– Конечно, – ответила бабуля, и София кивнула, подтверждая.
– У тебя уже есть материал. Твои письма, эти коробки, мы. Поверь в себя так, как мы в тебя верим и как верил Алекс, – сказала твердо Лея. – Или я заставлю тебя прийти на свои роды.
– Нет! Только не это! – закричал Жан. – Саул, уже соглашайся на все, что говорят эти женщины! Клянусь, я буду тебя кормить до конца своих дней!
– Дорогой мальчик, ты должен писать. Если бы не ты, он бы не узнал о моем Мустафе. – Ясмина подошла и обняла меня. – Я тебе так благодарна. Ты исполнил мечту моего ребенка. Значит, не зря верила, что однажды счастье придет в мой дом. У Мустафы есть будущее.
Ясмина расплакалась, Мария ее утешала.
Когда все разошлись, я долго стоял посередине комнаты, все еще не веря, что эта квартира теперь моя. Никто не сможет меня выселить. Это мой новый дом, настоящий. В голове опять зазвучал голос Эммы Альбертовны, когда я что-то мямлил про несделанные упражнения и непрочитанный текст: «Савелий, у вас есть талант, но вы удивительно бездарно им распоряжаетесь. Начните уже, наконец, думать, работать, развиваться. Талант принесет вам и удачу, и успех. При условии, что вы будете работать. Каждый день, как вол, как лошадь, как проклятый, если хотите. Талант всего лишь один процент успеха, остальные девяносто девять – адский труд». Тогда-то я и решил поступать в магистратуру, уехать в другую страну, чтобы у меня не было никакого запасного парашюта или спасательного круга в виде московской квартиры и еды, на которую не требовалось зарабатывать. У меня снова невольно покатились слезы. Я подвел еще и Эмму Альбертовну. Я ведь не выкладывался по полной ради Алекса. И получил такой бесценный подарок, которого не заслуживал. Теперь я знал, что буду делать дальше – отрабатывать выданный мне судьбой аванс.
Я открыл ноутбук и принялся за рукопись.
«Эта книга посвящается Алексу Воронову, – написал я в самом начале. – Без него не было бы ни этой истории, ни этой книги».
Что сказать в конце? Все произошло как в тех фильмах, которые так любила смотреть Лея, – романтических историях со счастливым финалом. Кстати, она родила чудесного мальчика, которого после долгих обсуждений назвали Алессандро. Правда, бабуля обиделась, что мальчику не дали еврейское имя, и неделю не разговаривала с Леей. На мое счастье, я не стал крестным отцом. Падре заверил Лею, что для меня переход в католичество окажется слишком сильным потрясением и не принесет блага. Так что крестными родителями стали партнер и друг Жана Эммануэль и Джанна. Крестины прошли в той самой церквушке, где венчались Стефания и Алессандро. Реставрация, правда, как всегда, задерживалась – никогда и нигде строители не успевали в срок, но оттого церемония была невероятно красивой. Падре крестил малыша Алессандро в саду, под цветущими деревьями. Даже мои мальчишки, присутствовавшие на крестинах, кажется, прослезились. Если бы мне делали обрезание или принимали в другую религию в таком антураже, я бы согласился, честное слово. Надеюсь, Алессандро вырастет счастливым, ведь его так ждали в этот мир и крестили с огромной любовью.
Да, Жан, конечно, устроил пир на весь мир. Гулял весь рынок. Он держал обещание и продолжал привозить мне свои знаменитые ростбифы. Надо признать, он стал замечательным отцом, только слишком тревожным. Если Алессандро не спал и плакал, Жан мог поднять по тревоге весь город. Лее очень шло материнство. Она стала спокойнее и нежнее. Тоже часто заезжала ко мне, а потом забегала к Ясмине, чтобы посоветоваться по поводу кормления, купания, воспитания.
Андрей оставил все книги мне. Мария заказала книжные полки в теперь уже мою квартиру и помогла все расставить. Да, балкон стал вроде как семейной библиотекой, где хранились не только книги, но и вещи Стефании. Андрей или Мария заходили ко мне, чтобы взять что-нибудь почитать. Мария заглядывала к Ясмине, и они пили кофе, разговаривали. Я был рад, что они стали близкими подругами. Ни бабуля, ни София не стали забирать вещи, а тоже иногда заглядывали, чтобы посидеть на балконе, где в углу так и стояло кресло-качалка.
К началу занятий в университете Андрей уехал в Россию. Мария очень гордилась сыном. Кстати, вышла на работу. Оказалось, до замужества она работала в знаменитом ботаническом институте имени Комарова, всегда занималась цветами, разбиралась в растениях, деревьях и очень быстро стала востребованным ландшафтным дизайнером. Кажется, Андрей очень был горд, что мама нашла работу по душе и считается прекрасным специалистом.
Бабуля стала часто видеться с Софией. Они вместе выходили на прогулки, посидеть в кафе или пройтись по магазинам.
Мустафа освоил падежи и спряжения русского языка. Он хотел говорить грамматически правильно. Идеально. Если честно, я гордился и Андреем, и Мустафой. Как репетитор и как друг их семей.
Элена открыла магазин, сняв выставленное на аренду здание бывшего китайского ресторана. Прямо на набережной. Она приходила ко мне, приносила сыр и говорила, что ей очень страшно начинать все заново. Давние клиенты заходили, покупали сыр и пироги. Появлялись новые, случайно зашедшие из соседних ресторанов – ожидающие очереди. Наевшись у Элены, до ресторанов так и не доходили. И я могу их понять. Наконец рестораны сделали предложение Элене – продавать ее и пироги, и сыры.
