На островах дракона — страница 1 из 32


Пьер Пфеффер
НА ОСТРОВАХ ДРАКОНА


*

ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ

ГЕОГРАФИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ


PIERRE PFEFFER

AUX ILES DU DRAGON


Photographies de

GEORGES BOURDELON


Paris, 1964


Перевод с французского

Марка Беленького


Фотографии Жоржа Бурделона


Ответственный редактор

Проф. А, Г. Банников


М., «Мысль», 1966







ПРЕДИСЛОВИЕК РУССКОМУ ИЗДАНИЮ

Путешественнику, равно как и натуралисту, отрадно сознавать, что в нашу эпоху, когда многие склонны полагать, будто все уже изведано, природа хранит еще множество неразгаданных тайн. Недавнее открытие некоторых животных нарушили мирное спокойствие зоологов, уверенных, что животные таких размеров, как окапи, горная горилла или карликовый гиппопотам, не ускользнули от их пытливого ока. Природа приготовила нам еще немало сюрпризов. Мне посчастливилось открыть новый вид антилопы редунки в Камеруне, которая жила в безвестности до 1962 года!

Среди рептилий, бесспорно, наиболее сенсационным явилось открытие комодского дракона — гиганта мира ящеров.

Многие стороны образа жизни драконов до нашей экспедиции были неясны, и мы пытались по мере сил изучить их. После нас на этих островах работала индонезийско-советская экспедиция, в работе которой мы, к сожалению, не смогли принять участие, так как в это время были заняты на Молуккских островах поисками удивительной светящейся рыбы — еще одной чудесной загадки живой природы этих краев.

Комодский дракон не единственная достопримечательность Малых Зондских островов. Расположенные в стороне от воздушных и морских столбовых дорог, они остаются одним из немногих мест в мире, где слово «путешественник» сохранило свой подлинный смысл — «первооткрыватель», но не новых земель, а мира неведомых доселе людей и животных.

В этой книге мне хотелось рассказать о наших наблюдениях и наших приключениях.

Как зоологу и другу природы, мне остается лишь пожелать, чтобы драконовы острова сохранились для будущих поколений и чтобы странная фигура этого чудовищного ящера, появившегося на земле около ста шестидесяти миллионов лет назад, все так же тысячелетиями вырисовывалась на фоне чудесных пейзажей Южных морей.

К сожалению, лишь в социалистических странах по-настоящему понято все культурное и научное значение природных заповедников. Повсеместно в других странах частные интересы превалируют над общественными и ставят под угрозу природные богатства.

Прежде чем пожелать читателям «счастливого путешествия» на «На островах дракона», я рад воспользоваться представившимся случаем выразить свою признательность издательству «Мысль» и особенно профессору А. Г. Банникову, который взял на себя труд научно отредактировать перевод и представить эту книгу, как и предыдущую — «Бивуаки на Борнео», советскому читателю.

Пьер Пфеффер,

сотрудник Музея естественной истории,

Париж


X. и М.-С. Сен-Жиронам, первым слушателям моих заметок о драконе острова Комода




1

Где четверо молодых французов оказываются одни на пустынном острове во власти кровожадных хищников и в которой читатель знакомится с драконом острова Комодо — чудовищем, явившимся из глубины веков

Тьма сгустилась уже несколько часов назад, и плеск весел двух наших лодок с балансирами рождает в море сноп искр из крохотных фосфоресцирующих существ, потревоженных в своем сне. Во мраке сплошного пояса мангров, окруживших остров, таинственное бульканье, клокотанье и шелест листьев выдают присутствие многих незримых существ. Кто это? Ночные птицы? Крупные рыбы? Черепахи или, может, морские крокодилы?

Не напрасно же эта часть побережья Ринджы, островка, затерянного между Явой и Австралией[1], называется Лохо Бу-айя — Крокодилова бухта. Малайские рыбаки рассказывают, что здесь излюбленное место гигантских рептилий Зондских островов. Рекордный экземпляр крокодила, выловленного возле Филиппин, имел десять метров в длину! И хотя они редко достигают таких размеров, у этих морских тварей на совести (о, разумеется чисто фигурально) больше человеческих жизней, чем, скажем, у акул, кишмя кишащих в теплых морях[2].

Свет фонаря находит в глубине бухты брешь в стене растительности, и, сбросив тяжелый камень, служащий якорем, четверо гребцов останавливают лодки на глубине восьмидесяти сантиметров. Мы становимся цепочкой, быстро разгружаем лодки и сваливаем на берегу пятьсот килограммов своего снаряжения и продовольствия, рассчитанного на длительное пребывание.

Едва мы расправляемся с грузом, наши гребцы требуют свою плату и собираются тотчас же возвращаться на Флорес!

— Как! — восклицаем мы. — Вы что же, собираетесь бросить нас одних среди ночи! Подождите хотя бы до рассвета, а то вдруг окажется, что мы заехали не туда?

— Ни за что. В этой бухте живут злые духи, и никто из нас не намерен ночевать тут.

