охране конституции — понятно, из политических соображений. Естественно, и мы в секретной работе не являемся благородными людьми. Если возникает необходимость, мы тоже используем личные дела в качестве компромата — как средство давления. Но мы сознаем, в противоположность КГБ что полученные таким образом обязательства не могут удерживаться долгое время.
Иногда мы не только не проявляем себя, но и пытаемся отвести угрозу, чтобы не подвергать опасности переговоры между Востоком и Западом. Отдел XV в Нойбранденбурге с давних пор сотрудничает с молодой женщиной, которая сначала работала в Институте государства и права в Бабельсберге, а потом во внешнеполитическом журнале «Горизонт».
После того, как Бригитта Рихтер познакомилась со спикером СДПГ по внешнеполитическим вопросам Карстеном Фойгтом и у них возникли любовные отношения, Центр взял агента на себя. Бригитта Рихтер проявляет мало инициативы, чтобы передавать нам политическую информацию, полученную от своего друга. Она использует связь с нами, чтобы и дальше на законном основании по работе ездить в Западную Германию и Западный Берлин. Мы обдумываем вопрос о том, чтобы прекратить связь с ней. Мы вмешиваемся, когда замечаем, что отношения между ними становятся все теснее. Мы хотим воспрепятствовать тому, чтобы Карстен Фойгт, — которого мы ценим как сторонника равновесия и разрядки, попал из-за возможной болтливости под перекрестный огонь средств массовой информации.
Нам известно, что Гюнтер Реттнер, руководитель Западного отдела Центрального Комитета СЕПГ, лично знает спикера СДПГ по внешнеполитическим вопросам. Мы просим его поговорить с Фойгтом. Тот поначалу выказывает испуг, но просьбу не комментирует. В одном из последующих разговоров Фойгт упоминает вскользь, что он любит свою подругу и имеет намерение жениться. Мы относимся этому с уважением и завершаем сотрудничество с Бригиттой Рихтер. При этом мы вспоминаем прежнего ведущего политика из СДПГ Хорста Емке, женившегося на чешке и не обратившего внимания на то, что она была связана с секретной службой своей страны. После перемен Карстен Фойгт и Бригитта Рихтер поступают не иначе, как идут в ЗАГС.
Но мы выносим политические решения и отбрасываем в сторону первостепенные интересы секретной службы не только тогда, когда речь идет о любви и страсти. Кое для кого, кто в силу причастности к германо-германскому процессу думает отправиться в путь на свой страх и риск, мы держим двери открытыми. Когда профессор Курт Биденкопф получает разрешение на временную работу в Лейпцигском университете, то происходит это благодаря нашим решительным действиям за кулисами. Когда член бундестага Антье Фолльмер без осложнений прибывает в ГДР, то это мы занимаемся тем, чтобы открыть двери.
Такими акциями мы не хотим ни дестабилизировать Западную Германию, ни дезавуировать ведущих лиц. Конечно, мы не хотим также ликвидировать ГДР. Но сближение обоих немецких государств и дальнейшая разрядка напряженности между Западом и Востоком уже в нашем сознании.
ПИД и ППР
В начале 70‐х годов мой шеф Маркус Вольф поручает мне, руководителю отдела I, координировать оперативную работу Главного управления против ПИД и ППР. ПИД — так называется у всех секретных служб социалистических стран «политико-идеологическая диверсия», а ППР — это «политическая подрывная работа» противника. Эту часть нашей работы ведет центральная информационно-аналитическая группа министерства. Для Вольфа и меня выполнение этого поручения относится непосредственно к нашей работе. Аргументация очевидна. Противник сражается в «холодной войне» с применением идеологического и психологического оружия. Радио и телевидение Запада, а также увеличивающиеся личные контакты с приезжающими из ФРГ влияют на граждан ГДР. Мы должны вести разведывательную работу в учреждениях, определяющих политическую стратегию, направление и содержание влияния на Восток. Какие действия скрываются, например, с практической точки зрения, за провозглашенными Эгоном Баром перемена ми путем сближения? Министр иностранных дел Отто Винцер сходу заклеймил это как контрреволюцию в войлочных тапочках».
Разведка концентрируется на отдельных министерствах, которыми мы с давних пор занимаемся по оперативной линии — применительно к ПИД мы называем их «руководящие органы», на определенных ведомствах, подчиненных федеральной власти, на землях и партиях — их мы обозначаем как «исследовательские органы», на некоторых малочисленных избранных центрах, прежде всего в сфере средств массовой информации, — они зовутся у нас «исполняющие органы». БНД относится конечно, к ним, так как ее знание состояния общества в ГДР немало влияет на ПИД.
В начале 70‐х годов секретные службы социалистических стран приступают к более тесному сотрудничеству в этой области. Ответственными являются подразделения контрразведки. Они организуют конференции по ПИД, проводимые каждые четыре года. В январе 1974 года я лечу в Гавану, соответственно, четырьмя годами позже это будут Будапешт, Москва и Берлин. Обнаруживается, что МГБ занимается этой проблематикой в самом большом объеме, и это касается качества и количества охваченных объектов противника.
