е могла усвоить английскую манеру речи.
У Кальдера мелькнула надежда, когда детектив-констебль произнесла слово «пока». Это означало, что она прислушалась к его словам. Более того, Кальдеру казалось, что он уже смог убедить ее, по крайней мере наполовину. Из предыдущих бесед он понял, что для того, чтобы убедить ее полностью, следует поговорить с ее боссом.
– Как дела, Зеро?
Кальдер обернулся и увидел перед собой высокого энергичного мужчину с зачесанными назад и начинающими редеть светлыми волосами, одетого в безупречный двубортный костюм.
– У меня все отлично, Фредди.
– Страшно рад тебя видеть, – сказал Фредди, разливая по чашкам кофе. – Тебе повезло, что ты меня здесь застал. Этим утром я вернулся из Цюриха, а завтра улетаю в Нью-Йорк.
Лангхаузер и Кальдер, начиная свою деятельность в банковской сфере, проходили обучение по одной и той же программе. В то время они были не очень близки, но пребывание в общей группе все же создавало атмосферу товарищества, которая сохранилась, несмотря на все карьерные взлеты и падения бывших однокашников. Это было своего рода сообщество взаимной лояльности – сеть не просто коллег, а друзей, которые когда-то вместе страдали, а теперь играли в одной команде. Кальдер позвонил Лангхаузеру на всякий случай, особо не надеясь, что тот окажется в городе. Но он знал, что если просит об услуге один из однокашников, то его по крайней мере следует выслушать.
– Сколько же лет прошло с тех пор? – спросил Фредди. – Семь?
– Почти восемь.
– Неужели? Я слышал, что ты сбежал с корабля. Это так?
– В прошлом году. И должен сообщить, что за пределами «Блумфилд-Вайс» жизнь тоже существует.
– Какая приятная новость! – воскликнул Фредди. Кальдер вспомнил, насколько раздражающей была его манера смеяться, причем часто без всякого повода.
Фредди быстро расставил чашки. Было видно, что он спешит.
– Я не отниму у тебя много времени. – Кальдер сел в кресло. – Насколько я знаю, ты ведешь дела с хеджевыми фондами?
– Верно, – ответил тот. – После того как фондовые рынки получили такую взбучку, хеджевые фонды стали у наших клиентов все более популярны. Можно сказать, что за последние пару лет я приобрел некоторый опыт работы с ними. Стал своего рода экспертом.
– Тебе известно что-нибудь о фонде «Тетон»?
Фредди в ответ лишь улыбнулся.
– Считаю твою улыбку подтверждением.
– Всего лишь год назад я к нему бы не прикоснулся. Жан-Люк Мартель – парень толковый, но я думал, что он чрезмерно рискует. Кроме того, пара его инвесторов вызывают некоторое сомнение. Но после того как он обрушил евро, каждый возжелал получить от него хотя бы крошечный кусочек. И если люди хотят покупать, то кто я такой, чтобы их останавливать?
– Ты нашел для него инвесторов?
– Сделал парочку. Продолжаю работать в этом направлении. А если честно, то я его крупнейший клиент. Собираюсь в следующем месяце инвестировать три сотни миллионов.
– Три сотни! Ничего себе! И чьи же они?
– Ты же знаешь, что это закрытая информация. Но к чему эти вопросы? Может быть, с фондом «Тетон» что-то не так? Есть нечто такое, что мне следовало бы знать?
– Пока я ни в чем не уверен, но именно это намерен выяснить, – ответил Кальдер.
– Собираешься инвестировать? – оживился Фредди. – Если так, то учти – они не идут на прямые контакты. Я мог бы для тебя что-нибудь устроить, но инвестиции должны быть как минимум миллион долларов.
Попытка превратить любую встречу в торговую операцию являлась характерной чертой всех трейдеров «Блумфилд-Вайс», но Кальдер не мог Фредди в этом винить. Тем более что желание инвестировать могло служить хорошей легендой прикрытия.
– Да, я хочу где-нибудь разместить свои потом и кровью заработанные шиллинги, – сказал он.
В глазах Фредди мелькнул завистливый огонек – оказывается, у одного из его однокашников имеется миллион свободных баксов, которые тот готов вбросить в хеджевый фонд.
– Ты трейдер, и тебе известно, на какие риски идет Мартель.
– Со стороны это всегда крайне трудно оценить. Ты сказал что-то о вызывающих сомнение инвесторах…
– Да. Первоначальным спонсором фонда был «Шалмэ» из Женевы. Множество хеджевых фондов продают себя инвесторам за пределами США, где нет таких законодательных ограничений.
– Понимаю. И «Шалмэ» вызывает какие-то сомнения?
– Не столько «Шалмэ», сколько некоторые из его клиентов. У «Шалмэ» очень серьезные позиции в Латинской Америке, и, кроме того, они работают с деньгами Восточной Европы. Как тебе известно, швейцарские банки за последние десять лет стали значительно более осмотрительны в выборе клиентов. Но «Шалмэ», как мне кажется, не идет в общем потоке.
– Итак, ты полагаешь, что в фонде «Тетон» могут быть наркоденьги?
– Источники поступления средств определить невозможно. Но я знаю одного-двух крупнейших инвесторов, которые совершенно определенно вызывают подозрение. Это семья Зеллер-Монтанез в Мексике и Михайло Бодинчук.
– Бодинчук?
