– Это не он, это от хозяина. Вообще-то я риелтор, если ты забыл, – ответила Лея.
– Дорогая, прости меня, я не знал, как объяснить! Я люблю только тебя! – бросился к ней Жан. – Ты голодная, ты завтракала? Давай я тебя накормлю?
– Может, устроим ужин для всех, раз ты уже захватил эту кухню? – предложила Лея.
– Конечно, любовь моя! Блестящая идея! Мне досталась самая мудрая женщина в мире! – воскликнул Жан.
– Он точно не читал Бунина? – рассмеялась Лея.
– Вроде бы нет, – ответил я.
– Только цыплят побольше приготовь. Я их очень люблю, – заявила Лея.
– Да, дорогая, как скажешь… – залепетал счастливый Жан.
…Нам пришлось оторваться от книг, потому что Жан всех собирал на праздничный ужин по случаю примирения с Леей. Ясмина объявила, что приготовит десерт, а Мария – мама Андрея – обещала принести русский салат под названием «Оливье». Вечером собрались все. Пришли даже Алисия с отцом, которые хотели заверить Лею, что Жан – просто ангел и так помог устроить стажировку, что теперь у девочки все хорошо и сердце отца за нее спокойно. Лея кивала, улыбалась, но выглядела уставшей. Больше обычного.
– С вами все хорошо? – спросил я.
– Да, просто переживаю за ваше будущее, Саул, за бабулю, за Жана. Теперь еще за этих – она показала на Мустафу и Андрея, которых утомили разговоры взрослых, и они вернулись на балкон.
– Простите, что говорю о личном, но, мне кажется, вы беременны. – Сам от себя не ожидал такого, но весь вечер наблюдал за Леей – все признаки говорили о беременности.
– Саул, нет, конечно! Я не могу забеременеть от этого человека! – отмахнулась она. – Несовместимость, наверное. Мы пытались несколько лет, ничего не получалось.
– Значит, от кого-то другого, – предположил я.
– Саул, вы же приличный молодой человек! Как могли такое подумать? – ахнула Лея.
– Тогда врачи оказались не правы насчет вашей несовместимости, – пожал плечами я.
– Ой, вам-то откуда знать? Вы еще так молоды и не были отцом! У вас и девушки нет! – воскликнула Лея.
– Это все описано в книгах. Я просто много читал. О первых признаках беременности есть прекрасные фрагменты у Пастернака в «Докторе Живаго», а про предстоящие роды писал Лев Толстой в «Анне Карениной». Только у Толстого вам не понравится, если решитесь прочесть. В те времена роды не приносили женщине счастья, а считались обязательством и наказанием. Дети умирали. А у Пастернака все по-другому. Он описывает ваш взгляд, вы сейчас смотрите точно так же, но вам тоже это не понравится.
Лея отмахнулась и ушла, не желая продолжать разговор.
Через час она мне позвонила.
– Я на улице, под вашим домом. Не хочу заходить, – сказала тихо она.
– Если за вами следят, дайте знак, – ответил я.
– Ох, Саул, вам и вправду лучше не шутить! – закричала Лея. – Я купила тест в аптеке, и я беременна!
– Может, вам стоило позвонить сначала Жану? – рассмеялся я. – А то вдруг он вас ко мне приревнует, как вы его к Алисии?
– Нет, точно, больше никогда не пытайтесь шутить! Я позвонила вам, потому что… не знаю почему. Ваши книжки… Этого не может быть, – Лея, кажется, расплакалась
– Выходит, что может. И я вас поздравляю. Можно сказать Жану? – спросил я.
– Что можно сказать Жану? – он появился на балконе.
– Нет, не сейчас, я завтра сама, – шепотом попросила Лея.
– Лея беременна, она только что об этом узнала, потому что купила тест в аптеке и там же его, так сказать, использовала. А Саул первым заметил ее беременность и говорил про Толстого и Пастернака, – объяснил Мустафа, пытаясь выговорить фамилии, войдя в роль переводчика-синхрониста. Мы с Леей говорили по-английски.
– Пастернак – это трава, я знаю. Бабуле переводил. Ее можно есть, – подключился к разговору Андрей.
– Так, вы оба должны прочитать Пастернака, который не трава и не овощ, а поэт. Его стихи. Или я откажусь с тобой заниматься, – я показал на Андрея. – А тебя на порог не пущу, – я ткнул пальцем в Мустафу. С ними я говорил по-французски.
– А мне можно читать «Анну Каренину»? – на балконе появилась мама Андрея. – Или уже поздно? В школе так и не прочла.
Я закатил глаза.
– Что? Кто беременный? Какая Анна? – не понял Жан.
– Лея беременна, – сказал Мустафа.
– Я тебе намажу рот горчицей! – объявил я.
– Зачем? – не понял он.
– У нас, когда маленькие дети сосали большой палец вместо соски, им мазали палец горчицей, чтобы отучить. Так вот я куплю русскую горчицу и намажу тебе рот, чтобы ты хоть иногда умел помалкивать и не переводить, когда тебя об этом не просят, – заявил я.
– Лея, звезда моя, ты беременна? – уже кричал с балкона Жан, перебудив и горлицу, и попугаев. Те загалдели в ответ. Кажется, даже курица, которая жила в соседнем доме и будила меня громким квохтаньем, сообщая о снесенном яйце, тоже закудахтала.
– Да, и кажется, от тебя! – крикнула в ответ Лея.
