– Не говорит, – кивнул Мустафа.
– Так что это всего лишь догадки и предположения, – ответил я.
Когда уже все расходились, я остановил Лею.
– Ты можешь меня еще раз свозить к падре, в ту церковь? – спросил я.
– Ты хочешь стать католиком? – обрадовалась она.
– Нет, просто хочу поговорить. Посоветоваться, – ответил я.
– С падре не советуются. Ему исповедуются в грехах. Он их отпускает, – заметила Лея.
– Хорошо, я хочу спросить, могу ли стать крестным, ты ведь забыла это уточнить, – согласился я. – Когда тебе будет удобно?
– Поедем завтра утром. Только пораньше. Мне нужно до обеда вернуться на работу, – ответила Лея.
Она забрала меня в семь утра, так что в половине восьмого мы уже были в церкви. Она казалась совсем пустой. Туристы еще не доехали до городка в своих экскурсионных автобусах. И в тот, практически безлюдный город, застрявший на самом верху горы, я влюбился. Хотел в нем жить, хотя бы недолго, и умереть, бросившись с обрыва. Самая красивая смерть. Лея меня оставила и пошла в магазинчик парфюмерии – там нашелся аромат, от которого ее не тошнило. Хотела купить для Жана. Магазинчик был еще закрыт, но хозяйка, видимо узнав Лею, тут же открыла дверь.
Я без особой надежды отправился сразу в разбитый за церковью сад. Если честно, не ожидал встретить там падре. Но он сидел на лавочке. Я подсел к нему.
– Что посоветуете? – падре показал телефон, на котором смотрел новый популярный сериал, но он ему явно не нравился.
– Вот этот, – ответил я и нашел тот, который мне очень понравился.
– Ваша подруга хотела со мной поговорить? – уточнил падре.
– Нет, я хотел. Мне нужен совет. Лея сказала, что вы не даете советы, только исповедуете. Но я агностик. Так решил сам. Не принадлежу ни к какой конфессии, не крещен. Вы можете мне помочь?
– Если я исповедую на скамейке в парке, разве имеет значение, кто какой веры придерживается или во что верит? – пожал плечами падре. – Да, я не даю советов и не имею права их давать, но могу сказать, что в том или ином случае говорит Библия.
– Хорошо, вы меня исповедуете, а я дам вам спойлер и расскажу про сериал, – предложил я.
– Это запрещенный прием, – рассмеялся падре. – Но давайте попробуем.
– Я веду своего рода расследование. Меня нанял человек, который хочет узнать свою судьбу, историю своих предков. То есть я так думаю. На самом деле меня попросили разобрать коробки с вещами матери моего, так сказать, заказчика. Личный архив – письма, книги, вещи. И мне от этого не по себе. Понимаете, когда я занимаюсь архивами прошлого, знаю, что люди уже умерли много десятилетий или столетий назад. Отношусь к ним как к историческому прошлому. Но сейчас оказался в затруднительном положении. Мой заказчик жив, хотя он и пожилой человек, умерла его матушка. И я должен присылать отчеты о проделанной работе, чтобы выжить. Мне разрешено жить в квартире, пока я разбираю коробки. Именно Лея за меня поручилась. Я не могу ее подвести. И всех остальных тоже – ее бывшего и, кажется, будущего мужа Жана, бабулю, Джанну, всю семью. А еще соседку и двух несносных мальчишек – подростков, которые, так уж получилось, стали моими помощниками. Они все обо мне заботятся. И я боюсь писать заказчику правду. То есть пока еще ничего такого не нашел, но мне как-то неловко. А вдруг выяснится другая правда, о которой хозяин не подозревал? Вдруг я разрушу образ матери? Имею ли я на это право? Пока я писал ему про найденные вещи – сумочку, брошь, альбом. Рассказывал про семейство Леи. То есть я стараюсь писать не отчеты, а искренние письма. Но сам понимаю, что до главных вопросов пока не дошел. И, если честно, очень этого боюсь. Вот что мне делать? Написать всю правду, какой бы горькой она ни была, чтобы мужчина, уже в возрасте и с больным сердцем, нашел для себя ответы? Больше не мучился догадками? Или нужно уберечь? Правда может и навредить. Сам хозяин не станет разбирать вещи. Он давно искал человека, который сделает это за него. Вот я и думаю, вдруг он, как и я, боится найти то, что принесет ему горе или разочарование? Что мне делать? И да, у меня, можно сказать, имеется шкурный интерес – вдруг я принесу плохую весть и хозяин меня тут же выселит? Сами знаете, иногда зло срывают на тех, кто приносит дурные новости. Я беспокоюсь за Лею – она за меня очень переживает. А ей нельзя, она беременна от Жана. Как вы считаете – нужно писать правду, включая догадки, или не ворошить прошлое вовсе?
– Он уже все знает, – пожал плечами падре.
– Кто? Хозяин? Тогда зачем я ему понадобился? – удивился я.
– Переложить ответственность. Как вы и говорили – станете тем, кто принес плохую весть, – пожал плечами падре.
– В России говорили – доносчику первый кнут. Но я не доносчик, а историк. Только собираю факты! – воскликнул я.
