– Найдем, – закончил за него Савва. – С божьей помощью.
– Там надо все время ехать, а потом повернуть, – сказал Азат. – Мы катались на эту гору, в выходные. В Бугульме-то все равно больше делать особо нечего. Но не думаю, что сейчас так получится, там наверняка засыпано все.
Справа от дороги стояла высокая стела, буквы на которой было невозможно прочитать из-за сажи. В верхней части от каменного столба отходило что-то круглое – то ли стилизованная шестерня, то ли знаменитая дверь убежища из серии игр Fallout. Второе было маловероятно, тем более что это сооружение, очевидно, обозначало границу Бугульминского района. Опять, наверное, какой-то советский гений от геральдики изобрел.
Посадки по сторонам от дороги постепенно поредели, а потом и совсем исчезли. Вокруг, куда ни глянь, были холмы, закрывающие вид на горизонт. С другой стороны низина, по которой ехал их небольшой конвой, оказалась достаточно широкой, и любую тварь было бы видно издалека.
Как и машины, но снайперов они не опасались. Не было здесь людей и быть не могло. Кто добровольно поселится в этом проклятом краю?
Хотя раньше жили, и много.
Проехав мимо очередной заправки, они увидели, что слева от дороги раскинулась еще одна деревня. Деревья не закрывали обзор, и небольшое село оказалось, как на ладони. Было в этом пейзаже что-то такое, что сразу представлялись древние времена, когда тут жили гордые коневоды из башкирских племен.
А теперь только развалины жилых домов и маленькая деревянная мечеть с переломившимся минаретом. Скоро и этого не будет, рухнет и сгниет, скроется под землей.
У машины впереди зажглись стоп-сигналы, Шмель отреагировал и сбросил скорость. Скоро они остановились на обочине у реки, которая, судя по указателю, называлась Степным Заем.
Причина остановки стала ясна сразу: мост через реку развалился, пролет частично обрушился в воду, образовав запруду. Справа речка даже несколько разлилась, слева, наоборот, значительно обмелела. Что же тут будет, когда начнутся паводки? Поля зальет?
Примерно половина ширины моста пока еще стояла, но ехать по ней было рискованно. Может быть, мост и выдержит, а возможно, что нет, и тогда придется искупаться и проститься с машинами. Пешком-то пройдут без проблем, но «УАЗ» сам по себе почти две тонны весит, а со всей защитой, что на него наварена, пулеметом, четырьмя крепкими мужиками в салоне да с кучей снаряги?
Проверять не хотелось. Лейтенант снова открыл бардачок, развернул карту и прикинул объездной путь. Взялся за рацию.
– Бельский, тут объезд есть. Сейчас развернуться, чуть-чуть назад проехать и потом направо. Там тоже мост через Зай есть, а дальше можно будет и на эту дорогу вернуться. Прием.
– Это крюк в пятнадцать километров, – ответил динамик голосом «крепостного». – Можно попробовать вброд, ниже по течению. Это все-таки «УАЗы».
– «УАЗ» – не «УАЗ», но я в реку не полезу. Во-первых, хрен знает, что в воде есть, во-вторых, кто там живет. Лучше уж лишнего проехать, но посуху. Куда ты торопишься-то, «менталы» от нас точно никуда не уйдут. Прием.
– И то верно. Тогда разворачиваемся.
Иван тронул машину, проехал немного вперед и лихо развернулся. Миновал «булатовцев» и двинулся дальше по дороге. Шмель последовал его примеру, и они снова поехали мимо деревни. Все молчали, разговаривать резко стало не о чем.
Скоро повернули, и Азат вообще стал подумывать о том, чтобы откинуться в кресле и заснуть. Останавливало только то, что ремней в машине не было и, если они врежутся во что-нибудь или резко затормозят, его голове не избежать столкновения с водительским сиденьем.
Но все же не выдержал и отрубился. Как ему показалось, на несколько секунд, не дольше, но когда открыл глаза, уже они подъезжали к реке.
А за рекой были выгоревшие остовы домов. Он осмотрелся вокруг и понял, что вместо бурой осенней травы видит только черную землю полностью выжженной долины. Здесь не было ни одного дерева, ни единого пятнышка хоть сколько-нибудь другого цвета.
– Что тут произошло? – спросил он сам у себя.
– А ты как думаешь? – ответил на риторический вопрос лейтенант. – Вот отсюда-то по всей округе и сажа.
Черные холмы скрывали Лениногорск, но Азат понял, что даже если бы их не было, то насладиться видом города ему бы не удалось. Скорее всего, все, что его ждало – это воронка и поле с бетонной крошкой. Или лужа из расплавленного стекла.
– Видимо, по месторождению ударили, – продолжал лейтенант. – Но что-то пошло не так и начался пожар. А они могут и по нескольку лет гореть, там же попутный газ или что-то такое.
– И все сгорело, – добавил уже сам Азат.
Скоро они проехали мост. С дороги пришлось съехать, она оказалась забита обгоревшими остовами машин, в которых еще можно было разглядеть то, что осталось от людей.
Башкир представил себе огненный вал, катящийся во все стороны, горящие леса и деревни. Людей, пытающихся сбежать от разбушевавшихся пожаров, забитые машинами дороги. И смерть. Смерть везде, всюду и всем.