– Как это возможно? Мы несколько лет не могли зачать ребенка, и теперь ты говоришь, что беременна! И сообщаешь первому не мне, а Саулу! Почему? – кричал с балкона Жан.
– Ты еще громче кричи, чтобы уже весь дом услышал! – зашипела на него Лея.
– Уже весь дом слышит, – ответили жильцы с другого балкона. – Наши поздравления!
– О, это надо отметить! – Жан переключился с Леи на соседей. – Заходите!
– Эй, ничего, что я здесь? И вообще-то в шоке. Я не собиралась становиться матерью в ближайшее время! – закричала Лея. – И если бы не Саул со своими книгами, еще бы некоторое время думала, что ты меня отравил своим ростбифом, поэтому меня так тошнит!
– Дорогая, что ты хочешь на завтрак? Я могу сделать куриные крылышки! – кричал Жан.
– Да, хочу крылышки! – кричала в ответ Лея.
– Кто еще хочет крылышек, приходите завтра на рынок! В честь беременности моей ненаглядной Леи сделаю всем скидку! – заорал Жан.
– О, ты всегда найдешь повод сделать бизнес! – возмутилась Лея. – Даже на ребенке, который еще не родился!
– Подожди, только я не понял, почему ты разговаривала с Саулом! Разве он отец твоего ребенка? Почему он узнал об этом первым? – Жан застыл на пороге балкона.
– Я же предупреждал! – крикнул я Лее.
– Это Мустафа виноват! И его длинный язык! – Лея погрозила Мустафе кулаком. – А ты станешь крестным! И даже не смей отказываться! Все из-за тебя! – крикнула мне Лея, уже заливаясь слезами счастья.
– Почему все из-за него? Он отец ребенка? – не понял Жан.
– Господи, какой ты все-таки тугодум! Если бы не Саул, мы бы с тобой не сошлись! И если бы не его книги, которых он прочел слишком много, я бы сейчас не узнала, что беременна! И кого после этого мне благодарить? – Лея, продолжая кричать, поднималась по лестнице. Кажется, все соседи вышли, чтобы ее поздравить.
– Меня, конечно, благодарить! – выскочил на лестницу Жан. – Я же не только книжки читаю, а еще кое-что другое делаю.
– Боже, избавь от своих пошлостей, не забывай, что здесь дети! – воскликнула Лея и с нежностью прижалась к Жану.
– Теперь ты точно выйдешь за меня замуж! И как можно скорее! Все слышали? У нас скоро свадьба! – закричал Жан. – И все приглашены!
…Вечер прошел в поздравлениях и пожеланиях. Лея то плакала, то смеялась. Жан кидался к плите, чтобы немедленно приготовить еще что-нибудь. Потом забывал, зачем шел, и возвращался, чтобы обнять Лею. Мною тоже все восхищались, не понимая, как я мог первым заметить признаки беременности.
– У мальчика удивительный взгляд на эту жизнь, – тихо заметила бабуля. – Только жизни он совсем не знает. Так много видит и так мало понимает. Или, наоборот, очень много понимает, поэтому молчит.
Если честно, я очень устал и ждал, когда все наконец разойдутся. Несмотря на радостную новость, которую я неожиданно даже для себя принес, на душе оставался тяжелый осадок. Моя теория со спрятанными в книгах записками, письмами и сбережениями не подтвердилась. Мальчишки выглядели расстроенными, и я не знал, как увлечь их литературой. Пытался рассказать про удивительный, особенный запах старых книг, который ни с чем не спутать и ни с чем не сравнить. Что старые книги хранят магию – ручной, горячий набор в типографии, когда слова складывались из специальных пластинок с буквами. Я рассказывал про запах типографской краски, про то, как громыхают машины, выплевывавшие листы. И что каждая книга – произведение искусства. Что раньше иллюстрации вручную вклеивались в страницы, а сами рисунки теперь считаются произведениями искусства.
Андрей, понюхав книгу, сказал, что она пахнет старыми носками. А Мустафа добавил, что старыми грязными носками, провисевшими сто лет в старом мокром сарае. Я напомнил им, что козий сыр, некоторые его сорта, пахнут точно так же, в смысле грязными носками из старого сарая, но книги – это другое. Они смотрели, как я раскрывал книгу посередине и вдыхал запах. Кажется, оба считали, что я тронулся умом. Но современные подростки думают прозаичнее.
– Вы под кайфом, что ли? – уточнил Андрей.
– Господи, как я могу с тобой заниматься? Ты только посмотри на эти буквы, на качество печати, переплета. Да, это кайф – любоваться таким искусным произведением. Эти книги – история. Одного человека. По книгам можно сказать, какой была женщина, которая их читала.
– И какой же? – спросил Мустафа.
– Она знала три языка, помимо русского – английский, французский и идиш. Следила за книжными новинками, при этом обладала прекрасным вкусом. Увлекалась ботаникой, психологией или даже, что было не вполне типично для советской России того времени, психоанализом, но отдыхала на детективах и романах, которые назывались бульварными.
– Это просто. Я бы тоже так мог описать, – хмыкнул Андрей, показывая на разобранную коробку с книгами, где лежали книги на трех языках, детектив Агаты Кристи, работы Фрейда и роман, автора которого я не знал.
– Она любила полевые цветы. Особенно фиолетовые лютики. В России они росли везде, – продолжил я.
– Ага, и являлись ядовитыми при попадании внутрь. – Андрей сверился с телефоном. – Может, она отравительница?