Наутро на склонах возвышенностей к северу от Эсковиля мы увидели до сотни планеров, что означало – 6-я воздушно-десантная дивизия послала своим подкрепления.
Части танково-разведывательного батальона все еще топтались на позициях на южной окраине Эсковиля. Боевой дозор прорвался в селение и понес тяжелые потери, однако привел с собой тринадцать пленных. Один из них показал:
– У нас приказ развивать наступление в южном направлении через Эсковиль, чтобы расширить береговой плацдарм и достигнуть первоначальных целей. Сейчас мы ждем подкреплений.
У себя на командном пункте я разговорил одного военнослужащего сержантского состава из 6-й воздушно-десантной дивизии. Он получил легкое ранение, и им как раз занимался наш врач. Пленный поблагодарил нас за хорошее обращение, однако с трудом скрывал раздражение:
– Я служил в роте «B» майора Джона Хауарда[100]. Мы имели задачей высадиться в полночь на шести планерах около реки Орн и мостов через нее в районе Бенувиля, чтобы захватить их целыми. Нас готовили к операции больше года. Мы приземлились прямо около мостов. Полностью застали противника врасплох. Они не успели даже рукоятки на детонаторах повернуть. Думаю, мы вообще были самыми первыми, кто высадился на французскую землю. Мы были очень горды собой, особенно тем, что почти не понесли потерь.
Майор Хауард сказал нам, что после успешного окончания операции мы вернемся в Англию, чтобы подготовиться к дальнейшем боевым действиям. Затем вчерашним вечером нашему майору приказали утром атаковать селение Эсковиль. Надо было расширить узкий береговой плацдарм. Как я считаю, мы для этой задачи не подходим – совсем не подходим. Мы ворвались в деревню и попали под огонь с обеих сторон, особенно под ваши чертовы «восемьдесят восьмые». Уверен, что больше половины роты либо погибли, либо ранены, либо попали в плен. После слабого сопротивления, оказанного нам у мостов, теперь мы, похоже, наткнулись на сильного, понюхавшего пороха противника.
Наш майор так гордился нашим «сoup de main»[101]. А тут такая катастрофа! Тем не менее мы знаем, что наша высадка с моря прошла успешно. Вы уже ничего не сделаете, скоро мы возьмем Париж. Вам теперь войны не выиграть.
Один из тех мостов сегодня носит имя «Мост Пегаса». Он назван так из-за крылатой лошади – эмблемы британских воздушно-десантных сил.
Тем временем стали поступать донесения с правого фланга: мой 2-й батальон вел ожесточенный бой в обороне, особенно на правом своем фланге около Троарна и на его северной окраине. Нельзя было допустить тут прорыва противника и его выхода в наш незащищенный, неприкрытый фланг. 7 июня погиб командир батальона, капитан Курцон. Его посмертно произвели в майоры и наградили Рыцарским крестом. Погиб и лейтенант Бранденбург, который со своей 5-й ротой первым вступил в боевое соприкосновение с противником 6-го числа. Обоих похоронили в тылу за позициями, а впоследствии перезахоронили.
У нас у всех были очень серьезные потери. В качестве командира батальона из резерва дивизии прислали майора Курца. Он был пехотинцем и послужил в России, эти обстоятельства делали его особенно пригодным для выполнения поставленной задачи. Он за короткое время сжился с частью и стал впоследствии одним из самых результативных и надежных командиров в составе боевой группы.
8 июня не атаковали ни мы, ни британцы. Обеим сторонам надо было заняться ранеными и принять пополнения. Вдруг, к нашему удивлению, появилось несколько «Мессершмиттов», которые тут же вступили в воздушный бой.
Над британскими позициями был сбит истребитель КВВС. Наши солдаты кричали и размахивали руками в ликовании. Так что, обещанные «1000 истребителей» все же прилетят?
Но тут сбили и «Мессершмитт». Летчик сумел выброситься с парашютом и приземлился около позиций разведывательного батальона. Его привели ко мне. Он выругался и указал рукой вверх:
– Что может сделать горстка истребителей против такой армады? Где те чертовы 1000 истребителей?
Он не знал. Мы тоже.
После полудня вернулся из отпуска майор Вальдов. Солдаты и офицеры его разведывательного батальона обрадовались. Его любили, он всегда стоял горой за своих подчиненных и стремился избежать ненужных потерь.
В момент возвращения Вальдова поступил также и приказ из дивизии: «Боевая группа фон Люка утром 9 июня изготовится к решающей атаке на Эсковиль, далее на Ранвиль и на мосты через реку Орн, с целью овладения ими. В данной операции к ней прикомандировываются: 21-й танково-разведывательный батальон, 4-я рота 22-го танкового полка, три батареи из 200-го дивизиона штурмовых орудий майора Беккера и одна рота 220-го противотанкового дивизиона 8,8-см пушек. Артиллерия дивизии окажет поддержку наступлению, по мере возможностей ввиду ограниченности боезапасов».
Поздним вечером все командиры, включая и артиллерийского наблюдателя, собрались на моем КП.
– Мы выходим на исходные до рассвета, прежде чем сумеют вступить в дело военно-воздушные силы противника и когда огонь ВМФ не будет особенно эффективным. Возглавят атаку мотоциклисты разведывательного батальона и гренадеры 2-го батальона, не связанные боями с неприятелем, затем пойдет 1-й батальон, его поддержат танки 4-й роты, а также ребята Беккера. 8,8-см противотанковые орудия займут позиции на высоте к югу от Эсковиля, чтобы отразить контратаку британских танков.
