– Видишь? Ты почувствовала это?
Испытывая полнейший восторг, я киваю.
– Да.
– Рейд!
Резкий голос заставляет нас троих посмотреть за мою спину. Рик спрыгивает с крыльца и оказывается возле нас.
– Ты за старое?
– Все нормально. – Я поднимаюсь на ноги. – Правда. Я сама погладила Чипа.
– Серьезно? – Рик недоверчиво смотрит на Рейда, который лениво вынимает из джинсов зажигалку и принимается ей играть.
– Да. Оказывается, собаки не такие уж и страшные.
Рик немного расслабляется.
– Ладно. Блейк ищет тебя.
В это время Рейд тоже поднимается на ноги и свистом подозвав Чипа, дарит мне быструю улыбку прежде чем уйти.
– Что это, черт возьми, было? – интересуется Рик.
Я лишь пожимаю плечами, глядя им вслед.
– Понятия не имею, но я в восторге.
Рик заинтересованно смотрит на меня.
– Знаешь, – начинает он, – Рейд неплохой парень. Конечно, он немного двинутый, так как слишком часто балуется дурью, но он свой. Если ты стаешь его другом, он убьет за тебя.
Почему-то в это легко верится. Не потому, как выглядит и ведет себя Рейд, в нем есть что-то другое, не совсем объяснимое. Видя меня второй раз в жизни, он увидел мои страхи. Он смотрел глубже, ведь дело вовсе не в собаках.
– Здесь все именно так и работает, – продолжает Рик.
– Что ты имеешь в виду? – уточняю я.
– Мы все, – объясняет он. – Мы с детства видели разную хрень. В трейлерном парке. Так что мы все почти братья.
– Это здорово, – соглашаюсь я. – Когда есть такие друзья.
Рик кивает, улыбаясь.
– Знаешь, для нас было просто шоком, когда Блейк заявил, что пойдет в колледж.
– Серьезно?
– Да. Получил стипендию в Техасском университете. Он выбьется в люди. Сейчас для него главное выбраться из дыры, в которой он застрял.
На какой-то момент я ощущаю дурноту. Мне становится стыдно за то, что я практически ничего не знаю о Блейке. Но Рик говорит так, будто я в курсе. Конечно, он так думает.
– Дырой ты называешь дом? – уточняю я.
Возможно, с моей стороны это мерзко. Но он сам начал этот разговор. И в конце концов, я должна знать о Блейке больше.
– Да, – криво улыбнувшись, отвечает Рик. – Он всегда мечтал построить свой собственный дом и снести это железо на колесах. Да мы все об этом мечтали. Идем.
Идя за Риком, я быстро складываю пазлы. Блейк, его друзья… все это. Трейлерный парк. Он не хочет говорить мне о том, где живет. Боже, неужели он стыдится? Дело во мне? В том, как я себя веду?
Боже мой.
Он знает, что я выросла на ранчо. Это конечно не сравнится с трейлером. Мне становится мерзко. Я не хочу, чтобы он стыдился себя, своего дома. Я… что-то чувствую к нему и мне все равно откуда он.
Он находит меня возле кухни.
– Вот ты где, – расплывается Блейк в широкой улыбке.
– Я погладила Чипа.
Улыбка слетает с его лица.
– Ты что?
Я быстро рассказываю про Рейда. Блейк не кажется удивленным.
– Он умеет манипулировать своими психологическими штуками.
– Он мне помог, – возражаю я.
Блейк обвивает руками мою талию, прижав к косяку двери.
– Кажется, тебе здесь комфортно? Я рад.
Кивнув, я кладу руки на его плечи и большими пальцами глажу его шею.
– Да. Я тоже этому рада.
Блейк несколько секунд рассматривает меня, облизнув губы. Я рассматриваю его в ответ. Его пухлые губы, твердый подбородок, короткие светлые волосы.
– Сколько из этих девушек твои бывшие? – внезапно интересуюсь я.
Блейк смеется, запрокинув голову.
– Что? Ты серьезно?
– Да. Марин?
Русые брови Блейка сходятся над переносицей.
– Нет. Она мне как сестра.
– Ладно. А эта? – Я указываю на брюнетку, танцующей в гуще людей.
Блейк даже не смотрит.
– Лекси, зачем тебе это?
– Не знаю. Мне любопытно. Были серьезные отношения?
– Были, – отвечает он. – Но все закончилось. Я никогда не возвращаюсь в прошлое. Так что перестань.
Умолкнув, я кусаю нижнюю губу, и он за этим наблюдает. У него было много девушек, я знаю это.
– Что на счет тебя? – Блейк чуть наклоняется, чтобы наши лица были на одном уровне. – Ты скажешь, сколько было у тебя парней?
Вздернув подбородок, я начинаю считать, шевеля губами. Постепенно лицо Блейка становится каменным. Прыснув, я начинаю смеяться.
– Видел бы ты свое лицо.
– Издеваешься?
Я широко улыбаюсь, цепляясь за его шею и заглядываю в глаза.
– Я не ханжа…
– О, я в курсе.
Я стукаю кулаком по его плечу.
– Не хочу говорить о других парнях.
– Я тоже, – хмыкает Блейк. – Тем более о твоих бывших.
– Но я же твоя.
Он становится серьезным, и хватка на моей талии усиливается.
– Моя, помни об этом.
– А ты помни, что ты мой.
– Я помню.
Он целует меня и подхватывает за ноги, прижав к стене. Мне комфортно здесь, рядом с ним, и я больше ничего не боюсь.
