волы пятятся и воротят в сторону. «Эх, застряла», — говорит он с шутливой досадой.
«Что было дальше?» — спрашивал он себя. Дальше явилась русалка из тёмной воды, речная богиня, с пышными кудрями, взбитыми как облако, с огромными чёрными глазами. Эти глаза смотрели ему прямо в душу. А на смуглой груди лежала нитка кораллов, странных, рогатых и алых как отверделая кровь…
«Что было дальше?..» Юноша невольно вздохнул, открыл глаза и присел на постели. Он больше не мог ничего припомнить. И вдруг под руку ему попалось что-то твёрдое, холодное, нанизанное вместе, как зёрна. То были алые кораллы на крепкой вощёной нитке. Нитка была оборвана, и кораллы рассыпались. Они были странные, рогатые, холодные на ощупь. Юноша схватил их пальцами, дрожащими от жадности. Эти кораллы носила ночная богиня. Она приходила к нему в сонной мечте и оставила ему таинственный залог. Князь Аслан ничуть не удивился. Он верил, что люди могут жить во сне совсем как наяву, охотиться, сражаться, беседовать с людьми из иных миров, загробных и надзвёздных, и также с духами.
Он весь наполнился бодростью и свежею силой. У него была богиня-защитница из сонного мира, быть может, невеста. Она была у него ночью и оставила ему на память странные чётки из каменной крови, положерелья с прекрасной груди. Но она явится ещё раз и принесёт другую половину. И князь Аслан поспешно и искусно укрепил кораллы в своих золотых волосах, схватил копьё и побежал на плавучую крепость.
Высокий Гуляй-город с помостом наверху тихо подвигался к широкому «Гнезду». Луры толкались шестами о дно. Селоны увидели щит и помост и сначала растерялись. Племена по Адаре и озёрам не знали осадных ухищрений восточного народа. Хенний и Калеб бросились внутрь, к святилищу племени, и вдруг отступили назад. Старый Дед сидел как собака на корточках перед запертой дверью и плакал беззвучными слезами. Он повернул лицо на шорох шагов, его слепые глаза покраснели от слёз. Им показалось, будто он плачет не слезами, а кровью.
— Что делать, Дед? — спросил неуверенно Хенний. — Они уж подходят…
— Молчи, — отозвался старик, — я знаю и вижу. Видеть хотел, теперь вижу и знаю…
— Селоны боятся, — вымолвил Хенний наивно и просто.
— Красная лошадь, — сказал старик, не слушая, — дом против дома, помост против помоста…
Белоголовый Дед видел духовными очами так же ясно как они телесными.
— Скорее, — заговорил в свою очередь Калеб, — воины ждут.
— Дом против дома, — твердил старик, — красная лошадь…
И вдруг кивнул головой на чёрную дверь и глухо сказал:
— Покажите её Костяному.
Со стеснённым сердцем они вошли в святилище, взяли дрожащими руками костяного Предка и вынесли, и привязали на шест чудовищной длины и выставили его как знамя над соломенной кровлей. Чёрный, лоснящийся череп был обращён к врагам и смотрел пустыми глазами на красную лошадь луров. И селоны опять ободрились.
— Дом против дома, — шептали они как молитву, — помост против помоста, и знамя против знамени…
Увидев этот страшный череп, луры разразились криками бешенства и отвращения. Сами они сжигали покойников в огне, чтобы не осквернить земли их чёрными костями. Посыпались камни и дротики, но страшный череп на длинном шесте был заколдован против ударов и только скалил в ответ свои гнилые зубы.
Изо всей силы упираясь шестами в песчаное дно, луры разогнали свою плавучую крепость и стали приближаться к «Гнезду». Запрыгали мелкие стрелки, но они отскакивали от деревянного навеса, столь же бессильные как маховые перья, которыми воины-чайки обстреливали черепаху из собственных крыльев, — в старинной сказке селонов.
Раз!.. Широкий Гуляй-город пристал с разбегу к наружному помосту, что-то треснуло и с плеском рухнуло в воду. Луры, очевидно, не думали об отступлении и не хотели щадить свой непрочный ковчег. Ещё через минуту они хлынули толпою на крышу навеса и стали перескакивать на плоскую закраину «Гнезда». Теперь стрелять было поздно. Селоны отбросили луки и кинулись навстречу, и завязалась свалка, грудь с грудью, копьё с копьём, кинжал с кинжалом. Луры были сильнее и выше, и их кинжалы и копья были из блистающей меди, а селоны сражались кремневым лезвием и отточенной костью. Но они извивались под ударами как угри и не отступали ни на шаг. Огромное «Гнездо» кишело бойцами и гудело как муравейник. Крупные, рыжие муравьи напали на мелких и чёрных и выбивали их прочь из родного жилища.
Проворный Хенний выскочил с нефритовым ножом, зелёным и гладким, похожим скорее на плод загадочного дерева, счастливо увернулся от медного копья и бросился на Уде. Но Уде вскинул короткий кожаный щит, висевший у него на руке, и перехватил удар. Твёрдый нефрит скользнул по буйволовой коже, попал в бедро Уде и успел провести глубокую борозду в теле великана. Уде рассвирепел. Он обернул копьё древком вперёд и занёс его как дубину над головой противника. Хенний опять увернулся и с криком пустился бежать по помосту. И Уде отбросил копьё как ненужную палку и погнался за селоном на своих длинных ногах, и схватил его за шиворот рукою.
— Теперь не увернёшься, — ревел он свирепо и радостно.
Одной рукой он поднял вверх тщедушного врага как будто котёнка и вдруг с размаху швырнул его в озеро.
