На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта 1939-1945 — страница 13 из 83

Я подмигнул Кардорфу:

– Вот про нас работенка, Кардорф! – по рации я предложил Роммелю: – Господин генерал, я свободно говорю по-французски, кроме того, имею в качестве переводчика Кардорфа. Полагаю, в Бордо нужно направить меня.

– Принимается, – прозвучало в ответ. – Я возьму на себя ответственность и сообщу в штаб корпуса. Задачи батальона остаются неизменными. Передайте полномочия старшему эскадронному командиру.

Я обрадовался появившейся возможности заняться делом и приказал надраить до блеска две машины разведки, взять полный боезапас (кто его знает, что ждет нас в Бордо?) и посадить в них лучшие экипажи. В свой вездеход я, кроме Кардорфа, взял водителя и денщика.

И вот наша маленькая колонна появилась на мосту, где поджидал нас французский полковник.

– C’est moi, mon Colonel[31]. Я еду в Бордо с вами.

– Tres bien – отлично, поехали.

Чем ближе к Бордо мы подъезжали, тем интенсивнее становилось дорожное движение. Казалось, город переполнен. Многие из тех, у кого имелось достаточно денег, бежали сюда из Парижа. Полковник разместил меня в «Гранд Отеле». Рядом поселили Кардорфа; нашлись номера и для экипажей бронемашин. Мне стало немного неловко от мысли о том, что кого-то, вполне вероятно, просто выселили, чтобы разместить нас.

– Можем ли мы увидеться с генералом Вейганом сейчас? – спросил полковник, когда я вышел в холл.

Я сказал «да» и отдал короткие распоряжения:

– Два автомобиля разведки должны занять позиции перед гостиницей. Установить круглосуточное дежурство у рации. Возле каждой машины выставить часового с готовым к бою автоматом. Остальным – не покидать отеля. Пожалуйста, не вступайте в дискуссии с местными жителями или с солдатами. Ведите себя с исключительной предупредительностью.

Я проследовал за полковником к зданию местного военного штаба, где мне предстояло работать. Затем меня принял Вейган. Первым делом он выразил благодарность за то, что мы без излишних формальностей позволили спокойно осуществить свертывание временного правительства маршала Петэна. Разумеется, мне было весьма приятно оказаться лицом к лицу со знаменитым французским генералом, который еще всего несколько дней назад являлся нашим противником и аттестовался фашистской пропагандой как «архивраг». Своим почтительным обращением я постарался продемонстрировать генералу наше уважение к нему как к солдату и по усталым глазам его понял, сколь нелегка для него обязанность, которую ему приходится выполнять.

– Commandante[32], – подвел он итог нашей короткой встрече и протянул мне руку, – через двое суток французское правительство будет в состоянии выехать из Бордо в Виши. Полковник займется с вами детальными проблемами передачи города немецкому Вермахту.

(В то время мне и в голову не приходило, что Петэна и Вейгана позднее обвинят в «коллаборационизме» с немцами и объявят предателями своей страны. Какой же горький конец карьеры для столь прославленных армейских командиров!)

На обратном пути в гостинцу полковник сказал мне:

– Британцев в городе нет, но есть десятки тысяч французских солдат, которых призвали сложить оружие. Все ли они подчинились приказу, я не знаю. Мы прочесываем город.

У меня внутри появилось какое-то трудно поддающееся определению чувство, и я задумался, а не слишком ли много мы взяли на себя с нашим маленьким подразделением связи. У меня было ощущение, как будто я угодил в пчелиный улей. Мы договорились с полковником, что «на работу» завтра утром я пойду вместе с ним.

По прибытии в гостиницу я проверил посты. Множество французов, включая и безоружных солдат, толпилось вокруг наших бронемашин, бросая на них взгляды – кто злобные, кто любопытные.

Ужин накрыли на террасе отеля. Тут нам тоже довелось поймать на себе немало враждебных взглядов постояльцев гостиницы. Я чувствовал себя немного не в своей тарелке. Конечно, было приятно сидеть на террасе. Был теплый вечерок. В гавани находился пассажирский пароход под флагом невоюющей страны. Ввиду его международного статуса я ничего не мог с ним поделать, хотя и знал о том, что на него погрузились многие французы.

Вечером по рации я доложил Роммелю о том, что все в порядке, и ввел его в курс событий. Он же сообщил мне, что армейское командование дало добро на нашу миссию. У меня отлегло от сердца.

На следующее утро полковник, как мы и договаривались, заехал за мной, и мы отправились в штаб, где уже ждали журналисты и официальные представители муниципалитета. Чиновник обратился ко мне:

– Mon Capitaine, уже отданы распоряжения о том, что никто не может покинуть город и ехать на север. Разоружение продолжается и сегодня будет завершено.