– Украинский миллиардер. Банки, нефть, оружие, алкоголь и алюминий. Это легальный бизнес. Кроме того, он ведет масштабную торговлю наркотиками и контролирует проституцию. Говорят, что он руководит своим бизнесом несколько нетрадиционными методами. Мы предпочитаем держаться от него подальше.
– Если даже «Блумфилд-Вайс» к нему не прикасается, то это и вправду плохой парень.
Фредди, не уловив сарказма, продолжил:
– Мы не ведем дел и с семейством Зеллер-Монтанез. Несколько лет назад они были замешаны в скандале, связанном с отмыванием денег. В наше время, как я сказал, следует быть крайне осторожным.
– Является ли кто-нибудь из этих людей активным членом фонда «Тетон»?
– Что ты имеешь в виду?
– Я хочу знать, могут ли они прямо влиять на то, что там происходит?
– Сомневаюсь. Эти парни, после того как их деньги добрались до Швейцарии и стали считаться легитимными, проводят весьма консервативную инвестиционную политику.
– Понимаю. Спасибо, Фредди. – Кальдер поднялся с кресла. – Похоже, здесь для меня открываются неплохие возможности. Я тебе позвоню.
Фредди вручил Кальдеру свою визитку и сказал:
– Подумай об этом. Если ты сможешь выкроить миллион, я впихну тебя в фонд.
Кальдер вышел из кабинета Лангхаузера и двинулся по улице Сент-Джеймс к станции подземки «Грин-парк». Его телефон подал сигнал. Звонил Мэтт.
– Послушай, Зеро, у меня мало времени, – прошептал Мэтт. До Кальдера доносился хорошо ему знакомый шум торгового зала.
– Давай.
– Нильс сказал, что ты интересуешься тем, что происходит в группе деривативов.
– Да.
– Что-нибудь о Джен? И о Тессе Трю?
– Именно.
– Пару месяцев назад я встретил в пабе старых дружков по Оксфорду. Не знаю, помнишь ли ты, но я учился там одновременно с Тессой. Я ее едва знал, но некоторые из этих парней были с ней хорошо знакомы. Их страшно изумляло, что скромная девица после переезда в Лондон превратилась в оторву блондинку. Один из старых дружков спросил у меня, что с ней произошло в «Блумфилд-Вайс». Я сказал, что не знаю и мне лишь известно, что в прошлом году она уволилась. Парень рассказал, что видел ее после этого и она была вне себя от ярости. Он тогда спросил, почему она бросила «Блумфилд-Вайс» ради какого-то грошового заведения в Швеции. Тесса ответила, что была готова на все, лишь бы побыстрее сбежать. Ей действительно не терпелось убраться из Лондона. Мой приятель поинтересовался почему, но она не сказала.
– Не упоминала ли она Карр-Джонса?
– Нет. Мой приятель в любом случае не знал, кто такой Карр-Джонс. Он сказал, что Тесса просто сменила тему. Но парень не сомневается: там что-то случилось. Что-то очень серьезное.
– Ведь она ушла вскоре после смерти Джен, не так ли?
– Да. Примерно в то время.
– Спасибо, Мэтт.
– Не стоит благодарности.
Направляясь в подземке в Хайгейт, к Энн, Кальдер обдумывал то, что услышал от Мэтта. Нильсу никогда не удастся узнать, что происходит внутри группы деривативов, однако Тессе это могло быть известно. И если она действительно покинула «Блумфилд-Вайс» в ярости, то могла бы ему все рассказать.
От одной мысли, что придется встретиться с Тессой, у него мурашки пробежали по коже. Но, приехав в Хайгейт, он сразу же влез в сеть, нашел все основные банки и позвонил в Стокгольм по указанным телефонам. Он просил соединить его с отделом деривативов.
При третьей попытке ему повезло.
– Могу ли я поговорить Тессой Трю? – спросил он у ответившего ему на шведском языке мужчины.
– Одну минуту, пожалуйста.
Кальдер взял себя в руки. Он знал, что это будет нелегко.
– Тесса Трю.
– Привет, Тесса. Как поживаешь?
Она сразу узнала его голос.
– Это ты, Зеро?
– Да, я. Как идут дела?
– А тебя это интересует?
– Завтра я буду в Стокгольме, – сказал он, игнорируя ее сарказм.
– Только не говори, что тебе не терпится встретиться со старой подругой, – фыркнула Тесса.
– Мне нужно с тобой поговорить.
– А мне этого не требуется, поэтому гуд-бай.
– Постой! Мне надо потолковать с тобой до того, как я обращусь в полицию.
Молчание. Наконец Тесса подала голос:
– И о чем же ты будешь говорить в полиции?
– Именно это я и хочу с тобой обсудить.
– Мне нечего с тобой обсуждать.
– Встретимся завтра. В семь вечера. Бар в «Гранд-отеле». О'кей?
– Нет.
– Как тебе угодно. Я там буду. И если не увижу тебя, то немедленно вылечу в Лондон и встречусь с полицейскими. Ты же знаешь, что внутри ЕС действует положение об экстрадиции.
Телефон умолк, а Кальдер снова вошел в Интернет, чтобы заказать билет в Стокгольм.
23
Из окна «Гранд-отеля» открывался отличный вид на гавань, старый город и королевский дворец. Особенно великолепен он был летом, но и в ясный зимний полдень оставался по-прежнему прекрасным. Однако в семь вечера, в дождь, когда гигантские, едва успевшие растаять капли падали с неба, никакого вида не существовало. В роскошном, но в то же время по-шведски элегантном помещении бара было тепло. Кальдер обежал взглядом посетителей. Тессы нет.