Когда Блейк отвозит меня в «Каппу», я не могу не упомянуть то, о чем сказал мне Рик. Реакция Блейка говорит лишь о том, что это было ошибкой. Он хмурится и сильнее сжимает руль.
– Что еще он тебе сказал?
– Ничего. О том, что Рейд, на самом деле, неплохой парень, и что вы все почти как братья.
– Кто мы все? – уточняет Блейк, глядя на меня.
Мне не нравится его реакция.
– Блейк, ты не должен стыдиться…
– Я не стыжусь, – резко обрывает он. – Мне не хочется об этом говорить, и я имею на это право.
Отвернувшись, я киваю.
– Конечно, имеешь.
Мы молчим примерно пару минут. Затем Блейк кладет на мое колено свою ладонь.
– Прости. Дело не в тебе. Я не злюсь на тебя.
Я расслабляюсь.
– Хорошо.
– Хорошо, – повторяет он.
Стоя на подъездной дорожке «Каппы» и следя за тем, как исчезает за поворотом его грузовик, я чувствую внутри неприятный осадок. Что-то не так.
Глава двадцать седьмая
Сейчас
В голове с самого утра бьется одна-единственная мысль: я брошу его. Я должна это сделать.
Приехав в Хартл, я не нахожу успокоения, которое ищу уже несколько дней. Мне некомфортно, мне тесно, мысли съедают изнутри. Я запуталась. Обида за то, что сказала мне Никки, предатель Джим и Грант, который вновь доказывает, что я принадлежу ему и что он может делать со мной все, что ему вздумается. Разве это любовь? Это убивает меня.
Наверное, я всегда была такой. Всегда позволяла, чтобы моей жизнью кто-то руководил, чтобы в ней был лидер, которым я сама не являлась никогда. И похоже, меня все устраивало.
Жалкая. Я такая жалкая.
Отца нет. Он уехал на рыбалку или охоту, я не совсем поняла маму, когда спросила.
– Грант не приедет сегодня, милая? – воркует мама, кружась по своей сверкающей кухне.
Она сама вся сверкает. Как бриллиант. На ней ожерелье из жемчуга, цветастое летнее платье и идеальная прическа. Она всегда такая. Хозяйка из пятидесятых. Яркая, любящая и живая.
– Не знаю, – честно отвечаю я.
Мне так надоело разыгрывать, что у меня все хорошо. Надоело прикидываться, что трудности пройдут. Они не проходят, я хочу грустить, потому что мне плохо, больно и обидно.
Мама ставит салатницу на стол и внимательно смотрит на меня. Я сижу напротив, скрестив ноги и вперившись в стеклянную поверхность стола.
– Что случилось, дорогая?
Я так долго мочала, держала внутри себя, что сейчас у меня не хватает сил произнести все вслух. Вместо ответа я задираю рукав рубашки и демонстрирую два огромных синяка. Они полностью обхватывают мою правую руку, один чуть ниже сгиба локтя, второй выше.
У мамы расширяются глаза.
– Что это такое?
– Это Грант, – отвечаю я, глядя ей в глаза.
Она молчит. Долго. Ее грудь вздымается от того, как часто она дышит. Почему она молчит?
– Ты… – наконец, произносит она. – Как так вышло?
– Это не впервые. Мы поссорились.
Мама продолжает рассматривать мою руку, но она даже не подходит ко мне.
– Ты что-то ему сказала? Или сделала? Иногда мужчины не контролируют свои силы. А твоя кожа такая нежная.
Она его оправдывает? Гранта?
От возмущения у меня пересыхает во рту. Она должна быть на моей стороне.
– Мама, – мой голос дрожит. – Ты же несерьезно.
Она старается держаться, как делала это всегда. Не показывать эмоций.
Ты идеальная. Улыбайся.
– Он любит тебя, милая, – говорит она, и я не верю своим собственным ушам. – Вы очень подходите друг другу. Пойми, порой любовь приносит боль. Он поймет, что сделал ошибку. Поверь. Он раскается.
Я стискиваю губы. Нет, я не стану плакать при совей матери. Ни за что.
– Папа хоть раз делал это? – спрашиваю я. – Он делал тебе больно намеренно?
Она молчит. В ее глазах страх и замешательство.
– Ни разу, – тихо отвечает она.
– Ты любишь его?
Мама кивает.
– Значит любовь не всегда приносит боль.
– Мой отец бил мать, – неожиданно признается мама.
Замерев, я в ужасе смотрю на нее. Она никогда о них не говорила. Семья мамы из Атланты всегда была запрещенной темой в Хартле. Я никогда не видела своих родственников с маминой стороны.
– Поэтому ты сбежала от них, – догадываюсь я.
У мамы собираются слезы, но она запрокидывает голову, не дав им скатиться по щекам. Она возвращалась однажды, чтобы наладить отношения, но дальше нескольких разговоров, после которых она чувствовала себя опустошенной, ничего не произошло. Это все, что мне рассказывал папа о той поездке в Атланту, когда я жила в сестринстве.
– Тогда почему ты считаешь, что я должна это терпеть? – с болью спрашиваю я.
Мама отвечает не сразу.
– Милая. Он так тебя любит. Он сделает для тебя все.
– Откуда ты можешь это знать?
– Ты ведь тоже любишь его.
– Так ли это? – Я соскакиваю со стула. Мама, расширив глаза смотрит на меня. – Порой мне кажется, что я люблю его только потому, что ТЫ этого хочешь!