Приказ требовал проведения следствия в ускоренном и упрощенном порядке. Особое внимание обращалось на необходимость выявления всех преступных связей арестованного. По окончании следствия дело направлялось на рассмотрение тройки. Перечень материалов, необходимых для приобщения к делу, был краток:
«Ордер на арест, протокол обыска, материалы, изъятые при обыске, личные документы, анкета арестованного, агентурно-учетный материал, протокол допроса и краткое обвинительное заключение».
Работа троек осуществлялась в местах расположения республиканских НКВД и управлений либо оперативных секторов. На заседании разрешалось также присутствовать республиканским, краевым или областным прокурорам (если они не были включены в состав троек). Приговоры оформлялись в протоколах заседаний, а затем направлялись начальникам опергрупп для приведения в исполнение. К следственным делам приобщались выписки из протоколов в отношении каждого осужденного. В копии приказа, поступившего в Ленинград, был утвержден следующий персональный состав Тройки по Ленинградской области: начальник УНКВД ЛО Л.М. Ваковский, прокурор области Б.П. Позерн, второй секретарь Ленинградского обкома ВКП(б) П.И. Смородин.
Расстрелы осуществлялись только по указаниям председателей троек, т. е. наркомов республиканских НКВД, начальников управлений или областных отделов. Основанием для этого являлись заверенная выписка из протокола заседания тройки с изложением приговора в отношении каждого осужденного и предписание за подписью председателя тройки. Перечисленные документы вручались лицу, приводящему приговор в исполнение. В 1937–1938 годах в Ленинграде ответственным за это был комендант УНКВД ЛО, старший лейтенант госбезопасности А.Р. Поликарпов. Сейчас трудно восстановить детали этих акций, назвать фамилии их непосредственных участников. Приказ требовал, чтобы расстрелы проводились «с обязательным полным сохранением в тайне времени и места приведения приговора в исполнение». Уверенно можно сказать, что казни тогда производились в помещениях ленинградских тюрем, где содержались арестованные. Документы об исполнении приговора затем приобщались в отдельном конверте к следственному делу каждого осужденного. Сведений о месте захоронения расстрелянных в делах нет.
Приказ № 00447 предусматривал постоянный контроль за ходом операции. Все протоколы троек по исполнении приговоров должны были немедленно направляться начальнику 8-го отдела ГУГБ НКВД СССР с учетными карточками, а на расстрелянных – со следственными делами в их отношении. О результатах предпринятых действий каждые пять дней составлялись сводки, доводившиеся до руководства наркомата кратко по телеграфу и подробно почтой к 1-му, 5-му, 10-му, 15-му, 20-му и 25-му числам каждого месяца. Экстренные сообщения о чрезвычайных происшествиях, эксцессах, появлении грабительских и бандитских групп, побегах за границу и т. п. сообщались по телеграфу немедленно.
Через несколько дней в дополнение к этому приказу последовал циркуляр № 61 (от 7 августа) наркома внутренних дел СССР за подписью Фриновского. Циркуляр был посвящен усилению борьбы с грабителями и уголовниками-рецидивистами. В соответствии с ним на рассмотрение Особой Тройки передавались все уголовные дела на:
а) совершивших вооруженные грабежи и грабежи с насилиями;
б) рецидивистов, привлекаемых за скотоконокрадство, рывки (способ грабежа, когда преступник вырывает вещи из рук потерпевшего или срывает с него одежду, украшения, а затем ударяется в бегство. – Авт.), раздевание пьяных, скупку и продажу краденого; содержателей притонов;
в) уголовников и рецидивистов, бежавших из мест заключения;
г) уголовников-рецидивистов, не порвавших суголовным миром, не имеющих постоянного места жительства и не занимающихся общественно полезным трудом, хотя бы и не совершивших непосредственно перед арестом конкретного преступления.
Обращалось внимание также на ужесточение мер наказания в решениях, продолжавших действовать параллельно с Особой
Тройкой судебных троек. Им предписывалось полностью исключить из применения административные меры, такие как подписка о невыезде из города, выселение из города и т. д. Милиции рекомендовались для выявления преступников постоянное проведение облав в районах с наиболее неблагополучной обстановкой и обеспечение тщательной проверки задержанных, «чтобы ни один уголовник-рецидивист не был освобожден из-за невнимательности». Циркуляр требовал:
«Все дела, подлежащие рассмотрению Особой Тройки, проводить в самые сжатые сроки, – этим значительно повысится эффективность удара».
С 1989 года Ленинградское Управление КГБ СССР начало работу по реабилитации жертв политических репрессий. Наряду с решением вопросов о реабилитации проводилась работа по выявлению мест захоронения.
В архиве Управления найдены документы о приведении в исполнение решений Петроградской чрезвычайной комиссии и Петроградского губернского ревтрибунала, из которых следует, что в 1918–1921 годах в Петрограде было расстреляно 2 025 человек, из них более 60 % – за общеуголовные преступления: грабежи, убийства, кражи; документов о местах расстрелов и захоронений 1918–1921 годов не обнаружено.
