Студента прошиб пот: сначала он выступил на лбу, затем потек по рукам и ногам и, в конце концов, по всему телу. Его сердце замедлилось. Его взгляд потерял фокус. Когда лидер стал сворачивать листок, студент соскользнул спиной по стене.
«Ну вот и все», – подумал он.
К горлу подкатила тошнота. Он встал на четвереньки, он знал, что сейчас произойдет. Его внутренности превратились в воду. Его тело выделяло яд. Последнее, что он услышал перед тем, как потерять сознание, были крики лидера и щелчки счетчика Гейгера.
32
Студент то сосредотачивался, то терял концентрацию. Он знал, что едет куда-то в машине скорой помощи. Его живот все еще горел, одежда промокла. Фары светили ярко, каждая выбоина и лежачий полицейский вызывали спазмы боли в теле. Его постоянно рвало, а осторожные руки в латексных перчатках вытирали лицо. Два голоса, мужской и женский, только смысл фраз непонятен. Ему показалось, что он уловил, как сквозь туман сирены и шума двигателя время от времени повторяли его имя.
Грохот дверей, новые громкие голоса. Он зажмурился. Его пристегнули, тряхнули и повезли. Он нашел ручку, за которую можно было ухватиться. Каждый толчок, каждый поворот отдавались пульсацией в голове и новыми позывами в желудке. Свет приобрел тени, крики обрели эхо. Кислотный ожог в горле и носу не заглушил знакомый сладкий запах дезинфицирующего средства, заполнивший его легкие. Он попал в больницу. Он был слабее, чем когда-либо в жизни. Ему было хуже, чем он мог себе представить. Надо рассказать, почему он здесь, но не раньше, чем он окажется в безопасности. Он попытался открыть глаза и составить слова, но ни то ни другое не вышло. Его веки были слишком тяжелыми, а губы слиплись.
Лидер сказал, что все начнется завтра. Становилось темнее.
Шум в комнате стал громче и превратился в глубокий пульсирующий звук, который бился в его голове и заполнял его грудь. Голоса, потом свист, потом треск электричества.
Потом все погрузилось во тьму.
33
Он сидел в большой компании за длинным столом. Шум стоял невероятный. Он знал, что все эти люди были его родственниками, но не мог вспомнить ни одного имени. Придется гадать.
Во главе стола сидела пожилая женщина в расшитом зелено-красном сари. Ее седые волосы были зачесаны назад и завязаны черной лентой, под золотыми очками в проволочной оправе блестели большие веселые глаза. По-видимому, это была его бабушка.
Рядом с ней сидел белый мужчина, читавший книгу. Черные редеющие волосы, сутулые плечи. Он показывал кому-то обложку: «Стихи Боба Дилана 1962–1985». Одобрительно подняв палец вверх, он вернулся к чтению. Можно было бы догадаться, что это отец. Тот, который ушел, когда ему было три года. Его он помнил плохо, зато запомнил, как случившееся повлияло на мать – она всю жизнь сомневалась в себе.
По обеим сторонам от него сидели одинаковые девочки и разговаривали друг с дружкой, игнорируя мужчину. Прямые черные, коротко подстриженные волосы, красные футболки с вышитым слоном в поле зеленых и бирюзовых блесток. У него были сестры-близнецы, должно быть, это они. Он прислушался к их разговору, но слова были невнятными. Он заговорил с ними, но они его будто не замечали. Он попытался вспомнить их имена, но ничего не вышло.
Справа от одной из сестер сидели три женщины примерно одного возраста – он предположил, что лет пятидесяти. Две из них вели оживленную беседу, а третья сидела тихо, уткнувшись в тарелку, – его мать.
В дальнем углу сидели мужчины, передававшие почти пустую бутылку виски. Судя по их возгласам и ругательствам, выпили они уже немало. Один из них размахивал книгой под названием «Неправильные небеса». Дяди? Братья? Соседи? Он не узнал ни одного из них. Но все они ему не нравились.
Затем две женщины из «АйПиСи» – мертвая и новая. Они увлеченно беседовали друг с другом, не обращая внимания на пьяниц слева от них.
В дальнем углу, под черно-белой фотографией старика в рубашке и традиционном белом дхоти, сидел мужчина, который, как он догадался, был его дедом, умершим еще до его рождения. Он был одет так же, как мужчина на фотографии. Может, это он и был.
Студент понимал, что все это странно, даже неправильно, но чувствовал, что должен оставаться с этими людьми как можно дольше. Он был уверен, что скоро ему придется уйти. Обед был закончен – на тарелках только остатки еды: рис, чапатти, немного рыбного карри. На большом блюде в центре стола оставалось всего несколько ложек желтой чечевицы, а на металлическом подносе лежали остатки риса.
Казалось, места для студента не нашлось.
Его семья, но без него.
Женщина, которую он принял за бабушку, поднялась на ноги, что-то сказала, и внезапно в комнате стало тихо. Все взгляды были прикованы к старухе, которая держала обе руки в воздухе. Рукава ее сари сползли, обнажив руки, унизанные множеством золотых браслетов. Ее предплечья были в глубоких шрамах; длинные, бледные, неровные линии розовой кожи тянулись лабиринтом от ее запястья. Когда она говорила, слушали все, и он тоже. И эти слова он отлично слышал.
