– Не думаю, просто эти лютики что-то для нее значили. Я их встречал в альбоме несколько раз, – пожал плечами я.
– Ее возлюбленный дарил ей лютики, и ими же она его отравила! – высказал предположение Андрей.
– Слишком банально для нее. Она владела словом. Могла и письмом довести до самоубийства, как многие женщины – словами, – хмыкнул я.
– Жан все время причитает, что хочет утопиться после разговора с Леей, – кивнул Мустафа. – А мама твердит, что однажды подсыплет папе яд в еду.
– А моя мама говорила, что хочет задушить папу подушкой! Мы должны искать женщину! – воскликнул Андрей.
– Так, осторожнее на поворотах. Женщины много чего говорят, особенно про своих мужей. Но это не значит, что они исполнят угрозу, – заявил я. – И отстаньте уже от своих мам. Им тоже не просто. Приходится жить не с милыми мальчиками, которыми вы были еще вчера, а с невыносимыми подростками, от которых пахнет грязной одеждой и немытым телом! Умоляю, помойтесь уже. И голову тоже! Или мне придется занюхивать вас сыром тети Элены!
Следующие два дня я ничего не делал – валялся на диване, доедал остатки еды. Даже радовался, что ни Андрей, ни Мустафа не вламываются в мою квартиру. Лея с Жаном тоже не проявлялись. Ну, им было что обсудить и чем заняться. Я несколько раз пытался зайти на балкон, чтобы открыть очередную коробку, но не мог себя заставить разбираться в их содержимом. До отчета хозяину оставалась еще неделя. Кажется, я опять рассчитывал на чудо, которое свалится на голову. Это было крайне инфантильно, сказала бы в тот момент моя мама. Но, наверное, я все еще оставался инфантильным ребенком, раз верил в судьбу, ее счастливые проявления и знаки.
Так все, кстати, и произошло. Очередным утром в мою квартиру действительно ввалились Мустафа с Андреем. Они принялись меня будить.
– Что случилось? – спросил я, поскольку ближайшие занятия с Андреем были отменены. Я выглянул с балкона. У машины стояла Мария, которая в столь ранний час выглядела не лучше меня.
– Это Андрей настоял, – крикнула она.
– Я понял.
– Когда его забирать?
Я пожал плечами.
– Мам, вечером! – крикнул Андрей.
– Ну, и что случилось? – спросил я. – Только дайте я сначала выпью кофе, потому что ничего не соображаю.
Я пошел варить кофе, а мальчишки убежали на балкон.
– Это я нашел, в тот вечер, когда Лея оказалась беременной! – Мустафа протянул мне листок. – В книге, как вы и говорили. В той коробке еще есть. То есть в книгах. Мы их разобрали.
– Подождите, вы каким-то образом утащили с балкона коробку с книгами? Вы хоть понимаете, что за это меня могут выселить сегодня же? Я подписал договор – все коробки должны оставаться на балконе! Если об этом узнает Лея, она должна будет сообщить хозяину! Да и я обязан поставить Лею в известность!
Мустафа с Андреем разложили листочки, которые нашли в книгах.
– Вы их прочли? – спросил я.
– Да, я прочел и перевел Мустафе, – ответил Андрей. – Этот человек, Воронов, его письма были в дневнике, он точно кого-то убил. Или довел до самоубийства. Точно не маму хозяина, потому что она чуть ли не сто лет прожила. А вот этот Воронов, он, кажется, умер – послания резко оборвались. Но если она хранила их в книге, а не в общей переписке, значит, этот Воронов для нее что-то значил. И именно он рисовал в ее альбоме котиков и другие рисунки.
– Да, точно его почерк, – заявил Мустафа.
– А ты откуда знаешь? – удивился я.
– Джанна сказала. Мы показали ей письма и рисунки. Она подтвердила, что рука совершенно точно одна, – ответил Мустафа.
– Вы опять разгласили конфиденциальную информацию! – закричал я. – Мы с Леей обещали хозяину, что больше никто не узнает о содержимом коробок, письмах и прочем. Это личная переписка! Проявили бы уважение!
– Нам нужно что-то узнать или следовать правилам? – спросил Мустафа. – Теперь мы знаем, что рисунки и некоторые письма принадлежат перу этого Воронова. У нас есть подозреваемый!
– Мне нужно прочесть все самому, проверить. Очень легко сделать выводы, опираясь на поверхностные факты, правда может скрываться внутри, – сказал я, собирая с пола письма. – А вы пока посмотрите в остальных коробках. Только не выносите их за пределы балкона! Как вы вообще смогли дотащить коробку?
– Моя мама помогла, она отвезла, – ответил Андрей.
– Кажется, твоя мама слишком много стала читать. И теперь мне придется отравить и ее, потому что она соучастник преступления! – заявил я.
– Да, мама читает. Даже папа в шоке. Она просит ее не отвлекать, – подтвердил подросток.
– Здесь нет лютиков, чем вы нас отравите? – ухмыльнулся Мустафа.
– Олеандром! Это самое ядовитое растение из всех известных! Даже если я сожгу его листья, ты отравишься и умрешь! А если я поставлю их в вазу, а потом подолью из нее воды тебе в чай, ты точно умрешь! Любимый цветок отравителей!
– Надо изучать латынь и ботанику, – Андрей уткнулся в телефон и подтвердил Мустафе то, что я сказал.