Получалась мощная боевая группа, имевшая шансы добиться успеха даже в условиях наличия у противника морских орудий и истребителей-бомбардировщиков.
Мы вышли на исходные за час до рассвета. Я находился в малой командирской группе в тылу разведывательного батальона, чтобы иметь возможность принимать решения на месте событий.
Ночью нас сильно обстреливали и бомбили – нашу подготовку явно засекли.
Ефрейтор Хаммель, принимавший участие в атаке в рядах мотоциклетного эскорта, вспоминает: «При поддержке танков и штурмовых орудий мы вскоре пробились в Эсковиль. Оставшееся гражданское население собралось у церкви. Нам попалось несколько детей, которые бегали и искали родителей. Мы отвезли детей к церкви.
Британцы из 6-й воздушно-десантной дивизии оказывали упорное противодействие. Когда рассвело, морские пушки обрушили огонь на центр селения и его южную окраину. Мы не могли продвинуться. Тут до нас дошло известие о гибели нашего любимого командира, майора Вальдова, который только что вернулся из дома, где навещал жену. Это стало для нас всех настоящим ударом. Поначалу мы даже не могли забрать его тело под огнем. Только после наступления темноты отряд добровольцев, которому британцы благородно предоставили право сделать это, сумел принести тело майора Вальдова и похоронить его у нас в тылу. Позднее британцы перенесли его на военное кладбище в Ранвиле, где он и нашел место последнего упокоения среди своих бывших врагов».
Смерть Вальдова стала для меня тяжелой утратой. Находясь на преподавательской работе в Париже, я не раз беседовал с ним и из наших разговоров уяснил себе, как сильно он презирает Гитлера. Как я узнал позднее, он принадлежал к широкому кругу «участников 20 июля 1944 г.».
Я рассказал Вальдову о пророчестве Роммеля. Он тоже очень верил в Роммеля. Вальдов был офицером старой прусской школы, удостоившимся высоких наград в России, скромным человеком, всегда заботившимся о своих людях. Его сестра рассказала мне потом, как однажды он оказался в русском селе, окруженном партизанами. Местные жители страшно голодали, и Вальдов раздал часть пищевого довольствия своих солдат женщинам и детям. И вот ночью неожиданно появились посланцы от партизан: «Немец, ты поделился с нашими женщинами и детьми едой, спасибо тебе. За это мы пропустим тебя с твоими солдатами. Уходите, мы не будем атаковать».
Проявление гуманизма с обеих сторон.
Разведывательный батальон Вальдова принял капитан Брандт из офицерского резерва дивизии.
Для Вернера Кортенхауса, тогда командира танка в 4-й роте, 9 июня тоже стало днем кошмара. «В тот день мы вели самые ожесточенные бои. Силами примерно десяти танков мы сосредоточились под деревьями к югу от Эсковиля. С закрытыми люками, машина за машиной мы проследовали мимо замка и вышли на широкий огороженный луг. Здесь нам предстояло построиться широким клином для атаки совместно с гренадерами, которые должны были следовать рядом и за нами.
События развивались очень быстро: не прошло и нескольких минут, как мы потеряли четыре танка, уничтоженных огнем корабельной артиллерии. На моем танке (PzKpfw IV с короткоствольной пушкой) заклинило башню, так что я мог лишь стрелять по изгородям из пулемета. Огонь сделался более интенсивным, а потому по приказу майора фон Люка мы отошли, а с нами и гренадеры.
Артиллерийский обстрел продолжался. От 30 до 40 гренадеров, должно быть, погибли под снарядами. К вечеру 9 июня мы осознали, что не способны сбросить британцев в море.
В 1960 г., когда замок все еще стоял в руинах, я снова оказался в местах былых боев.
Наша атака не могла увенчаться успехом, потому что за изгородью находилась прочная стена, если бы мы стали таранить ее, думая, что перед нами всего лишь слабая изгородь, мы бы повредили пушки. Перед стеной пролегала канава, очень удобная для обороняющихся. В стене же были бреши, пробитые артиллерийскими снарядами, через эти проемы противник мог легко отступить в случае надобности. Следовательно, для нас, танкистов, данный участок представлялся совершенно невыгодным при наступлении».
Из донесений дозоров стало известно, что 8 июня на береговой плацдарм на смену измотанной 6-й воздушно-десантной перебросили 51-ю Хайлендскую дивизию, состоявшую из уроженцев горных районов Шотландии. Данный факт еще более снижал и без того мизерные шансы смять береговой плацдарм. Я знал 51-ю Хайлендскую дивизию еще с Северной Африки, уже тогда мы считали ее опытным в боевом отношении элитным соединением.
Один раз, к моему большому удивлению, отряд дозорных пригнал мотоцикл DKW. Я стал рассматривать машину, которую покрывала характерная раскраска и познавательные знаки 3-го разведывательного батальона на крыльях. Мотоцикл побывал в переделке. Он в виде трофея достался британцам в Северной Африке, они перевезли его в Англию, а теперь в Нормандию, где наши ребята отбили его у противника и доставили мне в целости и сохранности.