Советская, польская, чехословацкая, венгерская и болгарская стороны хвалят действия ГДР, но сами ограничиваются «Радио Свободная Европа» и «Радио Свобода», сборными страны, эмигрантскими организациями и секретными службами. К точке зрения ГДР ближе всех лишь Куба. Румынию все равно никогда не приглашают.
В середине 80‐х годов министр Мильке требует в связи с ПИД и ППР все больше информации из все большего числа учреждений. В начале 1985 года мы получаем от него распоряжение под названием «Борьба с вражескими точками и силами в оперативной зоне, работающими на подрыв ГДР и других социалистических стран (кроме империалистических секретных служб и криминальных банд по продаже людей)», разработанное центральной информационно-аналитической группой. В этом памфлете упомянуты 225 персон и учреждений.
Документ по своим требованиям так безбрежен, что мы не воспринимаем его особо всерьез. Наших оперативных сил просто не хватит, чтобы соответствовать ему. Да и исходный изложенных там соображений просто противоречит нашей практике. Не любое оппозиционное поведение, не любая высказанная критика, не любое негодование, не любой отказ управляются и организуются извне. Многое, что 80‐е годы происходит в ГДР, вне и внутри СЕПГ здесь же и взращено. Конечно, я не возражаю, не записываю свои сомнения, не ставлю это под вопрос. Все снова идет своим социалистическим путем. Мы отдаем команду наблюдать за новыми поименованными силами и реагируем только тогда, когда что-то происходит.
Как во многих других документах, здесь тоже проявляется особенность немецких бюрократов. Они исписывают бумагу, чтобы оправдать свое существование. Если авторы в чинах, то аккуратность прет еще педантичнее, чем где-либо. ЦАИГ — это непрерывное производство. Ни один начальник не может все это прочитать, едва ли кто-то и когда-то берет это еще раз в руки после отметки о получении. Этот документ ПИД тоже томится в моих папках с секретными документами, которые ежегодно проверяются на наличие. Для повседневного использования в работе содержание слишком сложное и тяжеловесное.
Но все безумие определений и формулировок не устраняет с пути растущее недовольство большой части населения ГДР. Многие люди жалуются на недостаточную демократию, постоянно увеличивающиеся ограничения по поездкам за границу, дефицит в снабжении и предложении товаров повседневного спроса, особенно продуктов первой необходимости, которые где-то кажутся привычными. Обнародуемые успехи в производстве и темпы роста явно противоречат фактически возрастающим ощутимым нехваткам. Двухклассовое общество, в котором одни имеют западногерманские марки, а другие только марки ГДР, способствует всеобщему разочарованию. Телевидение и радио ФРГ подкрепляют все это звоном литавр и барабанной дробью. Верно, что под одну лишь музыку никто не совершает государственных переворотов, но под нее легче маршировать.
И еще, если произойдет нечто непостижимое. Чуть не до смерти вымученный лозунг «Учиться у Советского Союза — значит учиться побеждать» вдруг получает впрыск адреналина и захватывает массы. И — тут происходит нечто невероятное — советский Генеральный секретарь становится выразителем надежд, запрещен один советский журнал, реформаторские мысли по Горбачеву становятся контрабандистскими. ПИД вдруг приходит с Востока.
Репрессивная реакция государства усиливает небольшое, но расколотое внутри движение за гражданские права. С каждым днем оно становится все сильнее. Питательную почву подготавливает политическая неспособность руководства ГДР, его бессилие в восприятии действительных взаимосвязей и его догматическая закоснелость.
Следуя политической задаче МГБ усиливает репрессивную деятельность. Не государственная идея, не повседневный политический опыт народа, не процветающая экономика должны сплачивать страну, а ее должен зажать в своих объятиях некий орган безопасности. Вероятно, — как в эти дни часто вслух выражается министр Мильке, — чтобы иметь кого-то, «кто бы выполнял грязную работу и кого можно привлечь к ответственности».
И вновь удар ПИДа. Политбюро настаивает на своей точке зрения, что все, что внутри страны направлено против политического строя, управляется извне. Судьбоносная ошибка.
Чем сильнее нарастает гражданское движение, чем больше влияние, прежде всего, евангелической церкви, тем спешнее партийно-государственное руководство формулирует задачу для Главного управления. Мы должны доказать, что за всем кроются правительства, партии, политические институты и организации, более того, разведслужбы стран — членов НАТО. Служба внешней разведки для отмывки закоснелых политиков. Это поручение невыполнимо. Жесткая критика, что мы выполняем его недостаточным образом.
Конечно, мы получаем сведения о действиях и контактах партий, политических и религиозных кругов и отдельных лиц, об их политическом влиянии и материальной поддержке оппозиционеров в ГДР. Но мы не можем доказать изготовление секретными службами стрел, которыми потом стреляет оппозиция Исключением является Райнер Эппельманн. Как и главный отдел II (контрразведка МГБ), мы отрабатываем доказательства того, что Эппельманн постоянно с 1980 года нелегально встречается с сотрудниками ЦРУ, работающими в посольстве США под дипломатическим прикрытием.