– Думаю, нужно удалить. Это же мы на них, так что имеем полное право…
– А фотография Мэри?
– Я знаю, что это улики, да. Но улики украденные. – Она почувствовала внезапную усталость. – У тебя есть кофе? Мне нужно немного допинга, прежде чем мы примем какое-то решение. Кофеин как раз подойдет.
Софи достала кофейник и пачку кофе.
– Я сама сварю, Софи, ты одевайся.
– Мы куда-то едем?
– Я не знаю, – ответила Фэйми, – но если нам придется быстро уходить – если приедет пресса или полиция, – то тебе лучше быть одетой во что-то более подобающее, чем пижама. И, пожалуйста, не говори мне, что ее подарил тебе Сет.
Софи помрачнела.
– Это подарок на день рождения от родителей.
Она вошла в спальню и открыла жалюзи.
Фэйми изучала семейное фото над камином. Пара лет шестидесяти, улыбающаяся мать с кудрявыми волосами.
– И они об этом ничего не знают?
– Конечно, – отозвалась Софи из спальни. – Это еще один разговор, для которого потребуется джин.
Фэйми на мгновение увидела ее голый живот, который все-таки уже слегка выпирал.
– Сколько недель?
– Двенадцать.
– Собираешься его оставить?
Ответа не было.
Софи оделась за девяносто секунд. Джинсовый сарафан, голубая футболка, кроссовки.
Фэйми улыбнулась:
– Внезапно между тобой и мной стало много общего. И довольно скоро пресса нас найдет. – Она обняла Софи. – Пока этого не произошло, мы должны исчезнуть.
26
Воскресенье, 10 июня, 12:30
Университет Уорвик, шесть километров от Ковентри
Рост примерно метр семьдесят, неуклюжая и с угодливой улыбкой. Черные кудри под ярко-оранжевым шарфом, намотанным как тюрбан. Профессор Батхандва Бамбавани подошла к жилому корпусу в компании капеллана. Преподобный Дон Хардин – долговязый, почти метр девяносто, впалые щеки выдавали в нем человека сильно похудевшего – весело болтал, как всегда, радуясь помощи в пастырской работе. Доктор Бамбавани заглянула в церковь, проходя мимо, и он с радостью прервал уборку и вышел прогуляться.
– Как прошла служба?
Он пожал плечами:
– Я был далек от идеала. Но все были снисходительны.
– Что ж, меня сейчас порадует твоя компания. Пропавшие студенты – это кошмар. Особенно когда они не хотят, чтобы их нашли. Но иногда они действительно в беде. С ходу и не поймешь, что именно случилось… Так что поддержка мне бы не помешала.
– Ты знаешь, я всегда рад помочь.
Бамбавани кивнула:
– Спасибо. Как дела у той малышки?
Лицо Хардина помрачнело. Они прошли несколько шагов в тишине.
– Не очень.
Бамбавани ждала, пока он продолжит.
– На мой взгляд, это желтушка новорожденных, – сказал он в конце концов. – Такое бывает. И ведет себя слишком тихо для четырехнедельного ребенка. Но акушерка говорит, что все в порядке.
– А медицинское образование у этой акушерки есть? – спросила Бамбавани.
– А?
– Может, она разбирается в медицине получше тебя?
– А, ты об этом! Надеюсь.
– Тогда поверим ей на слово.
Шесть одинаковых корпусов общежитий стояли по три напротив друг друга, между ними широкие дорожки и газоны. На одной лужайке полукругом сидели студентки, обложившись книгами, – хотя смотрели они только в телефоны.
В каждом корпусе четыре этажа, почти все окна широко распахнуты – тщетная попытка поймать несуществующий ветерок. Только одно окно было закрыто. Профессор и капеллан стояли у блока «C», глядя вверх.
– Угадай, какая комната его, – сказала Бамбавани.
Хардин прищурился:
– Третий этаж, второе слева окно?
– Точно. Никто не видел его уже несколько дней. Он пропустил экзамен, что на него тоже не похоже. Я его куратор, Дон, и должна знать, что происходит. Мне нужно хоть что-то понимать, прежде чем звонить его родственникам или в полицию. До недавнего времени у него была отличная успеваемость.
– Ты хорошо его знаешь? – спросил Хардин. – У тебя ведь куча студентов.
– Думала, что знаю. Он мне нравился. Серьезный такой, с ясным взглядом, полностью отдавался учебе, вежливый. Расспрашивал меня про ЮАР и про Дурбан[11]. Он единственный студент за последние пять лет, который попросил меня научить его некоторым словам на языке кхоса[12].
Капеллан улыбнулся:
– Мне нравится, когда ты на нем говоришь. Каким словам ты его научила?
– Он хотел научиться здороваться с бабушкой. Вообще-то она говорит на урду, но он решил попробовать кхоса. Думал, ей понравится. Говорил, что считает себя гражданином мира.
– И как поздороваться с бабушку на кхоса?
– Molo makhulu[13].
– Прекрасно. Очень полезно. Я запомню. Твой студент был религиозным?
Бамбавани задумалась.
– Не знаю. Он, конечно, был воспитан в индуизме, но мне казался скорее нерелигиозным.
Хардин рассмеялся:
– Тебе все кажутся нерелигиозными. Если найдем у него на столе Веды[14], ты покупаешь мне выпивку. Может быть, у него даже Библия обнаружится – тут никогда нельзя быть уверенным.
