— Поэтому я прошу своего мужа, Кена Отани, наказать того, кто оскорбил его жену!
Кажется, они не сразу поняли. Удивленные взгляды сменились шепотом. Он усиливался, словно звук приближающейся грозы, и вскоре все кричали: кто возмущался, кто заявлял, что я нарушила закон, а кто-то справедливо считал, что над замужней наследницей не властен даже Верховный Совет.
Особенно злился Рокано.
— Я требую, чтобы этот брак был признан недействительным! — заявил он, вскочив на ноги.
Отани смерил его взглядом:
— Можешь высказать претензии на Суде Мечей!
— Я согласен!
84
Рокано не пожелал сдаваться, но отец зло прошипел:
— Смирись! Если думаешь, что Отани не просчитал каждый свой шаг и не получил поддержку от других Глав, то ты просто дурак.
Я незаметно выдохнула — даже, если без поединка не обойтись, я предпочту уменьшить их количество: становиться вдовой не хотелось.
Председатель Верховного Совета хлопнул в ладоши, призывая к тишине. Не сразу, но мужчины угомонились и заняли свои места.
— Совет пришел к мнению, что покойный Глава Первого Клана, заслуживший уважение всех присутствующих, имел право отказать семейству Менети в завершении свадебной церемонии. Когда решалась судьба наследницы, он еще не знал всей правды.
— Но, вступив в брак без одобрения Верховного Совета, наследница пошла против правил!
Я чуть развернулась, чтобы сидеть к говорившему в пол оборота:
— В чем же? Все клятвы и подписи на брачных документах были поставлены до смерти дедушки. Когда я выходила замуж, Глава Клана был еще жив!
— Все мы знаем, как прошли его последние дни! Он себя-то не помнил, где уж решать судьбы других!
Я улыбнулась. Очень надеюсь, что получилось безмятежно:
— Дедушка знал, что болен. Поэтому назначил Отани своим заместителем. Об этом знают все: мой муж вел от его имени все дела Клана. А, значит, его решение о свадьбе не подлежит обсуждению: все происходило с одобрения Главы!
— Отани воспользовался положением и…
— Вы желаете оспорить его решение на Суде Мечей?
Ох, как прав был Кен, когда уверял, что большинство Глав постараются уклониться от этого! Стоило им понять, что любой вопрос будет решаться поединком, и желающих возражать не нашлось.
И все-таки каждый раз у меня сердце заходилось, норовя выскочить через горло. Я верила мужу, и при этом смертельно боялась, что найдется тот, кто не побоится принять вызов.
К счастью, единственным отчаянным оказался Рокано. Но его осадил отец — идти против Главы не смеет даже наследник.
И все-таки Совету удалось «уговорить» меня отказаться от дуэли, стоило им признать Кена законным мужем наследницы. И, поскольку вопрос с Кланом был решен, ему торжественно вручили Печать Клана, а мне — родовую книгу, ибо только мои дети могли быть в нее вписаны.
Кажется, многие вздохнули с облегчением: переделки сфер влияния не произошло, все осталось на своих местах, а значит, была стабильность.
И все-таки я не расслаблялась.
Похороны прошли как в тумане. Я чувствовала, что Кен стоит за левым плечом, готовый поддержать, подхватить, не дать оступиться. Но госпожа Ая оказалась хорошим учителем: все необходимое всплывало в памяти ровно в нужный момент, не раньше, ни позже.
А потом надо было возвращаться.
Я шла по анфиладам внутренних покоев и не могла поверить, что все это — мое. И этот огромный небоскреб, и сотни других, да что там, добрая четверть Города принадлежит Первому Клану, а значит — мне.
Но, кроме недвижимости, было еще кое-что.
Люди.
Саро опускались на колени, впервые приветствуя меня и Кена по всем правилам. Я смотрела на согнутые спины, на лежащие на полу мечи и понимала: за них я тоже в ответе. Отныне эти люди будут черпать уверенность не только в новом Главе, но и в его жене, а потому не шла — семенила, как предписывал этикет.
Вздернутый подбородок. Прямая спина. Расправленные плечи. Взгляд — прямо вперед, никаких поворотов головы, это особая милость, которую пока следует приберечь.
Но, если мне запрещалось рассматривать саро, то им меня — нет. Они поднимали головы, и взгляды вливались в спину сотнями иголок.
Я даже виду не подала, как устала. Эти люди готовы умереть за меня. И будут умирать, если понадобиться, радостно и без слова упрека. И поэтому: вздернутый подбородок. Прямая спина. Расправленные плечи. Неторопливый, уверенный шаг. Наследнице, жене Главы Первого Клана, некуда спешить: весь мир будет ждать, когда ей захочется обратить на него свое внимание.
И все-таки я спешила.
Не кусать губы, когда необходимо сдерживаться, очень трудно. Но еще труднее не схватить за руку идущего рядом мужа. Чувствовать его дыхание, слышать голос и… не прикоснуться.
Кен лично открыл передо мной дверь спальни, но сам не вошел — его ждали кое- какие дела.
Я скинула неудобную обувь. Ступни ощутили ковер райским облаком, но ноги не держали. Все, что смогла — добраться до кровати и опуститься на пол, привалившись к ней спиной.
Наверное, я задремала, потому что очнулась от тихого смеха.
Кен сидел рядом.
— Мы справились.
— Знал бы, чего мне это стоило! — теперь можно и покапризничать.
