Мне показалось, что вот-вот прогремят выстрелы. Затем, как в кино, автомобиль стремительно сорвется с места и передо мной останется только Нейл с прижатыми к животу руками. Он будет медленно опускаться на тротуар...
Но ничего такого не произошло. Нейл быстро подскочил к машине. Открылась задняя дверца. Он сел и закрыл ее.
Я не успел и пошевелиться, как «кадиллак» отъехал.
Глава 15
Когда я принимал душ, то уловил звук телефонного звонка. Телефон зазвонил снова, едва я вернулся в комнату, набросив на себя полотенце. Сняв трубку, услышал знакомый голос:
— Скаддер? Это Микки Баллу. Я тебя не разбудил?
— Нет, я уже встал.
— Молодец! Еще рано, но мне надо срочно с тобой встретиться. Через десять минут, хорошо? У твоей гостиницы?
— Давай лучше минут через двадцать.
— Если можешь, постарайся побыстрее собраться. Опаздывать нельзя.
Что он задумал? Быстро побрившись, я оделся. Ночь была беспокойная, в сновидениях я то и дело попадал в уличные перестрелки, участвовал в слежке и преследованиях. Я взглянул на часы: семь тридцать. Утро едва началось, а меня уже ожидала встреча с Мясником. Зачем ему понадобилось видеть меня в такую рань?
Я повязал галстук, взял ключи и бумажник. В холле никого не оказалось. Зато на улице, у обочины, стояла автомашина. Припарковали ее рядом с пожарным колодцем, перед самым входом в гостиницу. Это был здоровенный серебристый «кадиллак» с тонированными стеклами. На этот раз я хорошо разглядел водителя, потому что стекло было опушено, а он, подзывая, махал мне рукой.
Перейдя улицу, я открыл дверцу. На Баллу был белый, закрывавший его от подбородка до пят, передник мясника. На хлопчатобумажной ткани резко выделялись ржавые пятна — одни потемневшие, а другие довольно яркого красного цвета. Я было засомневался, стоит ли садиться в машину к одетому в столь странный наряд человеку, но Микки держал себя так, что у меня не было оснований ожидать подвоха с его стороны. Если бы он собирался помочь мне проделать мой последний путь, то едва ли протянул бы руку, которую я тут же пожал. Сев в машину, я захлопнул дверцу.
Скоро Баллу остановился на перекрестке в ожидании зеленого света. Он еще раз осведомился, не разбудил ли меня. Я ответил отрицательно.
— Дежурный сказал, что ты не снимаешь трубку. Но я все-таки настоял на том, чтобы он позвонил еще раз.
— Я принимал душ.
— Тебе хотя бы удалось поспать?
— Несколько часов.
— А я так и не добрался до кровати.
Загорелся зеленый, и перед встречным автомобильным потоком он стремительно повернул налево. Ему пришлось еще раз остановиться перед светофором, когда мы добрались до Пятьдесят шестой улицы. Он нажал кнопку, чтобы поднять мое стекло. Утро было сумрачное, в воздухе чувствовался запах дождя. Небо, когда я посмотрел на него сквозь затемненное стекло, показалось еще более мрачным.
Я поинтересовался, куда мы едем.
— На обедню мясников. — После его слов в моем воображении немедленно возникла картина странного и таинственного обряда: люди в окровавленных фартуках, с длинными ножами в руках склонились над жертвенным агнцом. — В Соборе Святого Бернарда. Ты бывал там?
— На Четырнадцатой улице?
Он кивнул.
— В семь утра богослужение происходит перед основным алтарем. А в восемь молебен устраивают в боковом помещении с левой стороны. Там собираются немногие. Мой отец всегда заходил туда перед работой. Иногда брал с собой и меня. Он работал мясником на рынке в том районе. Знаешь, когда-то он носил этот передник.
Дождавшись зеленого, мы поехали дальше. Светофоры по всей улице работали по единой схеме, но если какой-то выпадал из общего ритма, Баллу притормаживал, оглядывался по сторонам, а затем проскакивал перекресток. Один раз мы все-таки застряли у светофора, неподалеку от подъезда к тоннелю Линкольна, но дальше без помех добрались до Четырнадцатой улицы и свернули влево. Проезд к Собору Святого Бернарда был третьим, если считать от противоположной центру стороны улицы. Баллу припарковал машину прямо перед витриной погребальной конторы. Знаки на обочине запрещали оставлять здесь автомобиль в рабочее время.
Мы вышли из «кадиллака». Баллу помахал рукой человеку, выглянувшему из дверей конторы. Если верить вывеске, она называлась «Туми и сыновья». В ответ его поприветствовал один из представителей семейства Туми. Я старался не отставать от Баллу, который быстро поднимался по ступеням к центральному входу в церковь.
Он провел меня в боковое крыло, а оттуда — в небольшую комнату, где не меньше сорока верующих сидели на расставленных в три ряда складных стульях. Устроившись в последнем ряду, Баллу дал мне знак занять место рядом.
В последующие несколько минут вошли еще пять-шесть человек. Среди молившихся я заметил пожилых монашек, двух старух, нескольких мужчин в строгих костюмах и одного — в оливковом комбинезоне. Четверо, помимо Баллу, были в передниках мясников.