– В общем, никому ни слова. Даже мамам, и особенно Жану и Лее! – заявил я.
Мальчишки кивнули, хотя были не очень довольны тем, что я не оценил их находку.
…Я погрузился в письма. В основном это были обрывки без адресата – явно оторванные и сожженные. Многие письма с обгоревшими краями. На некоторых будто специально оставили подпись того самого Воронова.
– Думаю, это не он, – сказал наконец я. – Его просто хотели подставить. Смотрите, – я показал мальчишкам письма, которые вызвали у меня подозрение. – Воронов пишет, что страдает, мучается. Возможно, его страдания вообще по другому поводу. Но он явно чем-то насолил нашей героине. И она хочет ему отомстить при случае. То есть она хранила эти письма специально, если вдруг решит испортить жизнь Воронову. Как гарантию, что на него найдется управа, я бы так сказал. Но она их не использовала. Значит, ей не хотелось публичности, она не собиралась выносить сор из избы. Андрей, объясни Мустафе, что значит эта поговорка. Она хранила их исключительно для себя. И вот в этом главный вопрос – зачем? Возможно, считала его своим поклонником, а он выбрал другую. Или, наоборот, он стал слишком настойчивым, и она решила от него избавиться. Сложно сейчас строить догадки. Но этот Воронов точно никого не убивал – страдал по не исполненному, по так и не понятому. Другие эмоции. Он ничего не сделал, поэтому каялся. А что должен был совершить, чего от него ждали – мы не знаем. Ответа по-прежнему нет. Только догадка, что матушка нашего хозяина нашла козла отпущения, но так ничего и не предприняла. Видимо, виновные понесли наказание без ее участия. Или, возможно, она пожалела человека, повинного лишь в том, что не ответил ей взаимностью. Или все сложилось совсем иначе.
– Тогда почему он пишет, что каникулы на юге пойдут ей на пользу? И очень рад, что она хорошо себя чувствует? – Андрей показал очередное письмо.
– Может, этот Воронов и есть отец хозяина? И эти письма… может, Стефа хотела иметь на него влияние? Ну, подстраховаться в случае развода, например, – поддакнул Мустафа.
– Давайте разберем другие коробки. Пока у нас нет никаких доказательств, только догадки, – предложил я. Тогда я не мог признаться мальчишкам, что уже знаю ответ на этот вопрос. И сам себя корил за невнимательность, не видел того, что находится буквально перед носом. Увлекся красивой историей, а правда оказалась слишком банальной и простой.
Мальчишки перетряхивали книги, я переписывал названия и год выпуска…
– Я не понимаю, в чем проблема? – спросил вдруг Андрей. – Почему нельзя признавать детей родными? У моего папы есть двое детей от первого брака. Но мама запрещает мне с ними встречаться. А если я хочу с ними увидеться? Вдруг нам будет интересно? У меня никого нет. Только Мустафа. Я бы хотел иметь братьев или сестер. Тогда тоже были такие проблемы?
– Такие проблемы были всегда, именно поэтому я прошу вас читать классическую литературу, – ответил я. – Мой отец тоже развелся с моей матерью, когда я был маленьким. Сейчас у него другая семья и другие дети. Я видел их всего несколько раз. Если честно, ревную к ним отца, хотя это глупо. Мне он никогда не уделял столько внимания, сколько достается им. Но это не значит, что я не хотел бы общаться с братьями. Они пока еще очень маленькие. Когда подрастут, я бы с ними повидался. У родителей своя история, у детей – своя, я так считаю.
Мы замолчали и вдруг услышали всхлип – Мустафа заплакал.
– У меня столько родственников, хотите, заберите нескольких! Я больше не могу с ними! – заявил он.
Мы с Андреем сначала опешили, а потом начали хохотать. Спустя пять минут Андрей с Мустафой делили между нами его родственников и чуть ли не по полу от смеха покатывались. Мустафа хотел, чтобы Андрей забрал себе его тетушку и старшего брата. Тетушка была усатой, глуховатой и подслеповатой, а старший брат – редким занудой. Мне же, кажется, они решили передать в родственники мужа той самой глуховатой тети, которому требовался покой на старости лет. Особенно от жены. А еще Мустафа мечтал, чтобы я стал дядей его младшего брата, который в свои шесть лет еще не умел читать и не хотел учиться. Для полиглота Мустафы это было ударом по сердцу.
– Я с ним не справляюсь, – признался он, как иногда говорят учителя про учеников и просят о помощи более опытных коллег.
Потом мальчишки перешли к обсуждению, кого родит Лея – мальчика или девочку – и кто лучше. Мустафа голосовал за девочку, потому что у него имелась куча братьев и ни одной сестры. А Андрей хотел мальчика, чтобы передать ему свои игрушки. Даже я развеселился. Мы продолжали смеяться, когда на балкон ворвалась разъяренная Лея.
– И они еще смеются! – закричала она.
– Вообще-то мы решаем, кто у вас родится, и скоро начали бы придумывать имена, – сообщил я.
– Ты! Как ты мог не проследить? – Лея ткнула в меня пальцем и перешла на «ты». – И хватит мне уже «выкать»! Я чувствую себя старой!
– Не знаю, за чем я не мог проследить, но тебе нельзя нервничать, – заметил я, подчеркнув «тебе».