На передней линии обороны. Начальник внешней разведки ГДР вспоминает — страница 3 из 55

ращаться с мастерком и известью, с теркой и штукатурным раствором. Моего отца уважают в кругу его коллег. В скором времени его выбирают в члены производственного совета.

Моя цель достаточно ясна. Сначала я хотел стать подмастерьем, потом как-нибудь получить аттестат об окончании средней школы и потом поступить в ВУЗ. Я уже представляю себя строительным инженером или архитектором. Ремесло дается мне легко и доставляет радость. Через некоторое время подмастерья признают во мне своего товарища. У них я учусь, как выложить вертикально стену, как квалифицированно вывести угол и как чисто положить оконную перемычку из раствора. Настроение разлома в стране захватывает и меня. Война пережита, повсеместно я слышу клятву от родственников и знакомых, от коллег и друзей: «Лучше всю жизнь есть сухой хлеб, чем снова вступить в войну». КПГ делает из этой мысли удобный для себя лозунг: «Нет фашизму нет войне». Он задевает людей за живое, хотя для многих 8 мая 1945 года мир, в переносном смысле, рухнул. Без какого-либо ориентира они прежде всего обеспечивали свое ежедневное выживание. Все-таки необходимо сначала привести новый мир в порядок.

Мой интерес к политике взрастает. Я замечаю, что отец моей мамы социал-демократ, а семья моего отца — коммунисты. Эти различные направления присутствуют в виде разных вещей во многих семьях. В расположенных одна на другой деревнях здесь больше социал-демократов, а там — больше красных.

В нашей деревне на меня влияют коммунисты, которые знают моего отца. Когда он возвращается из военного плена, это влияние увеличивается. Деревенские жители избирают моего отца в первое представительство общины. Я присутствую при многих разговорах. 1 марта 1946 я становлюсь членом КПГ. Меня абсолютно устраивает, что КПГ и СПГ объединяются. И мой отец тоже.

10 апреля 1946 года я вступаю в только что образованный ССНМ. Будучи самым младшим в местной группе СЕПГ я должен создать группу ССНМ. Это мне быстро удается, так как в нашей маленькой деревне и в пограничной Пирнской местности мало что происходит. Молодые люди снова хотят предпринимать что-либо вместе, танцевать или просто вместе сидеть. Но у нас есть также и политические амбиции. 30 июня в Саксонии проводится референдум. Люди должны решить, должны ли быть экспроприированы большие заводы у национал-социалистов и военных преступников. Опросить людей в Саксонии имеет смысл так как они являются пробным камнем для всей Восточной зоны. 40 % промышленного потенциала Востока сконцентрировано здесь. Рассчитывают также на то, что об успехе лучше всего может позаботиться сильнейшая организация СЕПГ в оккупированной Советским Союзом зоне. В наших деревнях очень легко агитировать за это. Всем жутко надоела война, а богатые люди здесь не живут. Нет ни одного представителя молодежи между 14 и 18 годами, который бы нас не поддерживал, независимо от того, кто его родители, рабочие или крестьяне или занимаются промыслом. Мы мастерим транспаранты и рисуем плакаты. Когда 77,62 % избирателей Саксонии голосуют за экспроприацию, это и наш успех тоже. Когда открытые представления вновь разрешают, наша организация ССНМ ставит театральные постановки, строит кулисы и устраивает для жителей местечка «яркие вечера». С нашей программой мы странствуем по земле. На деньги с входных билетов мы покупаем материал, что смастерить игрушки и одежду для детей из бедствующих семей.

Каждую программу должен одобрить офицер культуры из советской комендатуры в Пирне. Он германист и разбирается в немецкой литературе, истории и искусстве лучше, чем я, неудавшийся абитуриент. Наши с ним разговоры для меня служат уроками.

Меня озадачивает, что он запрещает определенные вещи в программе. Когда мы хотим петь песню «Мысли свободны», он беспощадно это вычеркивает. Я слушаю долгий доклад о свободе и необходимости. Он заканчивает тем, что можно бы не делать и соответственно думать, что хотелось бы. До конца я это так и не понял и еще долго размышлял об этом. Появляются первые переводы советских книг. Они представляют собой сброшюрованные тома, которые переходят из рук в руки. Я читаю «Поднятую целину» Михаила Шолохова и «Мои университеты» Максима Горького. Меня сильно впечатляет Павел Корчагин, герой книги «Как закалялась сталь» Николая Островского. Я даже хочу походить на этого молодого коммуниста. Мы долго обсуждаем фильм Вольфганга Штаудте «Убийцы среди нас». Старшие, те, которые, как мой отец, были долго на войне, и мы, молодежь, которые видели ее лишь в народном штурме в качестве помощников зенитчиков, чувствуем себя задетыми. Вопреки всей культуре и политике у нас постоянно урчит в животе. Мы постоянно пребываем в поиске съестного и отапливаемого. Продуктовые карточки на предстоящую неделю очень быстро заканчиваются. Во время сбора урожая мы идем на поле и собираем колосья и картофель. Мы молем зерна, мама готовит из этого суп, картофелем мы делимся с 10 кроликами, которые когда-нибудь закончат свою жизнь на сковородке.

Брикетов и дров мы почти не получаем. В выходные дни мы собираем в лесах ягоды и грибы или выкорчевываем корневища. Обливаясь потом, мы выкапываем пни вместе с корнями из земли и перевозим громоздкие грузы в тележках домой. Там мы измельчаем их клинами, кувалдами и топором. Иногда отец приносит полный рюкзак древесных отходов со стройки, а однажды мы идем в близлежащий лес и тайно валим одно из государственных деревьев.

