В 1880 г. Маррей предложил совершенно новую теорию. По его мнению, атоллы возникают по краям широких отмелей, остающихся после разрушения скалистых островов или вулканов. Вначале риф образуется по всей отмели, но впоследствии его центральная часть, испытывая недостаток в кислороде и питательных веществах, отмирает и превращается в лагуну. Однако эта гипотеза не в состоянии объяснить происхождения барьерных рифов и лишена той стройности, которой так выгодно отличается теория Дарвина. Американец Дели в 1915 г. вполне справедливо предположил, что совершенно безразлично, будет ли опускаться дно моря или подниматься уровень его поверхности. И в том и в другом случаях острова «утонут», с рифы из окаймляющих превратятся сперва в барьерные, а затем и в атоллы. По мнению Дели, все атоллы появились в результате таяния льда и повышения уровня океана после окончания последнего ледникового периода.
Проверить эти теории можно путем бурения на атоллах. Согласно Дарвину, скальная основа атолла может опуститься на любую глубину. По теории Дели, слой коралловой извести под всеми атоллами должен быть равен примерно 70 м (именно на такую величину повысился уровень Мирового океана при таянии льдов). По Мэррею, коренные породы должны подстилать коралловый известняк на глубине не свыше 50 м.
Хотя сейчас считается, что дарвиновская теория в некоторых деталях уязвима, но бурения, проводившиеся в разных местах Океании, опровергли идеи и Мэррея, и Дели. На атолле Фунафути на глубине 367 м все еще находится коралловый известняк, на Бикини (Маршалловы острова) он обнаружен даже на 820-метровой глубине. Вулканической основы достигли лишь на атолле Эниветок из того же архипелага. Для этого пришлось пробурить почти полуторакилометровую скважину. Вот на какую глубину погрузилось древнее основание атолла! Значит, именно на эту величину кораллы надстроили над древним вулканом гигантский усеченный конус из своих скелетов. Только самый край вершины коралловой постройки выступает из океана. Как же выглядит он вблизи?
Подплыв к берегу со стороны лагуны, я вытащил резиновую надувную лодку на пологий пляж из слепящего глаз белого кораллового песка и направился в тень зарослей. Сразу же лицо облепили маленькие песчаные мухи, в изобилии водящиеся на атоллах и заменяющие здесь гнус тайги и тундры. Отмахиваясь от докучливых насекомых и путаясь ногами в переплетении стеблей и выступающих сухих корешков жесткой травы, я все время следил, чтобы не напороться на опунцию. Этот представитель семейства кактусовых выходец из тропической Америки — растет теперь во многих засушливых районах Африки, Азии и Австралии. Завезли его и на некоторые атоллы Океании. Острые длинные колючки опунции больно впиваются в тело и способны проколоть даже толстую подошву кед. Опунцию используют в качестве живой изгороди, но что и от кого нужно огораживать на атоллах — непонятно. Некоторые ее виды, например Optincla ficus indica, дают съедобные кисловатые плоды величиной со сливу. Благодаря растущим прямо на песке опунциям, сухим серебристо-зеленым злакам лепидиумам (Lepidium) и безлистым побегам касситы (Cassytha) неширокая полоса между пляжем и зарослями кажется перенесенной на атолл из пустыни. Далее стеной стоят высокие кусты или небольшие деревья мессершмидтии (Messerschmidtia) и панданусов (Pandanus). Особенно характерны панданусы. Они поднимаются вверх на многочисленных дополнительных стволах; длинные узкие листья с острыми зазубренными краями целыми пучками свисают вниз с концов ветвей. Благодаря этому растение отдаленно напоминает наши плакучие ивы. Кое-где на ветках висят плоды, похожие по форме, величине и цвету на ананас, но далеко не такие вкусные. Тем не менее они все же съедобны. Зрелый плод легко разделяется на небольшие дольки с сочной серединной частью. Их жуют, сплевывая жесткие чешуйки наружного покрова плода.
Вдоль берега прямо из обломков кораллового
полипияка поднимаются густые заросли пандануса
Тропический лес «влажного» атолла
Преодолев плотную преграду из панданусов и цветущих в это время года мессершмидтий, я очутился в полутьме влажного тропического леса. Над головой сомкнулись кроны кокосовых пальм и высоченных пинсоний (Pinsonia grandis). Все пространство между их стволами почти в человеческий рост заполнили папоротники и кусты моринды (Moritida), кордии (Cordia) и евфорбии (Euphorbia). Кое-где из-под них выбиваются листья молодой кокосовой пальмы. Под ногами повсюду разбросаны и недавно упавшие, и едва начавшие прорастать, и погибшие орехи. В жарком и влажном воздухе стоит запах гниющей древесины и прелых листьев. Стоит наступить на поваленный ствол пальмы — и нога уходит в мягкую труху. Из-под ствола с шуршанием разбегаются маленькие сухопутные крабы и вперевалку ползут наземные раки-отшельники ценобиты (Coenobita). На атоллах мне попалось два вида этих забавных ракообразных: один — с бледно-сиреневой большой клешней, другой — красный в мелкую крапинку.