Если что, я поступил в аспирантуру своего же университета, чтобы не покидать эти места, и не ради денег, которые, согласно завещанию, действительно удвоились, а потому что всегда этого хотел. Заниматься наукой, архивами, исследованиями. Я прислал первую часть рукописи в издательство, которое выбрал из списка Алекса. Оно не было самым главным или самым престижным. Но именно книги этого издательства я иногда покупал, когда мог себе позволить. Я не воспользовался рекомендацией Алекса и его связями. Отправил анонимно. Но там заинтересовались и попросили прислать расширенный синопсис. А это, можно считать, уже книга.
Знаете, что мне по-настоящему приносило удовольствие в те дни? Пока Лея бесконечно разговаривала по телефону, я возился с Алессандро. Однажды включил ему мобиль, который сохранила Стефания. И малыш тут же замолчал, разглядывая самодельные игрушки. Я обернулся и увидел Лею, стоявшую в проходе.
– Когда он немного подрастет, я покажу ему машинки, – заявил я. – Но не отдам, даже не просите!
– Мне нужно писать, что все события являются вымышленными, а любые совпадения случайны? – однажды спросил я у Леи.
– Да, но напиши благодарности в конце. Не мне. Бабуле, Софии, всем остальным, – посоветовала она. – Им будет приятно.
Благодарности у меня растянулись еще на несколько страниц. Но именно их зачитывал Жан на рынке. Я был очень тронут, когда однажды увидел, как он читает посвящение одному из покупателей и показывает книгу. Я хотел хорошо сделать свою работу, не подвести Лею и Алекса. Бабулю и Софию. Джанну, Жана, Ясмину, Мустафу и всех остальных. Мне хотелось, чтобы они мною гордились. И они гордились. Когда вышла книга, Жан устроил очередной пир на рынке. Свой знаменитый ростбиф он готов был продавать только в комплекте с книгой. Члены моей семьи – а я считал их таковыми – стали моими лучшими маркетологами.
Да, и вот еще что. Я стал часто ездить в ту самую церковь. Раз в неделю точно. Лея смеялась, что редкие католики так часто посещают мессу, как я. Подружился с падре. Он тоже прочел мою книгу и сказал, что я выбрал правильную тональность для описания веры. Не крикливую, не натужную, а правдивую, спокойную. Мне нравилось гулять с падре по саду. А когда на его день рождения я подарил ему подписку на платформу сериалов, он был просто счастлив. Мне же было важно кому-то рассказать о том, что происходит в моей жизни, посоветоваться. Падре в силу возраста не мог заменить мне отца, но стал вроде как старшим братом. Я очень это ценил.
Дома ничего не изменилось. Когда я сказал маме, что получил в наследство квартиру, точнее, вроде как гонорар за свою работу, она мне не поверила. Впрочем, в это действительно слабо верилось. Но мама не удержалась и бросила фразу: «Интересно, за какие такие заслуги?» И следом: «Не обольщайся. Как получил, так и отберут». Она все еще считала меня неудачником, а мои успехи – случайностью или ошибкой. Но я не разозлился. Я не мог изменить ее мнение. Много лет пытался, но так и не получилось. Экземпляр вышедшей книги я не стал ей отправлять. Она бы не поверила, что ее сын мог написать книгу. Отец сказал: «Отлично, рад за тебя». Кажется, он даже не особо меня слушал. В телефоне кричали дети. И невольно почувствовал облегчение в его голосе – я звонил не для того, чтобы попросить денег или другой помощи.
…Я смотрел в окно, за которым вопили попугаи и все еще скандалила горлица. Нужно было сходить в магазин, а для этого подняться по очень крутой дороге. Внизу на улице, рассчитанной на велосипед или мотоцикл, пытался припарковаться автомобиль. Кто-то из соседей кричал, что это, выражаясь литературным языком, бесполезная затея. Скоро должен был прийти Мустафа, он настаивал на занятиях со мной русским языком и литературой. И именно с ним пришла эта новость.
– Мы ошиблись, – заявил с порога он.
– В чем? – удивился я.
– Во всем. У нас получилась другая история, – ответил Мустафа. – Я ведь теперь тоже могу читать по-русски. Андрей упустил это письмо. Я их перечитывал, чтобы упражняться. Те письма, которые Стефания отправляла Луизе. Вот, смотрите сами.
«Дорогая Луиза. Я уже давно не чувствовала твердой земли под ногами. Наш пароход останавливается, но пассажирам не разрешают спуститься на берег…»
– Да, я помню это письмо, – заметил я.
– Читайте дальше, – кивнула Мустафа.
«Это путешествие совсем меня измотало. Морская болезнь совсем извела. Стало даже хуже, чем было раньше. Бесконечно тошнит. Я с трудом спускаюсь на ужин. Капитан беспокоится о моем здоровье и обещает вызвать доктора на следующей остановке. Только когда она еще будет? Я подолгу сижу на палубе, наслаждаясь свежим воздухом. Единственное, что спасает – соусы, которые готовит су-шеф на нашем корабле. Он из Индии. Его зовут Ананд. Соусы очень острые или очень кислые, но, если бы не они – я бы уже давно умерла от голода. Они никому не нравятся, зато я могу съесть их все. Не думала, что так полюблю индийскую кухню. Особенно кари. Ананд теперь готовит обеды специально для меня. Капитан позволяет ему это делать, видя, что я перестала быть похожей на ходячий труп. Иногда я становлюсь совершенно плаксивой и расклеенной. Ничего не могу с собой поделать. Никакого воспитания. Мне стыдно. Но ведь это нормально, да? Я ведь так скучаю по Алессандро. Тоскую по нашей с ним такой короткой жизни. Бесконечно его люблю. И тебя тоже. Всегда твоя, Стефания».