Только Зай, по-прежнему упрямо гонящий свои воды на север, оказался непреодолимой преградой для пламени. Стихия встретилась со стихией, и вода очертила границу. Молиться на эту реку впору, но некому.
Умерли все.
Глава 14На пепелищах наших домов
– Вот и добрались, – без следов каких-либо эмоций в голосе проговорил лейтенант, проводив взглядом дорожный знак с надписью: «Бугульма».
– Точно. – Азат посмотрел в окно и увидел очередной бетонный монумент. Словно строчка, на которой кто-то аккуратными прописными печатными буквами вывел название города на русском и татарском языках. Дети часто сначала учатся так, а уже потом письменными.
Дети. Азат попытался вспомнить их лица, но не смог. Память будто стерли, но башкир уцепился за какие-то обрывки, как человек, упавший в воду, цепляется за плавник, чтобы вынырнуть и вдохнуть воздуха. И вспомнил, как покупал у караванщиков, в очередной раз посетивших «Домостроителей», чистую пропись. Она оказалась татарской из какой-то казанской типографии, но тогда и такая сошла.
Под монументом когда-то была клумба, но сейчас там высились только сухие стебли. Крапива или полынь, чертополох с борщевиком. А может, какие-то новые растения, порожденные спятившей природой и неизвестные довоенной науке. Возможно даже хищные.
– Красивый когда-то был город, – сказал Азат. – Не в плане построек, просто зелени очень много.
– Сейчас мы ее не увидим, – ответил военный. – Осень же. Хотя здесь по любому лучше, чем пол Лениногорском.
Выжженную местность они покинули примерно через полчаса точно так же, как приехали – пересекли мост. Но башкир прекрасно понимал, что если останется жив, увиденная сегодня картина будет преследовать его до самой смерти.
– Хотя что такое смерть? – Азат вдруг понял, что рассуждает вслух. – В нашей ситуации смерть – это избавление.
Он посмотрел в окно на ряд деревьев, растущих вдоль дороги. С первого взгляда они были нормальными, просто скинули листву в преддверии зимних холодов. Не держать же им ее, бесполезную, фотосинтез все равно при температуре ниже нуля не происходит. Да и солнца нет.
– Ты чего несешь? – повернулся к нему лейтенант. – Головой совсем уехал? Своих надо спасти.
Своих. Азат аккуратно произнес это слово, будто распробовал на вкус, но ничего не почувствовал. А кто они, свои? Осточертевшие за двадцать лет жизни до печеночных колик соседи? Или, может быть, Полковник? Да, он вытащил их из сырой и промозглой дыры в земле, которую они называли своим домом, но в итоге привел туда, где еще хуже.
Когда они выезжали из Челнов, башкир мог назвать многих из выживших жителей этого города своими. Сейчас под это определение попадали Ландыш с пацанами и, может быть, Баранов с Ершовым. Только вот последних двоих уже нет, а семья…
Это там, на «Домостроителей», жене было некуда идти. А сейчас вокруг целый мир, а в «Крепости» и мужики есть одинокие. А сыновья… Она ведь и их против него настроит, если решит свалить, женщинам это раз плюнуть. Сколько такое видел у друзей, с самого детства. Даже если отец не пьет и ходит на две работы, чтобы кормить семью, то «он слишком много работал, весь там у себя, это уже не тот человек, которого я полюбила пятнадцать лет назад».
«А еще я уверена, что у него там, на работе, кто-то есть».
Она ведь и ему так говорила? Может, уже успела найти себе кого-то из «крепостных»?
Азат внезапно почувствовал просыпающуюся в душе злобу, но направлена она была не на гипотетического любовника жены, а на вполне конкретного человека, сидевшего совсем рядом – Савву.
Тот, похоже, сам себя чувствовал не лучше, сидел весь красный, как помидор, злобно вращал глазами и двигал губами – шептал что-то. И, судя по его настрою, это были вовсе не слова молитвы.
Внезапно башкир почувствовал, что с ним что-то не так. Будто мысли в голове были не его, словно их навели снаружи. Он уже чувствовал такое в Альметьевске, но тогда это была паника, ощущение того, что за ним следят. А сейчас наоборот, его будто кто-то пытался развести на агрессию, заставить броситься с оружием на своих товарищей.
Опустив взгляд, Азат понял, что уже успел схватиться за висевший на груди автомат. Вот так. Повернуть слегка и полоснуть очередью. Расстрелять сначала водителя, а потом сидевшего на месте пассажирском лейтенанта. А Савва? В него ведь не получится, машина слишком тесная, ствол нормально не повернешь.
Да по хрену вообще. Что этот жирдяй ему сделает? Чтобы с ним разобраться, башкиру даже ствол не понадобится, достаточно нож вытащить, а потом удар прямо под ворот бронежилета, там, где бьются артерии, несущие кровь в мозг.
С трудом заставив себя отпустить рукоять «семьдесят четвертого», Азат взял флягу и подсоединил к ней питьевую трубку. Сделал несколько глотков и подивился тому, насколько у воды нет вкуса. А ведь должен быть: металла от самой емкости, резины от «питьевухи».