Лейтенант (в то время) Рупрехт Гржимек из разведывательного батальона помнит все так, точно это было вчера: «В ту самую ночь с 5 на 6 июня прозвучала тревога, нам сообщили о том, что парашютисты и планеристы противника приземляются на участке 125-го танково-гренадерского полка майора фон Люка. Ввиду проводившейся одновременно сильной бомбардировки Кана, данное обстоятельство позволяло предположить, что неприятель приступил к крупной операции. Мы имели установку: “атаковать только по приказу с самого верха”. Несмотря на это, батальон за короткое время изготовился к ведению боевых действий. Наш командир, майор Вальдов, находился в отпуске и должен был вернуться 8 июня. Наутро офицер связи, которого мы отправили к фон Люку, принес известия о том, что восточнее Орна выброшена воздушно-десантная дивизия, но мало того, гигантская армада судов противника стоит у побережья, готовясь к высадке с моря.
В действие вступила неприятельская морская артиллерия главного калибра. Слабые по численности части на побережье уже, по всей видимости, вели ожесточенные бои с противником. Вскоре поступил приказ: “Батальон придается боевой группе фон Люка и немедленно выдвигается в направлении Троарна, что примерно в 12 километрах восточнее Кана”. Тщательно маскируя свое передвижение, мы вышли в район к западу от Троарна в начале второй половины дня, почти без столкновений с неприятелем».
Ефрейтор Хаммель писал позднее: «…Когда мы продвигались вперед на северо-восток, ближе к полудню 6 июня мы увидели два истребителя “Мессершмитт”, на небольшой высоте летевших на север через Орн; единственные немецкие самолеты, виденные нами в тот день.
Восточнее Кана лежали первые погибшие британские парашютисты. Из их парашютов мы нарезали себе шарфов, чтобы защититься от пыли. Заместитель нашего командира отдал приказ наступать. Мы перешли в атаку практически с марша. Далее к западу раздавались звуки боя. Как нам сказали, там должна была наступать наша бронетехника, и противник, по всей видимости, концентрировал на этом источнике угрозы огонь корабельной артиллерии. Там же действовала авиация. Мы же тем временем продвинулись до самого Эсковиля, оказавшись таким образом всего в нескольких километрах от Ранвиля и двух мостов через Орн».
Ранним утром 6 июня ситуация – ввиду воздушно-десантных высадок, наличия армады боевых кораблей, торговых и десантных судов и в условиях начинающейся высадки с моря – становилась все сложнее, а надлежащие приказы все не поступали. Вот что происходило:
– Несмотря на имевшиеся «общие указания», на протяжении ночи приказа о наступлении мы не получили.
– Фойхтингер, даже уже утром, не имел свободы действий и не получил «добро» на контратаку силами своей дивизии.
– Главнокомандующий на Западе (фон Рундштедт), как и все Главное командование Гитлера, упорствовал во мнении, что происходящее – отвлекающий маневр. Они ожидали настоящей высадки через Па-де-Кале[99].
– Со своей стороны, однако, командир нашего корпуса, генерал Маркс, держался мнения о том, что проводившаяся в Нормандии высадка «подлинная».
– Роммель, как мы узнали, так и не повидавшись с Гитлером, уже находился на обратном пути в свою штаб-квартиру.
Итак, миновали ночь 6 июня и первые часы утра. «Поздно, теперь слишком поздно!» – становилось очевидно нам. Мы чувствовали бессильный гнев из-за того, что нам не поверили наверху.
В итоге генерал Маркс – неважно, имел он соответствующие полномочия или нет, – приказал нашей дивизии наступать всеми силами, ударить в район восточнее реки Орн, смять части 6-й воздушно-десантной дивизии, которые высадились там, и перерезать их коммуникации с частями к западу. Пока отдавались надлежащие приказы и дивизия выходила на исходные позиции для атаки, стал вырисовываться истинный размах высадки. В самый разгар наших передвижений, в процессе которых мы постоянно подвергались налетам британской авиации, поступил новый приказ, на сей раз из 7-й армии:
«21-я танковая дивизия основными силами атакует неприятельские войска, высадившиеся к западу от реки Орн. Только частям боевой группы фон Люка предписывается действовать против берегового плацдарма восточнее Орна».
Результатом несогласованности действий и проволочек стала потеря времени и людей, погибавших на марше под огнем авиации.
Перегруппировка дивизии заняла часы. Большинству частей из района восточнее Кана и реки Орн приходилось, точно верблюду через игольное ушко, просачиваться через единственный мост, имевшийся в наличии на данном участке. Кан же, через который они следовали, находился практически под постоянными ударами орудий неприятельского ВМФ и истребителей-бомбардировщиков КВВС.
Фойхтингер сказал мне, что бронетанковая группа, включая мой 1-й батальон на SPW (Schützenpanzerwagen – полугусеничных бронетранспортерах), должна пробиться к побережью западнее от реки Орн. Он приказал мне:
– Вы атакуете силами 2-го батальона, усиленного 21-м танково-разведывательным батальоном, 200-м дивизионом штурмовых орудий (майора Беккера) и взводом 8,8-см противотанковых пушек к востоку от Орна. Ваша задача: уничтожить береговой плацдарм 6-й воздушно-десантной дивизии, отбить два моста через Орн в районе Бенувиля и соединиться с нашими частями на побережье. Артиллеристы поддержат вас. Переходить к действиям, как только к вам поступят все части.
