— Вот разнежились. — Кара кивнула на парочку напротив — те всё целовались, будто до конца света осталась всего минута.
— Как ты думаешь, если я заору: «Пожар!», они отвлекутся? — с усмешкой спросил я.
— Вряд ли услышат. А что, ты живешь где-то поблизости? — спросила Кара Любопытная Трефа.
— Нет. Я к сестре погостить приехал. Она живет отсюда в двух кварталах.
— А как ее зовут?
— А тебе зачем?
— Может, я ее знаю, если она часто сюда заходит, — ответила Кара.
— Линетт, — ответил я не задумываясь. — Мою сестру зовут Линетт.
Кара нахмурилась:
— Нет, не припоминаю.
Я пожал плечами. Кара улыбнулась. Я оглядел зал. Полицейские держали в руках по два листка бумаги и внимательно осматривали всех.
— А ты, Кара? Ты что, где-то тут работаешь? — Я придвинулся к ней поближе.
— Ага, в «Салоне Делани» — парикмахерская за углом, — ответила Кара.
— А Делани — это кто? — спросил я.
— Просто такое название, — объяснила Кара. — Так звали прежнюю владелицу салона, но она смотала удочки сто лет назад. С тех пор сменилось два владельца, а может, и три.
— А теперь кто владелец?
— Я, — сообщила Кара. — По правде сказать, у меня целая сеть «Салонов Делани» по всей стране.
— Сколько? — небрежно спросил я.
Кара отпила из своего бокала и посмотрела на меня чуть ли не с извиняющимся видом:
— Уже семь. Пока немного, но я планирую расширяться.
Кого она обманывает этой ложной скромностью? Точно не меня, это уж как два пальца об асфальт. Но она владеет салонами красоты. Ведет дела. Хочет зарабатывать деньги. Это может быть полезно.
— Прикольный у тебя кулон. — Я показал на ее ожерелье.
Полицейские всё приближались.
— Достался от мамы, — сказала Кара.
Это были два пересекающихся круга, вписанных в овал, на тонкой цепочке, то ли серебряной, то ли платиновой.
— Это что-нибудь значит? — спросил я.
— Мир и любовь, — ответила Кара. — Они перетекают друг в друга и обновляют друг друга. Короче, такая идея.
— Как-то слишком глубоко, — скептически заметил я.
Кара улыбнулась:
— Да нет. Мир и любовь — и всё.
— Я над этим подумаю, — сказал я и поднял бутылку с пивом.
Полицейские были уже за два-три столика от нас. Показывали всем фотографии. А вдруг это фото нас с Морганом, которые показывали те полицейские на парковке?
— Какая же ты красивая, — шепнул я Каре.
И поцеловал ее, хотя меня наизнанку выворачивало. Полицейские протопали мимо. У меня ушли все силы до капли, чтобы не оттолкнуть ее, как только полицейские окончательно повернулись спиной к моему столику.
На том конце зала кто-то заорал:
— Эй, чего расселись! А ну подвиньтесь! Тут еще есть место, даже два!
Я медленно отстранился. Девчонкам так нравится. Им кажется, что тебе не хотелось отрываться от них.
— Ну что, теперь я получу по морде? — спросил я.
— Не знаю. Объясни мне, что все это значит, и тогда я решу. — Брови Кары были приподняты, но на губах играла ехидная улыбка.
— Не сдержался, — ответил я. — Надеюсь, ты не против.
— Надо бы, но нет, — ответила Кара и театрально добавила: — Я просто сказала себе, что меня в очередной раз сочли неотразимой!
Я улыбнулся — и отпил пива, чтобы смыть вкус ее губ.
— Можно угостить тебя?
— Хорошо, — кивнула Кара. — Мне то же самое, что у тебя.
Да если бы у тебя было то же самое, что у меня, ты бы и пяти секунд не продержалась, зло подумал я. Но снова улыбнулся и встал. Я знал, что она болтает со мной просто по-дружески, но все же она дала мне поцеловать себя. Могла отстраниться, могла оттолкнуть меня, но не стала. Тупая трефовая шлюха. Я повернулся и направился к бару. Повернувшись спиной к Каре, я украдкой вытер рот тыльной стороной ладони. Попросил еще две бутылки лагера, расплатился и двинулся обратно к столику.
— Спасибо. — Кара протянула руку за бутылкой.
— На здоровье, — ответил я. — Хочешь, пойдем куда-нибудь, когда допьем?
— Это вряд ли…
— Ничего-ничего. Я просто предложил.
Мы отпили из бутылок.
— А куда мы можем пойти? — спросила наконец Кара.
— Куда хочешь, — ответил я. — В кино, просто погулять, а можешь показать мне свой салон — сама решай.
Кара пристально оглядела меня. Коротко, но подробно.
— Ладно, — сказала она, подумав.
— Что из вышеперечисленного тебе больше нравится?
— Всё! — рассмеялась Кара.
Я снова отхлебнул. Кара допила пиво ускоренными темпами.
— Готов? — спросила она.
— На всё и ко всему, — ответил я и встал.
Конечно, Кара — тупая трефовая шлюха, но она сама упала мне в руки. А я не из тех, кто упускает случай. Мне нужны деньги, и быстро, и Кара мне их обеспечит — добровольно или принудительно.
Глава 10 × Сеффи
Милая Калли!