Ценобиты, как и родственные им пальмовые воры, размножаются в море. Здесь выклевываются из яйца их плавающие личинки. После превращения личинки в маленького рачка ценобиты выбираются на сушу и только в период размножения ненадолго спускаются в море. Подобно водным ракам-отшельникам, ценобита прячет мягкое брюшко в пустой раковине моллюска. Рачки находят себе домики среди морских выбросов, обычно это обкатанные волнами раковины моллюска кубаря (Turbo). По мере роста рака жилище становится ему тесным, и он начинает искать себе новое. Обычно все доступные раковины из выбросов бывают уже заняты, и тогда между ценобитами начинается борьба за «жилплощадь». Несколько ценобит, пойманных на атоллах, мы долго содержали в лаборатории на судне, а потом они попали в Ленинград. Здесь в просторном террариуме под лучами электрической лампочки ценобиты жили очень мирно, пока я не заметил, что для одного из них раковина стала мала. Она к тому же была повреждена на вершине, и из отверстия постоянно вылезал мягкий кончик рачьего брюшка. Я положил в террариум пустую раковину подходящего размера и стал наблюдать за происходящим. Обычно флегматичный ценобита пришел в сильное возбуждение. Сперва он забегал вокруг раковины, ощупывая ее со всех сторон усиками. Затем запустил внутрь клешню и проверил, все ли там в порядке, нет ли другого жильца. Потом поднял раковину над собой устьем вниз и начал крутить, чтобы из последних завитков высыпался песок. Только после этого он осторожно вытянул брюшко из старой раковины и молниеносно скрылся в новом помещении. Старую раковину тем не менее не отпустил, а продолжал крепко держать клешней. Ведь новая могла оказаться неподходящей, тогда можно было вернуться на старое место. Как станет видно из дальнейшего, старая раковина действительно пригодилась новоселу. Заметив манипуляции по переселению, к месту события бочком подобрался другой ценобита. Он был покрупнее размером и без всякого стеснения запустил свою клешню в только что занятую раковину. Там он ухватил жильца за мягкое брюшко и выволок его наружу, а в раковину залез сам. Я положил ценобитам вторую раковину, но мир в террариуме был нарушен, и начался период насильственных переселений. Новые раковины были немного великоваты, и рачки передвигались с трудом. Поэтому им приходилось на всякий случай таскать за собой еще и старое жилище, вид которого побуждал других ценобит начать драку за его обладание. В течение нескольких дней ценобиты ничего не ели, а только менялись раковинами.
Кроме наземных крабов, ценобит и пальмовых воров, то есть животных морского происхождения, на атоллах почти нет сухопутных животных. Здесь водится лишь несколько видов ящериц, в том числе проворная лигосома (Lygosoma суапигит) с зеленоватым телом и ярко-голубым хвостом и маленький серый геккон (Gecco), поселяющийся обычно в хижинах аборигенов. Из млекопитающих животных только на некоторых атоллах попадаются крысы, завезенные кораблями. Здесь нет ни змей, ни хищников, и потому бродить по густым зарослям совершенно безопасно.
Ближе к океанской стороне рощи на нескольких рядом стоящих деревьях расположилась гнездовая колония белых крачек. Вообще крачки — птицы открытого пространства, они гнездятся прямо на прибрежном песке или гальке, вырывая там неглубокую ямку и скудно устилая ее сухими травинками. Белая крачка атоллов (Gygis alba) — лесная птица. Она свободно летает между деревьями, садится на их ветки и на скользкие пальмовые листья и даже строит здесь гнезда. Повсюду среди густой зелени мессершмидтий виднелись сидящие на единственном яйце белые птицы с тонким голубым клювом.
На атоллах птиц очень много. Почти все они, так же как и белая крачка, питаются в море, а на суше появляются только для отдыха и в период гнездования. Это различные буревестники, фрегаты, олуши, один вид аистообразных (Pemiegretta sacra), кулики. Лишь на некоторых атоллах встречаются представители отряда голубей, жизнь которых нс связана с морем.
Сразу после колонии птиц опять пошли панданусы, потом опунции, наконец я вышел на океанскую сторону острова. Здесь волны набросали на берег крупные обломки кораллов, между которыми сновали крабы, а на меня опять набросились песчаные мухи. Всего каких-нибудь 100–200 м от лагуны до океана — и столь непохожие друг на друга ландшафты! Но так обстоит дело только на «влажных» атоллах, расположенных в зоне частых дождей. Несколькими днями позднее мы посетили атоллы Гарднер (архипелаг Феникс), Маракеи и Бутаритари (архипелаг Гилберта). Здесь осадков выпадает значительно меньше и потому растительность гораздо скуднее. Особенно мало ее на атолле Гарднер, где за последние восемь лет не выпало ни капли дождя.
Вначале предполагалось, что группа биологов сможет проработать на Гарднере несколько дней. Для нас это было бы очень интересно, так как остров уже несколько лет безлюден и на численность прибрежных морских животных влияния человека не сказывается. Однако высадиться на остров оказалось трудно. Единственный проход в лагуну позволяет в полную воду протащить только небол