– Вы знаете, что нас посадят в тюрьму. Всех нас, – ее голос слегка дрожал. – Мы – КПИ-М. – Она акцентировала каждую букву, причем буква «М» получилась самой четкой. – И они нас ненавидят. Они ревизионисты и классовые предатели. Убивайте нас, судите нас, но мы все равно останемся. Вонючая индийская буржуазия в союзе с империалистами.
И это как будто разрушило чары, все в комнате отвернулись от старухи и возобновили разговоры. Какофония вернулась: сестры говорили друг с другом, игнорируя его, отец читал книгу, любители виски допилили бутылку. Бабушка тяжело опустилась на свое место.
Становилось темнее.
Мертвая женщина из «АйПиСи» указала на него пальцем.
А затем все снова кануло во тьму.
Он вновь оказался на станции. Прибыл поезд, из которого вышла мертвая женщина из «АйПиСи» в красном шарфе. Она сказала, что времени у нее нет, но его письмо она сохранила. Оно ее впечатлило – не так уж много бумажных писем приходит в наши дни. Он объяснил, что это был порыв в пьяных амбициях – он хотел стать журналистом и думал, что она ему поможет. Она обещала помочь.
Он нервничал и хотел ей угодить, а она была вспыльчивой, обаятельной и хотела кофе с пирожным. Она предложила пойти в какое-нибудь место поприятнее, чтобы поговорить, но он сказал, что такого места нет, и они сели друг напротив друга в ярко освещенном кафе на станции. Мимо проходили бесформенные, безликие люди – он не тратил на них свое время. Главными были он и женщина из «АйПиСи».
Она рассказала, что недавно занималась одной историей, с которой ей нужна была помощь. Вспомнив его аккуратное, хорошо написанное и немного отчаянное письмо, она решила ему позвонить. У нее было потрясающее предложение. Она объяснила, как он мог бы ей помочь. В награду она предложила ему тысячу фунтов – на оплату обучения в университете – и стажировку в «АйПиСи». Он согласился сразу, они даже не успели доесть пирожные.
А потом все вокруг погрузилось в темноту.
34
15:40
Милли и Амара. Его сестер звали Милли и Амара. Теперь он это знал. Стыдно, что забыл. Теперь он без усилий вспомнил их задорные яркие глаза, непрекращающееся пение и их вес на плечах, когда он катал их по саду. Его мать звали Миша, отца – Сэм, бабушку – Нита, а сестер – Милли и Амара. Он должен был обеспечить их безопасность. Он должен был обеспечить безопасность всей семьи.
Очень медленно он осознал, что к нему пришел посетитель. Сперва услышал звуки: шарканье, шелест ткани, звук переставляемого стула. Затем вернулся свет – это было похоже на перезагрузку системы. Где бы он ни был, он вернулся и теперь находился в больнице. С посетителем. Он мог слышать электрическое жужжание ламп, а также гудки и щелчки аппаратов, к которым его подключили. Он чувствовал иглу в левой руке – по-видимому, капельница. Лихорадка прошла, тошнота тоже. Остались только болезненные ощущения в горле и в мышцах живота. Он вспомнил про яд, вспомнил, почему принял его. Он надеялся, что находится в изоляторе. Вот только к нему пришел посетитель.
Студент решил не открывать глаза. Последним исчезло изображение двух женщин из «АйПиСи». Стоя рядом, они увлеченно беседовали. Интересно, они дружили? Его спасительница из прошлого и из настоящего.
Он услышал шелест страницы. Значит, это не медперсонал, а человек, готовый ждать. Страницу перелистывали примерно каждые две минуты.
Только в его ячейке знали, что он в больнице, так что угадать личность посетителя было нетрудно. Щелканье костяшками пальцев подтвердило его предположение. В кресле у его кровати сидел человек, от которого он пытался сбежать. Лидер.
У студента упало сердце. Яд сработал, счетчик Гейгера сработал. И все же он был здесь, в больнице, в компании сумасшедшего и разгневанного революционера. Если бы он обнаружил, что счетчик Гейгера реагировал на радиоактивный сердечник дымовой сигнализации, снятой с потолка в его комнате на Боксер-стрит, то возмездие было бы стремительным. Нож с деревянной рукояткой наверняка был бы у него в кармане.
– Вы меня слышите, гражданин? – Тон его был настойчивым и заговорщическим.
Студент решил, что не слышит его. Он лежал неподвижно, дыхание было ровным. Он просто ждал, пока лидеру надоест и он уйдет.
– Вы меня слышите, гражданин? – Немного изменился тон и акцент – в них слышалась паника. – Ваше дыхание изменилось. Надеюсь, вам лучше. – Голос стал ближе, книга отброшена в сторону.
Студент не открывал глаза, но попробовал произнести пару слов.
– Почти получилось, – сказал он с болезненным хрипом. Запах изо рта был затхлым и липким. Он облизнул губы.
– Воды? – предложил лидер.
Студент кивнул.
– Но не их воды, – прошептал он.
Послышался звук откручиваемой пластиковой крышки.
– Вот, купил в автомате, – объяснил лидер.
Студент поднял голову и с благодарностью сделал глоток, не открывая глаз. Затем снова рухнул на подушку.