Бамбавани достала ключ из кармана пиджака и повернулась к Хардину, вздернув бровь:
– Если мы найдем Библию, я сама пойду на мессу.
В студенческой комнате было жарко, как в печи. Шторы раздвинуты, так что солнце нагрело комнату. Хардин распахнул окно.
– Ну и пекло, – пробормотал он.
Они осмотрели комнату. Застеленная односпальная кровать. Штук двадцать книг на полках, несколько гниющих яблок на тарелке на столе – сладковатый запах заставил Хардина вздрогнуть. Зарядное устройство ноутбука включено в розетку, но самого ноутбука не было. На двери фотография двух молодых улыбающихся девушек.
Хардин заглянул под кровать:
– Ноут здесь.
– Хорошо. Оставь это там. Нам нельзя ничего трогать.
Над кроватью висел потрепанный плакат, один уголок отклеился от стены. Бамбавани протянула руку и прилепила его обратно. На синем фоне были изображены белый серп и молот. Под серпом желтым шрифтом написаны буквы КПИМ. А затем в скобках, если вдруг читатель не понял, шли слова КОММУНИСТИЧЕСКАЯ ПАРТИЯ ИНДИИ (МАРКСИСТСКАЯ)[15]. Некоторое время Бамбавани и Хардин рассматривали плакат.
В конце концов Бамбавани заговорила:
– Как я уже сказала, Дон, он казался мне нерелигиозным.
В дверь постучали, и она тут же распахнулась.
– Здрасьте! – Хмурое лицо, щетина, мешковатые шорты и полосатая футболка. – Могу я вам помочь? Я Пол. Живу в соседней комнате, – он ткнул пальцем в левую стену. – Я услышал какой-то шум. – В голосе его слышалось сомнение и удивление.
Бамбавани представилась сама и представила Хардина, после чего объяснила цель визита. Пол понимающе кивнул и вошел в комнату.
– Честно говоря, мы его нечасто видели.
– Правда? – удивился Хардин.
– Хотя почему я должен вам доверять? – Пол нахмурился, но, заметив белый воротничок Хардина, пожал плечами. – В начале года он всегда был здесь, участвовал во всех посиделках, готовил еду вместе с нами, но потом начал ходить на какие-то странные собрания. И интересоваться политикой. Еще я видел его в компании взрослой женщины. Она была милой, не поймите меня неправильно, но не студентка. Все больше времени он проводил с ней, и все реже мы с ним виделись.
– А в последние недели? – спросила Бамбавани.
– В последние недели его почти не было. Заезжал, но совсем редко. Наверное, вступил в какую-нибудь секту. А может, устроился на работу. Без понятия.
– Как он выглядел, когда вы его видели в последний раз?
– Да нормально, – Пол пожал плечами и добавил: – Сосредоточенным. Погруженным в свои мысли.
– Нам стоит о нем беспокоиться?
Пол на мгновенье задумался.
– Нет. Не вижу причины. – Он перевел взгляд со священника на преподавателя. – Да и в любом случае, вы бы первые узнали, если бы что-то случилось. Разве нет? Ведь обычно администрации сообщает, если произошло какое-то дерьмо.
Хардин и Бамбавани обменялись взглядами.
– Да, – ответила Бамбавани, – обычно мы в курсе всякого дерьма. Вот только про этот случай я не до конца уверена. Спасибо за помощь, Пол.
– Обращайтесь.
27
Понедельник, 11 июня, 05:30
«Исчезнуть» Фэйми решила в дешевом отеле в конце линии метро «Пикадилли». Софи сложила одежду, туалетные принадлежности и ноутбук, и заодно захватила несколько футболок для Фэйми. Белье Фэйми купила в магазинчике на Хай-роуд.
Отель – двухэтажное торжество бетона и стекла 1960-х годов. С такой же вероятностью в здании мог располагаться полицейский участок или школа. Сине-зеленый рекламный щит перед входом предлагал номера с интернетом за 49,95 фунта.
В комнатушку, доставшуюся Фэйми и Софи, каким-то образом умудрились впихнуть две кровати. Бежево-кремовый ковер, бежево-кремовые стены, бежево-кремовые шторы. Телевизор, прикрученный к стене, пластиковый поднос с чайником, чашками, пакетиками чая и печеньем. Фэйми выбрала кровать у двери, Софи заняла кровать у окна. Из окна первого этажа открывался вид на ряд мусорных баков и почти пустую парковку. Все выходные они провели затаившись, пили чай и ели печенье. Телевизор был включен фоном, заглушая бесконечные, зацикленные разговоры о Сете, Амале, Мэри и фотографиях.
Утро понедельника началось рано – вместе с приехавшим мусоровозом, – так что к шести утра они обе уже приняли душ и оделись.
Фэйми предложила Софи отправить на работу письмо и отпроситься: девушка написала, что «обратилась за помощью к психологу» и попросила об отпуске по семейным обстоятельствам.
– Сколько времени до завтрака? – спросила Софи.
– Еще час, а пока будем есть печенье. – Фэйми дотянулась до подноса и передала девушке упаковку с печеньем. – Итак, вот они мы: две журналистки – одна в отставке, вторая беременна, и обе в бегах. Сидим в этом гламурном отеле и едим классический завтрак похмельного путешественника. Я не могу вернуться домой, потому что меня преследуют репортеры. Ты ушла из дома, чтобы избежать преследования репортеров. Мы обе – жертвы мудака бабника, который теперь еще и мертв. Кроме этого, он отец твоего ребенка.