Затем журналисты пожелали услышать от меня:

– Когда будет начинаться «couvre feu» – комендантский час? Мы полагаем, в десять? За городом есть топливный склад, где хранится около 60 000 тонн горючего. Он под постоянной охраной. Некоторым беженцам срочно нужно ехать на север, особенно в Париж. Следовательно, им необходимо получить от вас «laissez-passer» – документы на право беспрепятственного проезда – и наряды на выделение им горючего со склада. Врачам и снабженцам тоже потребуются «laissez-passer».

Мне приходилось принимать куда больше решений, чем я ожидал, причем самых разнообразных – о многих вопросах я и не подозревал, когда принимал на себя обязанности.

Я реагировал быстро и «дал им знать» следующее:

– Начало «кувр-фё» – комендантского часа – в десять. Не возражаю, – в конце концов, стояла середина лета и темнело поздно. – К завтрашнему утру мне понадобится печать, чтобы ставить ее на разрешения на горючее и на «лессе-пассе». К тому времени я смогу уведомить вас о том, какими дорогами можно будет пользоваться, не осложняя передвижения наших войск.

– Предоставьте мне список докторов и поставщиков всего необходимого – тех, кому, как вы сочтете нужным, понадобятся все соответствующие документы для осуществления их деятельности.

– Я буду находиться тут с восьми часов утра и рассчитываю на вашу поддержку.

Автомобильное движение почти прекратилось, однако некоторые солдаты, по всей видимости, бойко торговали казенным армейским топливом из-под полы. На данном этапе, однако, меня это не беспокоило.

Мне хотелось выяснить у Роммеля или у командования армии, какими дорогами нельзя будет пользоваться гражданским. Ночью из дивизии мне сообщили о некоторых дорогах на север, которые будут открыты.

Когда я вернулся в гостиницу, мне дали специальное издание местной газеты, в котором сообщалось о моих задачах, месте расположения моего рабочего кабинета и времени вступления в действие комендантского часа.

После того как я вновь поужинал на террасе, капитан нейтрального судна явился ко мне и спросил, может ли он выйти в море. Вновь передо мной оказалась проблема, разрешить которую представлялось возможным только дипломатическим путем или же через командование армии. Я спросил соответствующих инструкций и получил ответ: «Корабль должен оставаться в порту города Бордо до его (порта) передачи в наше распоряжение. Дальнейшие приказы получите позднее».

Поскольку капитану все равно пришлось оставаться в гавани, он на следующий день пригласил меня на борт своего судна, посидеть в офицерской столовой, точно в мирные времена, выпить виски, вкус которого я давно забыл. Меня ожидали приятные перемены.

Наутро я поехал в штаб – на сей раз без сопровождения полковника. Я не верил глазам. Сотни гражданских лиц выстроились в очередь для получения «laissez-passer». Среди просителей находилась одна почтенная старушка, которую мне представили как госпожу Лиоте. Она была вдовой прославленного маршала Лиоте, сыгравшего громадную роль в покорении Марокко и считавшегося национальным героем.

– Mon Capitaine, я уже немолода и хотела бы поскорее добраться домой. Не были ли бы вы так любезны выдать мне «laissez-passer» и наряд на горючее? Была бы очень вам обязана.

Что должна была чувствовать эта пожилая дама, которой приходилось просить об одолжении молодого немецкого офицера, воевавшего против ее страны?

Я без колебаний выдал ей все необходимое и снабдил памяткой относительно того, какими дорогами разрешается пользоваться. Она тепло поблагодарила меня. В глазах ее я не заметил ни тени ненависти, скорее понимание – осознание того, что есть вещи на свете, которые ни я, ни она не в силах изменить.

Дорожную карту размножили гектографом и выдали экземпляры всем тем, кому предоставили разрешения на выезд. По моей просьбе на топливный склад отправили немецкого представителя для надзора за отпуском горючего. День ушел на выдачу документов и ответы на вопросы. Мне здорово помогал Кардорф, и оба мы искренне обрадовались, когда во второй половине дня получили возможность вернуться в гостиницу с тем, чтобы потом отправиться выпить виски с капитаном корабля.

Отъезд Петэна в Виши запланировали на следующий день. К сдаче города тоже все было готово, так что оставалось самое большее два дня непривычной работы.

Вечером наш «мавр» в отеле принес нам кофе.

– Как вы полагаете, – спросил я Кардорфа, – не пойти ли нам куда-нибудь в город и выпить?

Он счел предложение дельным, мы погрузились в вездеход и отправились к ратуше, рядом с которой, по нашим подсчетам, должен был находиться бар.

Город казался совершенно вымершим. Тут до нас вдруг дошло, что мы сами установили начало комендантского часа – десять часов. А время перевалило уже за четверть одиннадцатого. Что было делать?

Затем мы заметили экипаж – один из тех, которые являлись в то время основным транспортным средством в городе. Возница спал в козлах.

– Monsieur, – обратились мы к нему, тормоша. – Эй, мсье!

Он увидел форму и очень перепугался:

– Mon Général, у меня семья! Я просто заснул, господин генерал!

Мы успокоили его:

– Все в порядке. Скажите нам только, где сейчас можно достать выпивки?