Признаюсь, что страдания таких женщин, как Хельга Бергер, я тяжело переживаю, когда они, неважно по каким причинам, попадают под жернова юстиции и получают большие сроки. Мы пытались помочь ей, не отвернулись от нее. Но из-за понятных обиды и разочарования она, как и другие, кто был завербован и работал «под чужим флагом», отказалась от наших предложений о помощи. Мы должны относиться к этому с пониманием.
Главное управление разведки, в отличие от большинства разведслужб на Востоке и Западе, относится к подобным источникам не как к картотеке, которая после раскрытия и ареста откладывается в сторону. Мы заботимся и об этих сотрудниках. То, что Хельга Бергер в ее самые страшные годы в тюрьме отказывается от помощи, удручает меня. Тем более, что профессия разведчика предполагает дальнейшее отслеживание текущих событий даже после таких поражений.
Не без проблем такие случаи и для агентов-мужчин, которых мы, в основном под псевдонимом, посылаем как вербовщиков. В работе такого агента вербовка именно женщины не является основной целью. На первом плане находится объект-цель: министерство, партия, учреждение, в которые мы хотим внедрить наши источники. Устанавливается контакт с лицом, уже работающим на объекте, и его вербуют, или соответствующий перспективный агент сам устраивается туда на работу. Если связь устанавливается с женщиной и ее удается завербовать для совместной работы, то это происходит относительно просто, если вербовщик холост и вербовка идет для работы на ГДР. Так возникает немало браков, сохранившихся впоследствии. Сложнее и в моральном плане небезупречно, если вербовщик женат, а кандидатка ожидает интимных отношений и перспективы дальнейшего замужества. Так, как у «Линднера» и «Комтессы». Если интимные отношения прерываются, то продолжение совместной работы — большое исключение. Иногда мы отметаем морально-этические соображения ради успеха. Главным образом, это касается операций «под чужим флагом». Не каждый вербовщик может или хочет этого. И мы никого не заставляем.
Под чужим флагом
20 августа 1968 года войска Варшавского Договора вступают в ЧССР. Частей ННА среди них, как известно, нет, но работают наши сотрудники и агенты. «Пражская весна» проходит для нас разведчиков, которые в основном интересуются Западом, как нечто побочное. Так, наши сотрудники, находящиеся в ЧССР, не могут заполучить ни для чехословацкой стороны, ни для нас особо важную информацию, влияющую на события на месте. Поэтому мы используем шанс с расширением нашей сети источников в МИДе ФРГ. Руководитель группы, сотрудник Главного управления Гюнтер Амелунг, поддерживает контакт с сотрудниками торгпредства. Кроме того, он встречается с инспектором канцелярии Гербертом Кемпером. Из бесед с ним становится ясно, что он, как когда-то Хельга Бергер, не готов работать на секретную службу ГДР. Поэтому Гюнтер Амелунг «плавает» «под чужим флагом». На сей раз он называется ИТТ. Для этого международного концерна с именем директор канцелярии соглашается поставлять информацию. Наши агенты спешно прорабатывают структуру концерна и экономические интересы ИТТ. Вплоть до 1989 года они производят на Герберта Кемпера своим поведением и компетентностью впечатление, что они работают на этот трансконтинентальный концерн.
Так мы получаем ценную информацию из четырех посольств ФРГ в Европе и Африке затем из постоянного представительства ФРГ в НАТО.
С моральной стороны такая технология всегда уязвима независимо от того, идет ли речь о мужчине или женщине. Сотрудники секретной службы вынуждены жить с подобными сомнениями. Не бывает бесплатной информации, необходимой в интересах собственной страны. Несмотря на это, тот, кто моральный аспект ставит на задний план, должен ясно понимать, что это не может продолжаться беспредельно. Для нас информаторы, если они даже завербованы «под чужим флагом», всегда люди, за защиту и безопасность которых мы несем ответственность. Давление и шантаж также не подходят для того, чтобы вести серьезную работу, не говоря уже о том, что такие рабочие отношения не могут удерживаться годами. Я не знаю в Главке ни одного дела, которое основывалось бы только на компромате. С убийцами, торговцами наркотиками и оружием мы не сотрудничаем.
В случаях, когда наши сотрудники встречаются со своими источниками «под чужим флагом», они пытаются через определенное время раскрыть свою настоящую принадлежность. Если мы предполагаем, что агент после этого прервет сотрудничество из политических убеждений, то оставляем все, как есть.
Постоянное представительство в Бонне
Еще во время переговоров о Варшавском договоре начинаются беседы между госсекретарем при ведомстве федерального канцлера Эгоном Баром и госсекретарем при Совете Министров ГДР Михаэлем Колем. Руководитель посредников на переговорах Михаэль Коль в этот момент стоит в списке тех, кто получает нашу исходящую информацию. Естественно, ту, которая касается отношений ГДР и ФРГ. С ним, как и со многими деятелями госаппарата ГДР, у меня хорошие личные отношения. Это не отношения с агентом, партийные и государственные деятели для нас табу. Несмотря на это, мы ведем со многими открытые дружеские беседы. Михаэль Коль интересуется нашими прогнозами, рассчитывает на приемлемые советы и сам не скрывает своего мнения.