— Пожалуйста, вы можете выспаться в море на лодках, утром вернетесь и, если мы решим уехать, возьмете нас. Иначе мы застрянем здесь до скончания веков.

— Никак нельзя, нам надо завтра же быть на Флоресе. А вы, если надумаете уезжать, дождитесь рыбаков: они часто заходят сюда набрать дров и воды.

— Вот-вот, вы же сами говорите, здесь где-то источник, но где? И потом вдруг он высох? Сейчас ведь сухой сезон…

— Наверно, не высох, — возражают они с непоколебимой логикой.

Стоя в воде, мы продолжаем уговаривать их, но гребцы не желают ничего слушать. Безотчетный и явно непреодолимый страх гонит их прочь от этого места. Наконец, устав пререкаться, мы отдаем им оговоренную плату и кисло желаем счастливого пути. Они не заставляют нас повторять это дважды и сильными взмахами весел исчезают в ночи, бросив нам на прощание «до свидания и всего хорошего», сказанное, как нам кажется, уж очень двусмысленным тоном.

И вот мы остаемся одни, четверо французов — Ги Пьязини, Пьер Эз (по прозвищу Петер), Жорж Бурделон и я. С нами проводник — индонезиец Ансельмус Манах, который выглядит не менее растерянно, чем мы, и явно встревожен таким началом наших приключений на необитаемом острове.

Почему так иронически прозвучало их пожелание «всего хорошего», спрашиваем мы себя, ступая на сушу… Сушей, правда, я называю илистую бухточку, острые корни на дне которой доставляют нам те же сладостные ощущения, какие должен испытывать факир, шагающий по гвоздям.

К счастью, дальше из ила выступает глинистая коса, и, выбрав местечко посуше, куда, похоже, не должен доставать прилив, мы перетаскиваем снаряжение. И тут начинается презабавное зрелище: мои спутники ни с того ни с сего начинают вдруг с жаром отплясывать какой-то лихой танец, шлепая себя в такт по голым ногам. В ту же секунду я чувствую, будто со всех сторон в меня вонзаются тысячи иголок.

— Здесь полно москитов!

Как выясняется, кроме москитов над нами носятся еще тучи песчаных мушек величиной с булавочную головку, но чей укус болезнен, как укус слепня. У несчастных созданий явно не густо с едой, и они спешат запастись вдоволь нашей кровью на «черный день». Поистине нам редко доводилось наблюдать такое скопление мошкары на столь крохотном участке, то есть как раз там, где мы находимся и где нам предстоит быть еще долго. Проклятые кровопийцы грозят отравить нам существование, не считая того, что они разносчики несметного множества болезней: малярии, филярии[3] и прочих «радостей».

Но это еще не все, далеко нет! Отошедший в сторонку Петер внезапно с тревогой окликает меня:

— Пьер! Иди скорей! Возле меня две змеи, я боюсь двинуться!

При свете фонаря видно, что он сидит на корточках точно над двумя морскими змеями длиной с руку. Я успокаиваю его:

— Не трогай их, они никогда не нападают первыми.

Однако вид у него не очень уверенный, и он продолжает водить фонарем вокруг себя:

— Гляди, еще одна! И еще!

Методически обследуем окрестности и обнаруживаем их десятками на земле и даже на мелководье. Это морские змеи, чей яд в два раза сильнее яда кобры и против которого еще нет вакцины[4]. На великое наше счастье, эти змеи крайне пассивны и почти никогда не нападают первыми. Тем не менее трогать их не рекомендуется, тем более наступать на них. Место, где мы высадились, кишмя кишело ими.

— Веселенькие дела! — заключает Ги. — Москиты, песчаные мушки, змеи, морские крокодилы и в довершение всего злые духи! Можешь гордиться: место для лагеря идеальное!

Пристыженный, щиплю себя за нос. Действительно, ведь это я настоял на том, чтобы приехать в Лохо Буайя: название показалось мне овеянным таинственной дымкой. Крокодилова бухта… Не правда ли, вспоминаются пираты, зарытые сокровища, затонувшие корабли? Приехав на Яву, мои спутники собирались отправиться на Борнео[5], где мы впоследствии провели больше года среди даяков[6]. Я же упрямо доказывал, что начинать надо с Малых Зондских островов!

Три дня в раскаленном гараже, любезно предоставленном нам французским консулом, мы спорили с пеной у рта так, что наша группа, отнюдь не являвшая пример единения еще при отъезде из Франции, чуть не распалась.

Ги Пьязини и Пьер Эз, как этнологи, были абсолютно правы, желая ехать на Борнео изучать лесные племена острова. А поскольку именно они организовали экспедицию, их мнение значило больше, чем мое, зоолога, ибо именно в этом качестве я был придан экспедиции парижским Музеем естественной истории. Но я знал, что, если мы не отправимся вначале на Малые Зондские острова, мы ни за что уже не попадем туда, а эти острова, точнее три из них, представляли для меня исключительный интерес: ведь это единственное место на земном шаре, где еще водятся гигантские ящеры, прямые