Пожалуйста, пожалуйста, не покидай меня. Я не знаю, что буду делать, если и тебя потеряю. Тебя забрали у меня и отправили в детскую реанимацию. Мне так страшно. Но у тебя что-то не то с легкими, ты слишком быстро теряешь в весе, поэтому тебя положили в кувез. Я сижу на стуле рядом с кувезом и внушаю тебе, что надо поправиться. Чтобы потрогать тебя и погладить, нужно просовывать руки в два круглых окошка в стенке кувеза. Я пытаюсь направить на тебя через кончики пальцев столько любви и надежды, сколько могу наскрести, чтобы этот поток непрерывно омывал твою кожу и тек вокруг тебя и сквозь тебя. Нельзя даже взять тебя на руки, и это невыносимо.
Мне тут очень тяжко, я даже не думала, что будет так худо. В Больнице Милосердия только четыре кувеза. Всего четыре. Но у меня нет денег, чтобы тебя перевезли в частную больницу, где больше ресурсов и лучше условия. Огромные деньги, которые оставила мне бабушка, я получу, только когда мне стукнет двадцать один, а когда я съехала из дома после казни Каллума, отец перестал давать мне деньги. Я не могу попросить о помощи отца и не хочу просить мать.
Я эгоистка, да?
Калли, я не стану класть тебя на алтарь своей гордыни. Я подожду еще несколько часов, и, если тебе не станет лучше, если покажется, что тебе даже хуже, я сделаю всё, что должна, чтобы ты выжила. Даже отцу позвоню, если потребуется.
Если иначе будет никак.
Я чувствую себя совсем беспомощной — точь-в-точь как в тот день, когда убили Каллума. Нет, сейчас даже хуже, потому что, хотя я не могу удержаться и не надеяться на лучшее, я опасаюсь худшего.
Это все я виновата. После всех моих душевных терзаний я попыталась использовать тебя, чтобы отомстить своей семейке, своим так называемым друзьям, всем тем, кто дал твоему папе умереть — и даже слова не сказал, даже пальцем о палец не ударил. Никто даже не позвонил мне, чтобы показать, что ему все это интересно. Вот я и поместила объявление о твоем рождении во всех важных газетах — потому что ты для меня самое важное, понимаешь? Я думала, что к тому времени, когда объявление напечатают, мы с тобой вернемся в мою квартирку, но потом тебе стало хуже, и мы еще в больнице. Сестра Фашода сказала, что в больницу непрерывно названивают и обвиняют и меня, и саму больницу во всем подряд. Она с большим удовольствием сообщила мне, что нашлись и такие, кто считает, что Каллум еще легко отделался, что его повесили. Они думают, что его нужно было сварить в кипящем масле или сначала пытать на дыбе. А кое-кто считает Каллума предателем за то, что он связался со мной, «своей притеснительницей». Когда это мы с Каллумом успели стать символами и эмблемами, что за ерунда творится?! Когда мы перестали быть людьми — просто живыми людьми? Все эти небезразличные граждане, названивающие в больницу, полные яда, полные ненависти, — и Нули, и Кресты вперемешку. Я их и людьми-то называть не хочу. Буду называть их «перевертыши» — те, кто придерживается диаметрально противоположных взглядов, а по сути несет одну и ту же злобную чушь. Нулям и Крестам нельзя смешиваться. Нулям следует убираться туда, откуда пришли, — неважно, что это и где это.
Сама не знаю, чего я добивалась этими объявлениями. Наверное, просто хотела, чтобы они стали крепкой пощечиной отцу. А все обернулось наоборот. Даже если отец уже знает о тебе, какое ему дело до нас? Это он в ответе за смерть твоего папы, а я для него теперь пустое место. И хватило же мне глупости решить, будто его это как-то тронет!
Неужели все это происходит с тобой, Калли, потому что я поместила объявление в газетах? Не могу вынести мысли, что такое может быть. Неужели я хотела воспользоваться тобой, чтобы покрепче насолить отцу? Нет, не только это, честное слово. Я хотела, чтобы весь белый свет знал о тебе и о том, как любил тебя Каллум, — да, у меня было на это множество причин. А не только чтобы отомстить отцу.
Поправляйся, Калли.
Поправляйся — и я даю тебе честное слово, что больше никогда не воспользуюсь так ни тобой, ни фактом твоего рождения.
Только поправляйся.
Если я потеряю и тебя, и Каллума, я этого не переживу. Если ты умрешь, ты заберешь меня с собой. Не умирай, прошу тебя, прошу тебя!
Ох, Каллум, как жаль, что тебя здесь нет. Ты так мне нужен.
Глава 11 ∘ Джуд
По дороге в кино мы проходим мимо сквера с детской площадкой. Кара улыбается, глядя, как детишки носятся и заливаются хохотом. Сбоку площадки стоят ярко раскрашенные лазалки. Одна — в виде огромной звезды, сплетенной из толстых канатов на стальной раме, другая — в виде сине-желтого вертолета, третья — в виде красной ракеты. Три качели, карусель, тарзанка. Четыре малыша пытались разделиться на команды, чтобы наперегонки пройти полосу препятствий по лазалкам. Один, точнее, одна была нуль, остальные трое — Кресты. Они хотели разбиться на пары, но никак не могли решить, кто с кем.
— А я знаю, — сказала девочка-нуль. — Вышел нолик из тумана, вынул ножик из кармана, будет резать, будет бить, все равно тебе водить! Ты со мной, Майкл. Ну, на старт, внимание, марш!
Девочка и Майкл взялись за руки и побежали к лазалкам вместе, вторая пара — за ними. Я смотрел, как все они карабкаются на самый верх звезды и слезают вниз, причем каждая пара держится за руки. А девочкина считалка гремела у меня в ушах. Что она чувствовала, когда произносила ее? Понимала ли, что говорит? Я посмотрел на Кару. Она глядела на детей, и лицо у