Ровно в восемь появился священник. Он, вероятно, приехал в Штаты с Филиппин, и в его произношении чувствовался легкий акцент. Баллу открыл молитвенник, и я сделал то же. Стараясь следить за богослужением, я вставал, садился или опускался на колени вместе со всеми. Читали что-то из Откровений пророка Исайи и евангелиста Луки.
Я не сдвинулся с места, когда началось причащение. Как и Баллу. За исключением одной из монашек и какого-то мясника все пригубили облатку.
Обедня оказалась недолгой. Как только она закончилась, Баллу вышел из церкви. Я следовал за ним.
На улице он закурил и сказал:
— Мой отец каждое утро приходил сюда перед работой.
— Ты рассказывал.
— В те годы богослужение велось на латыни. Его лишили ореола таинственности, перейдя на английский. Отец проводил здесь каждое утро. Не пойму, что ему это давало?
— А тебе самому?
— Не знаю. Но я и не появляюсь здесь так часто. Может, десять — двенадцать раз в год. Бывает, захожу три-четыре дня подряд, но потом месяцами не заглядываю в церковь.
Глубоко затянувшись, Баллу бросил окурок на мостовую.
— Не бываю на исповеди. Не причащаюсь. Не молюсь. А ты веришь в Бога?
— Временами.
— Уже хорошо. — Он взял меня под руку. — Пошли. Машина на прежнем месте. Туми ни за что не допустил бы, чтобы ее увезли копы или сунули штрафной талон под дворник. Он знает и меня, и мою машину.
— Я тоже ее видел.
— Когда?
— Вчера ночью. Я даже записал номер. Сегодня собирался проверить его по регистрационным спискам. Теперь в этом нет необходимости.
— Ты бы ничего особенного не узнал. Владелец не я. Она записана на другое имя.
— Как и лицензия на «Открытый дом»?
— Верно. Так где ты видел машину?
— На Пятидесятой улице, после часа ночи. В нее уселся Нейл Тиллман, и вы уехали.
— А ты где прятался?
— На противоположной стороне улицы.
— Подсматривал?
— Пришлось.
...Мы шагали по Четырнадцатой улице. Пересекли Гудзон и Гринвич. Я спросил наконец, куда мы движемся.
— Всю ночь провел на ногах, — ответил Баллу. — Мне надо выпить. Куда же пойти после обедни мясников, если не в бар мясников?
Он оглядел меня с головы до ног, и его зеленые глаза весело блеснули.
— Скорее всего ты один там будешь в костюме. Иногда, правда, туда заглядывают торговцы, но сейчас для них рановато. Впрочем, ты никого этим не шокируешь. Мясники — люди широких взглядов. Никто тебя не осудит.
— Рад слышать.
Мы оказались в районе мясной торговли. Вдоль улицы тянулся мясной рынок, повсюду работали разделочные центры. Люди в фартуках, как у Баллу, сгружали с огромных грузовиков мясные туши, закрепляли их на свисавших с металлических подвесных рельсов крюках. Воздух пропитал стойкий запах мяса, он был сильнее, чем вонь выхлопных газов. Вдали я увидел повисшие над Гудзоном и высотными жилыми домами черные облака. Не будь этих современных зданий, можно было бы представить, что мы перенеслись в далекое прошлое. А если бы еще и грузовики заменить лошадьми с телегами, то создалась бы иллюзия, что Баллу затащил меня в девятнадцатое столетие.
Он привел меня в бар на улице Вашингтона, неподалеку от ее пересечения с Тринадцатой. Вывеска была самой простой — «Бар». Если у этого заведения и имелось другое название, то оно держалось в секрете. Мы прошли в небольшой зал, дощатый пол которого был щедро посыпан опилками. Меню сообщало, что здесь подавали бутерброды, у стойки кипел кофейник. Меня это обрадовало: для кока-колы было рановато.
Над стойкой возвышался крупный здоровяк с короткой стрижкой и пышными усами. Перед ним сидели трое, причем двое — в обильно орошенных кровью передниках мясников. Около полудюжины квадратных столов из потемневшего дерева еще пустовало. Баллу взял в баре стакан виски, кружку черного кофе и провел меня к самому дальнему от двери столу. Я сел. Он тоже хотел было занять свое место, но, глянув на стакан, увидел, что тот налит не доверху. Вернулся в бар, взял бутылку виски. Оно было не столь выдержанным, как то, что он пил в своем заведении.
Обхватив стакан огромной лапой, он поднял его над столом в немом приветствии. В ответ я приподнял кружку с кофе. Он отхлебнул виски так, словно это была вода.
Затем Баллу сказал:
— Нам надо поговорить.
— И я так думаю.
— Похоже, ты обо всем догадался, едва я взглянул на снимок. Верно?
— Кое-что я действительно заметил.
— Признаюсь, ты меня просто ошарашил! Заявил, что пришел поговорить о несчастном Эдди, потом мы поболтали о том о сем, не так ли?
— В общем, да.
— И я подумал, какой же ты хитрый сукин сын! Отвлек мое внимание, а потом взял и выложил это фото на стол. Я прав, Мэтт?
— Да. Вначале у меня не было оснований связывать тебя или Нейла с ней. Я действительно пытался разобраться с твоей помощью в том, что мучило Эдди.
— Ну, и у меня не было причин держаться настороженно. Я ведь ни черта не зная об Эдди и о его проблемах.