрел старый председатель, — домой?
Он кивнул.
— Садись, вместе поедем.
Мужчина сел, пожал руку председателю, знакомому шоферу, догадываясь, что в его деле председатель тоже сыграл роль, спросил:
— Сергеевич, ничего не понимаю. Что там было-то?
Пожилой мужчина коротко засмеялся. Шофер, глядя в зеркало заднего вида, тоже ободряюще улыбнулся. Видно, был в курсе событий.
— Там много чего было, Миша. Ты, я думаю, еще не обедал со своего ареста. Николай, завези-ка нас в кафе, куда ты меня на прошлой неделе отвозил, там хорошая кухня и ушей немного. Совместим, как говорится, полезное с приятным.
Николай привез их в тихое кафе с пятью столиками во дворе. Председатель заказал на троих обед и рассказал Михаилу последние новости.
А новости были криминальные. С самого первого дня своего правления новый председатель, который, подсуетившись в министерстве, сумел отправить прежнего на заслуженный отдых, в сговоре с бухгалтером и участковым вели двойную бухгалтерию, получая от государства новый колхозный инвентарь по государственной цене, сбывали его по рыночной независимым предпринимателям. Мошенники вошли во вкус, с молотка шло практически все новое колхозное добро, включая химикаты для полей. Лаборантка тоже была в сговоре, получая свою небольшую часть, проводила все необходимые для полей пестициды, азотные удобрения и прочее по документам, как употребленные. В смете расходов следователь обнаружил даже счета на оплату кукурузнику из частной независимой конторы. Дела велись с размахом. Недовольных участковый быстро призывал к порядку, откровенно угрожая расправой.
Михаил напряженно слушал и хмурил брови.
— А помогла всех вывести на чистую воду, сама того не подозревая, жена участкового. И не без твоего участия, кстати, — председатель толкнул Михаила в бок. Тот удивленно посмотрел.
— Ты, наверно, в курсе, на прошлой неделе был у них скандал, Фролов к тебе ее и приревновал. Ударил, она в ответ ему чашкой, может, еще чем швырнула, в лицо попала. Началась драка. А Люська, — он кивнул в сторону Николая, — сестра его, в это время у них была, так сказать, натуральный свидетель. В запале Зинаида все и выложила:
— Это не я тебе рога наставляю, а ты, кобелина паршивая, с этой сопливой снюхался, шашни разводишь и колхоз обворовываешь.
— Люська рассказала Николаю, он поделился со мной, а я, в свою очередь, поставил перед фактом Короткого. На прошлой неделе завели уголовное дело. Лиля твоя, прости друг, все признала, на документах ее подписи не стоят, но пойдет как свидетель. Бухгалтер с председателем крутились, словно ужи на сковороде, но их тоже дожали. С Фроловым было тяжелее. Он нигде не фигурирует, местные бояться на него показания давать. Но нашлись сознательные. Теперь картина маслом. Когда суд будет, неизвестно, но на амнистию им рассчитывать не придется.
— Вот такие новости, Михаил.
— Да.
Миша переваривал услышанное. Имя Лили всколыхнуло незажившую рану. «Получается, с участковым снюхалась? Видимо, это дед имел в виду, когда намеки делал». Он потемнел лицом, но постарался взять себя в руки.
— А ты, Сергеевич, теперь опять к нам председателем?
— Куда ему от нас, — улыбнулся Николай, допивая лимонад.
— Видимо, так, — кивнул Сергеевич, — нужно уже сегодня принимать дела. Доели? Тогда встаем и поехали, ребятки, дел на сегодня много.
В машине они уже не разговаривали. Каждый думал о своем.
Дома его ждал дед Гришатка.
— Мишка! Возвернулся, неугомонная твоя душа! — дед улыбался, а по румянцу на щеках, Михаил понял, что старик уже успел остограмиться.
— Вернулся, дед. Кроликов кормил?
— Кормил, ненасытные такие, язви их душу, клевер весь сожрали и бесются. Мишка! А председателя то нашего того, поганой метлой вместе с его свитой погнали, слыхал?
— Слыхал, пошли в дом, дед, не шуми на улице.
— Ох, дела! Ну, дела! Твоя то нынче побитой овечкой приперлася, может, остаться желала, да Наталья ее в дом не впустила, шматье ее выкинула во двор и пригрозила ишшо, что с лестницы спустит, ежели она на порог ступит.
Дед рассказывал, крутился вокруг Михаила, заглядывал в глаза. Но мужчина, пережив волнения, почувствовал усталость, захотелось завалиться на кровать и проспать весь день.
— Мишка, я чего пришел сказать. Баньку бабка пошла топить, да собрала на стол. Ты же немытый какой. Вот она меня отправила, пущай, говорит, в баньку приходит.
— Я приду, дедуня. Малость полежу, а к вечеру у вас буду.
— Полежи, Мишка, полежи, раз такое дело. Дык я тогда пойду. Да? Кроликов покормил. Сарайку запер, ключ там на гвоздике повесил… Полежи, Мишка.