– Давайте я вам расскажу историю. Из современной жизни. Но, возможно, она даст вам понять, что дело не в истории, не в вас, не в хозяине, а просто в том, что все люди одинаковые, в любой точке земного шара, в любые времена. У меня была прихожанка – Джулия. Тетя Джулия. Она приходила в церковь на ходунках. Мы все за нее волновались. И приняли решение часть пожертвований отправить ей в помощь. Эва, наша прихожанка, соседка тети Джулии, вызвалась помочь – приходить убирать, приносить продукты. Тетя Джулия была одинока, из родных никого не осталось. Мы же хотели поддержать Эву, которая бралась за любую работу – трое детей, а муж вечно отсутствовал не пойми где. Да и тете Джулии требовался уход. Эва убрала дом тети Джулии до блеска. Отмыла холодильник, духовку, стены и потолки. Эва, как очень честная женщина, сделала для отчета фотографии. Знаете – в стиле «было – стало». Она не могла просто так взять деньги из пожертвований, ей хотелось показать, что она на совесть сделала свою работу. Боже, Эва сотворила невозможное! Квартира сияла чистотой. Не представляю, чего ей это стоило. И что случилось потом? Тетя Джулия страшно обиделась. Она заявила, что больше никогда не пустит Эву на порог, потому что та может сфотографировать ее грязное нижнее белье. Тетя Джулия до сих пор не приходит в церковь, потому что во всем оказался виноват именно я. По моей инициативе Эва пришла в дом к тете Джулии, чтобы навести порядок. По моей инициативе община оплатила Эве услуги по уборке. И я так и не смог объяснить тете Джулии, что Эва просто хотела отчитаться о своей работе, а вовсе не унизить ее. Ваш случай, конечно, другой, но очень похож. Виноват тот, кто все вдруг изменил – убрал, отчистил, разобрал. Так что считайте, что вы – как Эва. А что такое кнут?
– Хлыст. То, чем подгоняют лошадей, чтобы они быстрее шли, – объяснил я. – Или просто сразу отрубали голову гонцу, принесшему дурные известия. Я не хочу, чтобы мне отрубили голову! То есть выселили из квартиры! Просто скажите, мне нужно говорить правду или нет? Если я роюсь в чужих письмах, книгах, узнаю личные тайны, я ведь должен хранить тайну их владельца, да? А если я узнаю какую-то горькую правду, разве это не принесет облегчение хозяину? Разве не за этим он меня нанял? Что мне делать? Как писать?
– Он уже знает всю правду, – пожал плечами падре. – Пишите как есть, не приукрашивайте, не придумывайте. У вас есть сомнения – напишите об этом. Разумный человек должен сомневаться, задумываться. Не делайте выводов, просто рассказывайте истории.
– Да, в России есть поговорка – лучше горькая правда, чем сладкая ложь. А еще есть понятие – ложь во благо. Когда лучше солгать, чтобы не навредить человеку, – заметил я.
– Мне кажется, вы все принимаете близко к сердцу, что делает вам честь. Вы еще очень молоды и остаетесь неравнодушным к чужой судьбе и чужому горю, что большая редкость в наши дни. Но подумайте об этом с другой стороны. Если речь идет о том, кто вам близок, дорог, я соглашусь – ложь, точнее, не вся сказанная напрямую правда, может быть и во благо, потому что правда принесет страдания. Если же вас наняли для выполнения определенной работы, так и относитесь к ней как к работе. Не берите на себя моральные обязательства. Вы не в ответе за поступки других людей. Тем более тех, кто уже давно почил, – ответил падре.
– Спасибо за совет, – поблагодарил я.
– Я не даю советов, – напомнил, улыбнувшись, падре.
– Да, но вы мне очень помогли! – заверил его я. – И в том сериале главная героиня…
– Не продолжайте! Не хочу слышать! – шутливо замахал руками падре.
– Можно я еще приеду как-нибудь? – попросил я.
Падре развел руками, мол, этот сад всегда открыт.
Я уже пошел искать Лею, но вернулся с полдороги.
– Падре, простите, я ведь так и не спросил главное! Мне можно стать крестным отцом, если я не католик?
– Если второй крестный родитель католик, это возможно, – сказал падре.
– Но я не христианин. То есть не знаю. Возможно, меня крестили в раннем детстве. Мне нужно предоставить… какой-то документ? – уточнил я.
Падре посмотрел на меня так, будто очень сильно во мне разочаровался. Что неудивительно, ведь я наверняка задал один из глупейших вопросов, которые он слышал в жизни.
– Бог един, – ответил падре. – Он в душе и в сердце, а не по документам.
– Да, конечно, простите, – ответил я, коря себя за то, что допустил такой промах. Иногда я бываю полным идиотом.
Я нашел Лею в магазине. Она начала совать мне под нос бумажки, на которые пшикала из флаконов, и просила выбрать тот аромат, который мне больше нравится. Я выбрал наугад – откровенно говоря, никакой не нравился. У Леи из-за беременности, кажется, совсем сбились все настройки – от вкусовых рецепторов до обонятельных. Оба парфюма пахли сдохшим скунсом. Я никогда не видел сдохшего скунса и не знал, как он пахнет, но в тот момент мне показалось, что именно так.
– Я могу стать крестным, если второй крестный будет католиком, – отчитался я.
– Что? Да, конечно, Джанна будет крестной матерью, – ответила Лея.
– Джанна? Не Элена? Она не обидится? – уточнил я.
– Господи, какой же ты умный! Как я об этом не подумала! Точно, Элена мне этого не простит. Тогда нужен кто-то другой, – ахнула Лея и чуть не сбила на пол несколько склянок с ароматами. Я едва успел подхватить.