Хлоп… Хенний шлёпнулся в воду как мокрый мешок и исчез в глубине; но через минуту он вынырнул далеко внутри между сваями и стал карабкаться вверх как водяная крыса. Трудно было утопить селона в родном озере.
Два лура, один за другим, тоже упали через край помоста, но больше не выплыли. Грудь одного и шея другого были проколоты страшным, иззубренным кремнем. Целая группа вдруг провалилась сквозь западню, искусно устроенную селонами в самом помосте. Из внутренних входов каждую минуту высыпали новые и новые бойцы, старики, подростки и даже ребятишки, и тоже бросались на луров.
Луры держались только на крайней площадке помоста и никак не могли пробраться внутрь «Гнезда». В это время на помощь оттесняемым лурам явился князь Аслан. Он взлез на помост вместе со всеми, но едва не провалился в опускную ловушку и тотчас же бесстрашно бросился в воду, чтобы помочь утопавшим. Плавать он умел не хуже любого селона и успел одного вытащить на плот. Другие погибли. Теперь он опять взобрался на закраину «Гнезда», мокрый, весёлый и стройный, как водяной царевич. Он был без панциря, в толстой рубахе, рукава засучил до локтей и, вместо копья, взял боевую секиру. Секира была длинней человеческого роста. Рукоять секиры была из червлёного вяза и для крепости обвита толстой бронзовой проволокой. Лезвие имело четыре пяди в длину и три в ширину и было похоже на длинный щит из кованной меди, отточенный остро по краю.
Секира свистнула и описала круг. Как будто буря промчалась над головами испуганных селонов.
Раз, раз!.. В сторону летели отрубленные руки, головы, падали трупы, брызгала кровь. Он был как косец, а они — как живая жатва. От этих ужасных ударов нельзя было уклониться, разве бежать без оглядки в тёмные недра широкого «Гнезда».
С громким криком луры бросились вслед за бегущими селонами. Впереди всех был Аслан с секирой в руке. Но сверху раздались ответные крики, и посыпались крупные камни. То женщины взобрались на кровлю над входом и бросали камнями в луров и пронзительно кричали, возбуждая к борьбе расстроенных селонов. Тут были все вперемежку: старухи и девушки, тоненькая Луния и Мента, похожая на сваю, и старая Хавана, и много других. Но особенно свирепствовала Карна. Её косы растрепались, глаза горели как у кошки.
— Трусы! — кричала она с пеной у рта. — Бессильные мыши! Печень у вас побелела от страха… Зайцы, сверчки…
Осколок гранита упал прямо на секиру Аслана, звякнул по лезвию. Секира загудела от удара, вырвалась у юноши из рук и упала на землю. Несколько луров тоже свалились, сражённые камнями. Один с разбитой головой всё-таки пополз вперёд и добрался до входа, потом переполз через низкий порог, но тотчас же вылетело наружу его кровавое тело, исколотое каменными копьями.
Селоны выскочили снова и напали на луров. Это были самые молодые, лёгкие как пух, вертлявые как белки. Во главе их был Малт. Он держал в руке бронзовый кинжал только что убитого лура. Он всех обогнал и должен был первый убить или первый погибнуть.
Князь Аслан быстро нагнулся, чтобы подобрать своё оружие, и его голова бросилась в глаза проворному селону. Во влажных кудрях, слегка потемневших от воды, сверкала нитка кораллов, рогатых и алых и твёрдых. Юный лур как будто выловил их в озере после своего отважного прыжка. Но Малт узнал эти кораллы. В его волосах тоже алела твёрдая капля из тех же причудливых чёток. То были кораллы Низеи, застывшая кровь его пропавшей сестрички.
Он взвизгнул от ярости и рванулся вперёд, потрясая ножом.
— Убийца! — ревел он в исступлении. — Отдай мою Низею… Я вырву у тебя сердце!..
Аслан поднял секиру, но не успел размахнуться и только подставил её как щит под бешеный натиск врага.
— Пей, душка маленькая! — крикнул Малт, ликуя и всхлипывая и уже предвкушая убийство.
Но он не успел наточить свежей крови из вражеского сердца.
Уде протянул узловатую руку и длинное блестящее копьё и ткнул его сзади, на этот раз удачнее, чем Хенния. Копьё прошло между лопатками и вышло в груди. И свирепый великан сжал древко обеими руками и поднял вверх злополучного селона как рыбу на вертеле.
Малт извивался и хрипел. А сверху раздался пронзительный девичий крик:
— Убили, Малта убили!
Это крикнула Карна.
На кровле не было больше камней. Только остался круглый каменный идол, привязанный под дымовой дырой у ног костяного Прадеда. Вне себя от ярости, Карна схватила идола, дёрнула, сорвала и швырнула вниз.
Князь Аслан, избавившись от Малта, только что поднял секиру и хотел размахнуться, как вдруг тяжёлый каменный идол прилетел сверху и ударил его по голове.
Он зашатался и попятился назад и чуть не свалился с помоста. Потом сделал нечеловеческое усилие и укрепился на ногах. Сердито повёл глазами кругом, отыскивая нового врага. Увидел Карну и над нею смеющийся череп и даже зубами скрипнул от злости. Секира взмахнула ещё раз, вырвалась из рук и полетела как птица на кровлю «Гнезда», сшибла Карну долой как яблоко с ветви и ударила лезвием прямо под корень шеста. Шест треснул и сломился как тростинка. Страшный костяной Прадед качнулся назад, странно взмахнул длинными руками, обмотанными шкурой, и рухнулся в озеро. И князь луров, Аслан, тоже качнулся назад, взмахнул руками и рухнул в озеро.