Михаил молчал, и дед, еще немного покрутившись, пошел домой. А мужчина, положив руки под голову, думал про все случившееся, не мог до конца осознать и поверить, что девушка, которую он любил и хотел видеть женой, оказалась злоумышленницей.
«Поторопился малость, — язвительно думал о себе он, — а ребенок?! — И опять стало больно в груди, — а может, он и не мой, — мелькнула нехорошая мысль, — тогда хорошо, что так. Нет, нехорошо. Могла бы сохранить… Не буду про это думать. Что уж теперь», — он повернулся на другой бок, пытаясь уснуть. Хотелось спать, но сон не приходил. Увидел, что даже не разулся. Прошел к холодильнику, налил стакан водки, выпил, не закусывая, поморщился, сегодня даже у водки был отвратительный привкус. Снял сапоги, опять лег. Усталость от пережитого заставила уснуть.
Открыл глаза уже в сумерках. Во дворе под окнами был шум. Еще не отойдя от кошмаров, которые приходили во сне, вылил на голову кружку воды, вышел на крыльцо и оторопел.
За калиткой толпились люди. А у крыльца со служебным пистолетом, направленным прямо на него, стоял Фролов, увидев Михаила, оскалился, словно волк.
— Вот, сам и вышел. Ты думал, что я просто так уйду? Нет… Сначала должок отдам. Молись, тварь, если крещенный.
Вскрикнула какая-то женщина. Ванька прибежал с топором, хотел зайти в калитку, но участковый направил на него пистолет.
— Не влезай, щенок, с тобой тоже разобраться надо бы, да ты не первый номер, — он опять оскалился.
«Как обкурился», — подумал Михаил, быстро глянув на людей и лихорадочно соображая, что делать.
Ванька попятился, а Фролов опять взял Михаила на мушку.
Визжа шинами, остановилась милицейская машина. Короткий с сержантом подбежали, следователь тоже был с пистолетом.
— Не дури, Фролов, — крикнул он, не подписывай себе вышку. Убери оружие.
— А, начальничек прибежал… Легко же тебя, ушастого, обмануть было, видишь, я на свободе.
— Это ненадолго. Отдай пистолет.
— Подойди, возьми… Давай как в американском кино: кто быстрей пальнет, тот живой останется…
Закричала женщина и, вырвавшись из чьих-то рук, вбежала во двор. Михаил в эту секунду почувствовал тяжелый груз на сердце, увидев, как Лиля бежит к нему. Дальше все случилось как в замедленном кадре ужасной драмы. Ванька бросился к ней, схватил за руку, но она с силой вывернулась, развернулась в сторону Фролова, махнув рукой. Раздался выстрел. Сержант одним прыжком очутился около стрелявшего и уже крутил ему руки, выбив пистолет. Женщины кричали, а Лиля лежала на траве с простреленной шеей. Лужа крови быстро растекалась, пропитывая ее распущенные волосы. Глаза были открыты, а в них — удивление.
Михаил подбежал, приподнял голову. Пальцы сразу окрасились кровью. Тяжелая рука Короткого легла ему на плечо.
— Убил… — он обернулся к сержанту, — вызови врача и кого там еще положено. Задержанного в отделение. А вы, граждане, разойдитесь, дома все обсудите.
Бабка Наталья вынесла простынь, закрыла ею убитую, перекрестилась.
— Давайте зайдем в дом, на месте составим протокол, — следователь был спокойным и деловым, это подействовало. Михаил, Иван и следователь с сержантом поднялись в дом для оформления необходимых бумаг.
14
Туркмения
Прошло три года. Таня жила в Ашхабаде. Сынок подрастал. Ибрагим был хорошим отцом и мужем. Они не были расписаны, но это не волновало ее. Жили они дружно. Летом летали в отпуск в Россию, иногда Ибрагим на неделю приезжал вместе с ними, и родственники дружно говорили, как ей повезло с мужем. Таня не спорила, только улыбалась. Иногда родители навещали ее, и снова Ибрагим был на высоте, посвящая им все свободное время. Таня ни единым словом не посвящала никого в тайну своей семейной жизни. Порой ей самой казалось, что нет ничего страшного, что ее вторая половина живет на две семьи. Сын еще больше сплотил их, был радостью для обоих. Но в часы, когда она оставалась в пустой квартире, а малыш спал сладким сном, тоска давила, и осознание, что все не совсем хорошо, заставляло ее снимать розовые очки. Она давно перестала плакать, даже жалеть себя запрещала. Просто брала бумагу и писала детские сказки, смешные рассказы, уходя от действительности. Интуиция подсказывала, что она не сможет всю жизнь находиться в таком положении. Женщина бежала от этих мыслей, боялась их и знала, что это правда.
Однажды вечером приехала Лида. Таня ей обрадовалась, они давно не виделись.
— Вижу, подруга, добром обзавелась, стенку какую хорошую приобрела.