Необходимость применения разведывательного батальона всерьез обеспокоила меня. На всех ТВД они действовали как «бронированные скауты», часто становясь «острием наступления» дивизии. Но они не годились для наступления как его основная сила.
Около 17.00 6 июня пришла 4-я рота танкового полка, батареи майора Беккера подтянулись не ранее ночи 7 июня. В общем, мне пришлось начинать без них.
Мой 2-й батальон вел ожесточенные бои с высадившимися парашютистами, которые, очевидно, стремились к расширению своего пока еще маленького берегового плацдарма (иначе предмостного укрепления). Мне удалось высвободить для контратаки лишь некоторые части батальона.
Ближе к вечеру мы выступили, примерно в то же время, как и бронетанковая группа, к западу от реки Орн. Целью служило: пробиваться вперед через Эсковиль – Герувиллет к Ранвилю и двум мостам через Орн. Разведывательный батальон атаковал прямо с марша и при поддержке танковой роты продвинулся к Эсковилю, потеснив застигнутого врасплох противника.
И тут начался настоящий ад. Морские орудия самых крупных калибров – вплоть до 380-мм, – артиллерия и истребители-бомбардировщики без устали поливали нас огнем. Радиосвязь нарушилась, в тыл потоком хлынули раненые, а солдатам разведывательного батальона пришлось зарываться в землю.
Я бросился искать выход и увидел, каковы размеры катастрофы. Мне удалось разыскать командира батальона и отдать ему новый приказ:
– Во избежание больших потерь немедленно прекращайте атаку и занимайте оборону на южной окраине Эсковиля. Создайте там надежный заслон на пути дальнейшего продвижения противника. 4-я рота танкового полка, а также штурмовые орудия майора Беккера подтянутся и поддержат вас. Позаботьтесь, чтобы ваши солдаты, включая и экипажи бронемашин, хорошо окопались.
Я поспешил обратно к полковой рации. Моему адъютанту, Либескинду, пришлось сообщать в дивизию о свертывании атаки. В то же самое время Фойхтингер известил нас, что бронетанковая группа вышла к побережью в брешь между британской 3-й и канадской 3-й пехотными дивизиями. Мощный обстрел корабельных пушек, налеты истребителей-бомбардировщиков и новые высадки парашютистов в тылу у бронетанковой группы вынудили ее к отступлению во избежание окружения. Мой «сестринский полк», 192-й, занял оборонительные позиции примерно на одном уровне с нами.
Произошло то, чего так боялся Роммель: не подвергнувшийся удару целой дивизии и не сброшенный в море в первые часы после высадки неприятель добился успеха.
Две единственные танковые дивизии, дислоцированные в этом районе, находились далеко в тылу. В небе не было ничего похожего на «1000 истребителей», обещанных Герингом.
И вот к вечеру 6 июня, похоже, даже Гитлеру стало казаться, что все это очень напоминает широкомасштабное вторжение. Однако, как узнали мы от Фойхтингера, Гитлер со своим Главным командованием по-прежнему ожидал основного удара – главной высадки – через Па-де-Кале. Гитлер настоятельно запретил передислоцировать размещенные в районе Кале танковые дивизии и части резерва.
В то же время каждому на фронте, даже простому солдату, было уже понятно, что вторжение состоялось и что пройдет немного дней – в крайнем случае, несколько недель, – и союзники перебросят на континент достаточно войск, чтобы наступать на Париж, а затем и на сам германский рейх. Тогда уже ничего нельзя будет изменить.
Эх, если бы не это чертово господство в воздухе!
Даже ночью «новогодние елки» висели в небе, наполняя все вокруг ярким светом. Налеты авиации не прекращались. ВМФ огненным дождем поливал наши позиции в городе Кан, представлявшем собой фокальную точку, в которой сходились линии наших коммуникаций в данном районе.
Днем было еще хуже: на любое передвижение на поле боя, пусть даже это была отдельная единица техники, враг реагировал сосредоточенным огнем кораблей ВМФ или ударами истребителей-бомбардировщиков. Противник либо прослушивал наши переговоры, либо разделил район боевых действий на квадраты, так что сухопутным войскам лишь требовалось сообщить морякам номер квадрата, как туда немедленно обрушивался сосредоточенный огонь.
Чтобы уцелеть под обстрелом и пересидеть ночь, мы рыли «лисьи норы» – окопчики для индивидуальной защиты; отчасти это помогало. Снабжение поступало из района Парижа, доставлять его могли только в ночное время.
Ночью 7 июня я получил приказ продолжать наступление на Эсковиль в следующие сутки. «Нам необходимо уничтожить плацдарм к востоку от реки Орн, пока он еще невелик», – так значилось в распоряжении командира дивизии.