Со временем, а он станет руководителем постоянного Представительства в Бонне, а затем заместителем министра иностранных дел, нас свяжет дружба. В высших политических эшелонах это не остается незамеченным. От министра Мильке однажды я получаю выговор по телефону: «Линию нашей внешней политики определяют не Михаэль Коль и не Вернер Гроссманн, а другие!» Причиной этому было то, что Михаэль Коль сказал своему министру Оскару Фишеру, что он уже кое-что обсудил со мной. Фишер рассказал это Мильке, а тот схватился за телефонную трубку.
Когда постоянное Представительство ГДР в Бонне начинает свою работу, нам разрешают включить в его штат наших сотрудников. Таким образом, мы можем вести оперативные действия на легальном положении. Нашим первым резидентом становится Герхард Бенке. Историк по образованию, родом из Галле он работает в отделе I. На ускоренных курсах он готовится к своей политической деятельности. Ибо официально он будет 1‐м секретарем постоянного Представительства и научным сотрудником его руководителя. Он исполняет эти функции наряду с конспиративной работой. Михаэль Коль знает о двойной роли своего сотрудника.
По поводу нашей работы в официальных представительствах, а также в торгпредстве в Дюссельдорфе имеются четкие предписания. Чтобы не нанести ущерба политике, нельзя вербовать жителей ФРГ, нельзя вести агентов и разведчиков. Наши сотрудники в представительстве действуют лишь в оборонительном плане, а не наступательном, прямо противоположно методике советских разведчиков.
К этому различию мы не стремились, так сложилось само собой. Из-за «доктрины Халльштейна» и связанного с ней многолетнего непризнания ГДР в этих странах не было ее посольств. С самого начала мы вынуждены были работать нелегально. Мы воспринимаем это как преимущество по отношению к разведчикам других социалистических стран. Как часто советских разведчиков, работающих в посольствах, объявляли «персоной нон грата» из-за шпионажа? Из наших это произошло лишь с одним из сотрудников в Испании.
Западные разведслужбы тоже используют официальные дипломатические представительства для наступательного шпионажа в социалистических странах. Наши сотрудники зачастую довольно быстро распознают сотрудников ЦРУ и перевербовывают многих его агентов.
Несмотря на ограничения из-за работы в постоянных представительствах, наши сотрудники используют все легальные возможности. Они собирают обширную информацию, оказывают политическое влияние, знакомятся со многими людьми и проверяют, кого из них можно завербовать. Не в последнюю очередь они должны отражать атаки секретных служб, такие, как прослушивание, потому что они несут также ответственность за внутреннюю безопасность представительства.
По прошествии некоторого времени мы создаем систему прослушивания. Мы ловим станцию радиослежения противника, проводим анализ и целенаправленно записываем телефонные разговоры. Все это делается точечно, ни в коем случае не массированно. Мы не в состоянии заняться последним ни физически, ни технически. Будучи прагматиками, мы концентрируемся на основных моментах.
Непосредственное внедрение в постоянное представительство дает еще одно преимущество. Мы устраиваем наших людей в консульский отдел. Так мы можем напрямую и совершенно официально опекать посаженных в тюрьму разведчиков. Неофициально мы это делали всегда. Принцип Главного управления разведки — никого не оставлять на произвол судьбы. Если кого-то раскрывают или арестовывают, мы организуем адвокатов, обращаемся в полномочные ведомства ФРГ и находим возможности, чтобы навестить заключенных.
Именно в этой ситуации мы не оставляем потерпевшего одного. Когда Гюнтер Гийом и его жена Кристель Гийом были схвачены в 1974 году, руководство ГУР пыталось как можно быстрее вызволить обоих в рамках международного обмена шпионами. Мне поручается первоначальное зондирование. До тех пор я почти не имел никакого отношения к этой операции и лишь очень поздно узнал о существовании Гийомов.
В 1969 году, когда Брандт стал канцлером ФРГ, меня вызвал к себе в кабинет Маркус Вольф. Очевидно, он хотел сообщить мне нечто очень важное. Перед этим он предупредил меня о соблюдении высочайшей тайны. Я узнаю, что разведка совершенно неожиданно получила источник в высших кругах в ведомстве канцлера ФРГ. Просто Вилли Брандт забрал с собой из партийного центра СДПГ в новое ведомство своего личного референта Гийома, нашего разведчика. Теперь он, ведомый Куртом Гайлатом, начальником сектора СДПГ отдела II, находился на опасной должности, к которой мы и не стремились. Снова невычислимая вещь в работе разведслужбы. Нужна строжайшая конспирация. Чем меньше знают об этом деле, тем прочнее наш человек в горниле власти. Как начальника отдела I, для которого ведомство канцлера ФРГ — главный объект, Вольф должен поставить меня в известность о том, что есть такой источник. Мы не имеем права подвергать опасности Гюнтера Гийома какими-либо нашими действиями.