Если голод становится чересчур сильным, я добываю ночью колосья, картофель и свеют на полях, где еще не успели собрать урожай. Мои родители боятся. Отец думает о позоре, если бы кто-нибудь застал сына представителя общины за воровством. Наичестнейшая мама с ужасом смиряется, она все-таки хочет снова поставить на стол для ее мужчин на следующий день что-нибудь съедобное. Она тихо терпит.

Однажды моя честность снова подвергается вызову. У школьного забора в Пирне стоит шикарный легкий мотоцикл марки Ява. дин из расквартированных в школе солдат видит мои жадные взгляды и дарит мне его. Для него это «капут». Однако повозка новенькая и исправная. В переднем колесе не хватает нескольких спиц. Я разбираю мотоцикл дома и прячу его отдельные части на чердаке и в сарае.

Позже можно легализовать обладание приобретенных таким способом вещей, нужно их лишь зарегистрировать и оплатить. Так как я еще несовершеннолетний, за меня все улаживает мой отец. Машина стоит 250 марок Отец ездит на нем на работу, я гоняю на нем без водительских прав по полям и лесным дорогам.

По прошествии двух третей времени обучения осенью 1947‐го я овладеваю ремеслом и выполняю норму подмастерья.

Собственно говоря, этим я закончил свое обучение. Что еще мне здесь делать? Вдруг я узнаю, что при ВТУЗе в Дрездене открываются подготовительные курсы. Появляется возможность стать абитуриентом. Я непременно хочу попасть туда, но мой отец очень болен. У него рак желудка. После операции надежды на выздоровление нет. Что я должен делать? Мой отец уговаривает меня поступать. Он очень гордится, когда все удается. Отсутствие диплома о специальном образовании меня вообще не беспокоит.

Отец мужественно борется за жизнь. Моя мама и я ухаживаем за ним долгое время дома и скоро отчаиваемся от нашей беспомощности. Ежедневные уколы морфия снимают боль лишь на короткое время. С начала учебного года в октябре вечера я провожу дома, силы мы на исходе. 7 ноября 1947 года мой отец умирает.

По большому счету мы были вместе лишь 14 лет. Но все это время он был моим старшим другом, который помогал мне встать на ноги и направлял меня политически, особенно в 1946–1947 годах. Я уже достаточно взрослый и интенсивно забочусь о моем аттестате зрелости и о политической активности.

Меня беспокоит мама. Она, та, которая всю жизнь до сегодняшнего дня слишком много работала и слишком многого была лишена, потеряла еще и мужа. Всю свою силу и безграничную любовь она направляет на меня, чтобы сделать мой дальнейший путь легче, насколько это возможно.

От слушателя к студенту

Я снова сижу на школьной скамье. Неожиданно учеба доставляет мне удовольствие. У меня есть цель, а с нею и мотив. На подготовительных курсах обучаются прежде всего дети рабочих и крестьян. И хотя они выросли из нормального школьного возраста, здесь они могут достигнуть зрелости высшей школы. Поставленный перед выбором получить аттестат зрелости за один или за 2 учебных года, я выбираю двухгодичный курс обучения. Здесь я не отношусь к какому-либо классу, я оканчиваю курс. Мы также не являемся учениками, мы — слушатели. Каждый курс выбирает представителя по защите интересов. Выбор падает на меня. Я вступаюсь за права моих сокурсников по отношению к учителям и руководству. Так я часто беседую с руководителем нашего курса, г-жой доктором Вайнерт. До того, как прийти на подготовительные курсы, почти пятидесятилетняя, она на протяжении многих лет успешно преподавала в одной из средних школ для девочек в Дрездене. Она является членом либерально-демократической партии Германии.

Сначала мы должны привыкнуть друг к другу. Я состою в СЕПГ, она — член ЛДПГ. Будучи руководителем местной организации ССНМ, я привык высказывать свое мнение без промедления, опытный педагог считает, что необходима привычка для того, чтобы ученики так осознанно хотели повлиять на происходящее в школе. В математике я далеко не блещу, она же строгая, честолюбивая и добросовестная, не знает снисхождения в своем предмете.

На занятии она очень быстро обуздывает нас, сорвиголов, обнаруживает пробелы в знании предмета. Но она все-таки помогает нам запоминать их и признает наши притязания, если они оправданы. Упрямая требовательность и бескорыстная помощь создают смесь, которая мне все больше нравится.

От девочки, с которой я каждый день езжу из Пирны в Дрезден, я слышу только хорошее о моем руководителе курса. Изящную Бригитту с белокурыми волосами я знаю по организации ССНМ в Куннерсдорфе. Г-жа доктор Вайнерт учила ее математике в средней школе для девочек в Дрездене. Бригитта очень хвалит ее. Неудивительно, думаю я про себя, если любишь математику. Но, несмотря на не дающиеся мне интегральные и дифференциальные исчисления, Бригитта нравится мне все больше. Она почти день в день мне ровесница, но родом совсем из другой семьи. Она — единственная дочь в семье мещан из Дрездена. Ее отец был чиновником в саксонском Министерстве финансов, а во время войны казначеем в вермахте. 13 февраля 1945 года во время ночной бомбардировки квартира ее родителей в Дрездене-Нойштадте была разрушена. Она переехала со своей мамой к бабушке с дедушкой в Пирну. Ее отец вернулся в 1945‐го из военного плена и подвергся денацификации. Сейчас он — рабочий на печной фабрике. Бригитта покинула среднюю школу и пошла учиться на специалиста по сбыту и снабжению. Вскоре после моего знакомства с ее семьей в феврале 1949‐го от воспаления легких умирает ее отец. Ее мама меня сердечно принимает.