— Я не был ни в чем уверен. Ни в чем, кроме одного: моя жена сможет все! Что ей Верховный Совет, когда она справилась даже с господином Би!
Смотреть на смеющегося Кена — одно удовольствие. Но какое же неудобное парадное кимоно! Мало того, что узкое, так еще многослойное! Ну вот что делать- то?
И все-таки выход найден. Пока муж разглагольствует, распахнуть полы верхней одежды, потом нижней, приподняться на коленях и… удобно оседлать его бедра.
Паршивец! Он только делает вид, что не смотрит! А сам…
Член рвется наружу сквозь тонкую ткань церемониальной одежды, будь она неладна! Мне бы стыдиться, краснеть и стесняться, но… я очень испорченное существо. И, кажется, нашла точно такого же мужа!
Его руки скользят по бедрам, заставляя приподняться в поисках ласки. Пальцы натыкаются на фуросики, которую сам же Кен с помогал намотать с утра. Как я тогда сдержалась, не знаю,
— Наконец-то! — выдыхает, — Думал, не дождусь!
Ага, значит, ему тоже было паршиво! Тогда… поиграем?
85
Проклятые штаны! И Кен даже не думает избавляться от этого проклятого предмета своего гардероба.
Ему-то хорошо — сунул руки под кимоно и вот, пальцы легко забрались под набедренную повязку.
А дудки!
Приподнимаюсь на коленях, чуть отстраняюсь и… пересаживаюсь ближе, прямо на вздутый бугор.
Ага’ Проняло! И пусть муженек пытается держать лицо, этот замутненный взгляд — бесценен!
Чуть ерзаю, выбирая удобное положение. В промежности сладко, хочется большего, но умолять не стану! Я готова уступить Отани Клан, но не кровать!
И он соглашается.
— Лара… я могу попросить кое о чем?
— Если прекратить, то нет.
— О боги, ты считаешь меня идиотом? Какой мужчина откажется от… такого. Но я давно хотел…
Ответом на мое движение — прерывистый вздох. Кен замолкает и действует.
Миг — и я стою перед зеркалом. И то, что я вижу в отражении, мне очень нравится.
Раскрасневшаяся, чуть взъерошенная, с мутным взглядом… А за спиной — обезумевший от желания мужчина. Он хочет меня! Это видно в каждом движении, в каждом взгляде, в трепетании ноздрей, в изгибе безумно желанных губ… И в прикосновениях.
Пояс падает на пол. Следом по телу скользит шелк кимоно. А на лицо опускается фарфоровая маска.
Кен отступает. Его пальцы подрагивают, а в глазах пляшет безумие.
— Ты не представляешь, насколько прекрасна.
На мне — лишь тонкая набедренная повязка и белые носочки. И — маска Госпожи Кошки.
Память возвращает в Клуб Эстетствующих Художников. Там у мужчин были такие же взгляды.
Мне нравилось дразнить посетителей, но дразнить собственного мужа приятнее в тысячу раз!
Разворачиваюсь, изгибаясь в пояснице. Кидаю взгляд за спину:
— Значит, ты мечтал не обо мне? Тебе нужна Госпожа Кошка?
В ответном вздохе смешивается и грусть, и желание, и сотни эмоций:
— Ты и есть — Госпожа Кошка. Лара, ты бы видела себя на Совете. Гордая, сильная, наглая… И на тебе не было маски! Я сгорал от желания, я готов был убить каждого мужчину в зале только за то, что они смели смотреть на тебя. И как я жалел, что ты отказалась от поединка!
— Хотелось крови?
— Хотелось, чтобы ты увидела меня в бою. Увидела, что я достоин тебя, что…
— Раздевайся!
Клинок с легким шелестом покидает ножны. Они сползают с него медленно, сантиметр за сантиметром открывая лунно мерцающую сталь.
Я совершала преступление: обнажить меч саро не смеет даже его жена! Только он сам. Или его господин…
Но я наследница. Здесь, в спальне, даже Глава Первого Клана, мой муж, ниже по статусу. И ему это нравится!
Сталь холодит бедро. Я вижу испуганный взгляд, но останавливаться не собираюсь
— возиться с завязками фуросики нет ни сил, ни терпения. Миг, и я остаюсь лишь в маски и носочках. Одно гибкое движение — стол даже не покачнулся, — и Кен не может оторвать взгляда от широко разведенных ног.
— Хочешь? — голос отказывается повиноваться, но хрип выходит таким чувственным! Я слышу это сама, а уж Кен…
Он подается вперед. Гибкий, сильный… Мышцы напрягаются под кожей, оживляя татуированного зверя. Он рычит, готовый взвиться из зарослей пионов, в которых прячет свою ярость.
Его останавливает сталь. Опалово мерцающему клинку уютно на моих бедрах. Он едва не мурчит, ласкаясь, но при этом острие хищно щерится в сторону Кена.
Он понимает.
Его член, и без того напряженный донельзя, теперь полыхает. Вены набухают, оплетая ствол толстой сеткой, а кожа, кажется, лопнет от малейшего прикосновения.
Шаг.
Второй.
Лезвие упирается в живот, но разве оно может остановить жаждущего саро? Кого другого — возможно. Но не Отани.
Царапина — пока не порез — пересекает низ живота. Но Кену все равно. Он двигает бедрами, наплевав на опасность, на боль, на все…