Кроме того, по имеющимся в архиве Управления данным, в 1921 году за участие в Кронштадтском мятеже по решению чрезвычайных революционных троек Особого отдела охраны финляндской границы и Петроградского губернского ревтрибунала были расстреляны 1337 человек. Сведений о месте расстрела и захоронений в архиве не имеется. (По неполным данным, к лету 1921 года за участие в Кронштадтском мятеже были приговорены к расстрелу 2103 человека[52]. Некоторые места захоронения расстрелянных найдены. В том же году по делу «Петроградской боевой организации» («Заговор Таганцева») были приговорены к расстрелу 98 человек. – Ред.)
С 1922 года в связи с изменением положения в стране решения о применении высшей меры наказания за совершенные преступления стали приниматься судебными и внесудебными органами значительно реже. Так, в 1922 году по решению Петроградской ЧК за бандитизм были расстреляны 5 человек. По имеющимся в Управлении данным, за период с 1922 года по июль 1937 года в Петрограде-Ленинграде были расстреляны 2 248 человек.
В архиве УМБ РФ по С.-Петербургу и области найдены отдельные документы, свидетельствующие о том, что начиная с 1923 года тела расстрелянных передавались для захоронения в морг Обуховской больницы им. профессора А.А. Нечаева памяти жертв 9 января 1905 года (в настоящее время – клиническое отделение Военно-медицинской академии им. С.М. Кирова). При передаче тел расстрелянных составлялось предписание следующего содержания:
«В морг больницы им. Нечаева. При сем препровождается один труп расстрелянного для немедленного погребения. Ответственный дежурный ПП ОГПУ в Л ВО. Подпись».
На каждом из таких предписаний имеется расписка о приеме тела:
«Труп приняла дежурная по приемному покою. Фельдшер. Подпись. Время. Дата».
Попытки установить кладбище, на котором проводились захоронения, не увенчались успехом: все архивы, запрошенные по этому поводу, ответили, что интересующих нас материалов у них не имеется.
Левашовская пустошь. Современная фотография
В указанный период (1922–1937 годы) за год расстреливалось 100-150-200 человек, и описанная выше система «справлялась» с захоронениями. Однако начиная с августа 1937 года масштабы репрессий потребовали отдельного места для тайного захоронения тел расстрелянных. Выбор пал на заросший кустарником пустырь в тщательно охраняемой и близкой к тогдашней советско-финляндской границе местности. Единственными документами предыстории Левашовского кладбища являются обнаруженные в архиве план местности и сопроводительное письмо к нему спец-группы Управления лесами особого назначения Ленсовета от 25 февраля 1938 года. В нем сообщается о выделении «согласно ходатайства Комендатуры УНКВД ЛО… квартала 28 и части 27 Парголовской дачи Парголовского лесхоза, испрашиваемого Комендатурой для спецназначения». Видимо, размах казней (утвержденная НКВД квота в 4 ооо человек по первой категории была выполнена досрочно, уже в сентябре 1937 года), а также опасность огласки потребовали юридического закрепления права пользования этим участком земли.
Тела расстрелянных доставлялись сюда на машинах и захоранивались в братских могилах. Дороги, пробитые машинами, сохранились до сих пор. К сожалению, из-за отсутствия архивных данных невозможно установить точное место каждого захоронения. Сейчас огороженный участок кладбища занимает площадь около 11,5 г& Захоронения занимают место в центре участка общей площадью 6,5 га. Всего, судя по актам о приведении приговоров в исполнение, здесь погребен 46 771 человек, из них 40 485 человек расстреляны по политическим мотивам. (Судя по многочисленным воспоминаниям, частично опубликованным в «Вечернем Петербурге», расстрелы под Петроградом-Ленинградом в первые годы Советской власти производились в районе станций Ковалёво и Бернгардовка, а позднее вплоть до 1941 года, также в месте, именуемом Койранкангас, под Токсовом. Кроме того, во второй половине тридцатых годов расстрелянных время от времени хоронили и на городских кладбищах: Богословском и Памяти жертв 9 января (Преображенском). Однако ни одно из этих мест пока не исследовано. Недавно в архиве УМБ РФ по С.-Петербургу и области обнаружена составленная в 1965 году схема расположения массовых захоронений на Левашовском кладбище. Если верить этой схеме, с августа 1937 по 1952 год здесь погребены 19 450 человек. См. ил. 21. – Ред.)
В соответствии с приказом Председателя КГБ при СМ СССР в 1954 году в архивах органов КГБ был образован фонд уголовных дел на лиц, снятых с оперативно-справочного учета в информационных центрах МВД-УВД (в дальнейшем – фонд прекращенных уголовных дел). В архиве УКГБ по Ленинграду и области фонд прекращенных уголовных дел начал формироваться 15 июня 1954 года. В указанный фонд помещаются дела при наличии следующих, подтверждающих окончание дела, документов: