Празднованием 40‐летнего юбилея со дня основания ГДР руководство партии все еще хочет продемонстрировать стабильность и силу. Но оно боится контрдемонстраций. Носится слух, что готовится марш до Бранденбургских ворот, что планируется массовый прорыв через границу. Мы в Главном управлении узнаем от наших негласных сотрудников из Западного Берлина: сенат и союзники предписывают всем служебным инстанциям находиться в боевой готовности. К сожалению, мы не можем выяснить, кто же распространил пароль о прорыве через границу. Я убежден, что политические круги и тайные службы — не только немецкие — приложили к этому свои руки и запутали следы. Они ожидают, что созданный ими гордиев узел все-таки будет разрублен.
Никто в правительстве и в Министерстве безопасности не думает о применении огнестрельного оружия, чтобы предотвратить демонстрации, разве что при массовом прорыве через границу. Поэтому в день празднования во Дворце Республики не должно быть допущено любое скопление людей, ведь близко Бранденбургские ворота, срабатывает логика стоящей уже на протяжении 26 лет стены.
Меня одолевает разочарование. В качестве гостя на праздничном заседании я терпеливо выслушиваю речь Хонеккера во Дворце Республики. Скоро вместе со своей женой я покидаю вечерний прием. На демонстрацию ССНМ я не иду вообще. Это ни в коем случае не протест, это просто растерянность и беспомощность. Этой ночью никто не стреляет, однако бьют и арестовывают.
На следующее утро, в воскресенье очередное заседание у Мильке становится конспиративной встречей. В его кабинете сидят генералы из Министерства обороны и из Министерства внутренних дел. Из Министерства безопасности представлена только контрразведка, а меня, заместителя министра и начальника разведки, даже не пригласили. Между мной и Мильке нет никакой связи, я отрезан от всех решающих процессов в министерстве. Необычно в это утро лишь то, что в собрании принимают участие Эгон Кренц и руководитель отдела безопасности ЦК Вольфганг Хергер. Кренц зачитывает доклад о политическом положении, который он подготовил для следующего заседания Политбюро. Этим поступком Хонеккер фактически низложен. Присутствующие соглашаются.
Они верят, что отставкой Эриха Хонеккера и впоследствии Гюнтера Миттага, ответственного секретаря, и Йоахима Херманнса, секретаря пропаганды и агитации, решат проблему.
Новый закон о передвижениях призван приглушить недовольство населения. В этой области Главное управление разведки действительно компетентно. Однако и здесь обошлись без нас. Опубликование неприемлемого проекта 6 ноября не успокаивает, а, наоборот, подогревает еще больше и без того накаленную атмосферу. Ожесточенные протесты направлены не только против этого закона. Демонстранты хотят большего: «Стена должна быть уничтожена» и «СЕПГ должна быть ликвидирована». 4 ноября на Александерплатц в Берлине многие из миллиона собравшихся требуют немедленного проведения демократических реформ: устранения монополии власти СЕПГ, свободы выбора, ликвидации Министерства госбезопасности. Бывший руководитель ГУР, Маркус Вольф, выступает на этой демонстрации. Единственный из ораторов он защищает большинство сотрудников Министерства безопасности и призывает не обвинять их. Несмотря на «концерт» свистков и возгласы неодобрения, он хочет предотвратить превращение всех сотрудников министерства в мальчиков для битья. В то же время он признает свою ответственность, да и вину тоже, но и готовность содействовать обновлению. Мужественная, достойная позиция, которая по праву приносит ему уважение и признание не только со стороны сотрудников Министерства безопасности.
9 ноября 1989 года заседает ЦК. Политбюро выносит на обсуждение решение Совета Министров. Это инструкция о порядке исполнения закона ГДР о передвижениях. Вечером того же дня безразличный Гюнтер Шабовски обнародует на пресс-конференции, что все граждане ГДР могут «незамедлительно» и «безотлагательно» пересечь границу. Штурм начинается, стена падает. ГДР действительно на краю своего существования. Этот вечер я провожу дома. Министр Мильке даже не замечает, что меня нет на службе.
Выступление М.Вольфа на Александерплатц
Непосредственно после 10‐го заседания ЦК состоится заседание актива партийной организации Министерства безопасности принимает участие руководитель отдела по вопросам безопасности ЦК Вольфганг Xергер. Замминистра Руди Миттиг информирует о заседании ЦК, пытается оправдать деятельность Министерства безопасности. Это уничтожает критику в его адрес и в адрес его деятельности. Некоторые позволяют себе высказать свое мнение относительно ушедшего в отставку руководства партии. Нечто новое и совсем непривычное для этого круга. Я указываю на то, что большой объем информации, который был отправлен членам Политбюро, остался незамеченным и исчез в архивах или был уничтожен как недостоверный. Когда мы, к примеру, своевременно обратили внимание на уменьшающееся влияние Движения в защиту мира в западных странах, ответственный за это член политбюро Херман Аксен выслал нам этот документ назад со следующим комментарием: «Что за чушь». Он не принял к сведению нашу информацию, потому что ему не понравилось содержание. Эта оторванность от действительности, я считаю, просматривается также и в восприятии мира руководством партии и государства. Всей оппозицией в ГДР управляют из-за границы. Слишком долго мы передавали информацию, которая обосновывает этот тезис. Поэтому мы в Главке решили больше этого не делать. Однако аплодисментов за свой вклад я не получаю.
Порицание Мильке
13 ноября 1989 года, как и многие граждане ГДР, сижу перед телевизором. Телевидение ГДР транслирует 11‐е заседание Народной Палаты ГДР. Важное и гротескное, жизненно необходимое и второстепенное, серьезное и смешное обсуждают собравшиеся в час вопросов и ответов.
Президент Народной Палаты Малеуда благодарит присутствующего доктора Герхарда Шредера за ответ на вопрос, касающийся цен на яйца, выясняет, что есть еще 20 заявок на выступление и передает слово министру Мильке. Внезапно я пробуждаюсь. Что же он скажет? Уже более 30‐ти лет Эрих Мильке член парламента. Сегодня он впервые выступает перед этой публикой. Парадокс: служебные обязанности министра он еще выполняет — правительство ушло в отставку уже 7 ноября и партийных функций у него уже нет, 8 ноября ушло в отставку Политбюро СЕПГ, это, должно быть, последнее выступление восьмидесятидвухлетнего министра перед общественностью. Я жду, что он станет заступаться за своих коллег и спасет в интересах министерства все, что можно спасти. Спустя некоторое время я слышу первое предложение. Намечается катастрофа. В этой напряженной ситуации, когда на улицах из громкоговорителей раздается «Штази — на производство», он говорит: «И мы поставляем выдающуюся информацию, которая так увеличила развитие, достигшее таких масштабов, которые мы видим сегодня не только касательно ГДР, а также социалистического лагеря». Меня бросает в жар после предложения: «Но я все-таки люблю всех людей». Министра открыто высмеивают.
На следующий день в Министерстве безопасности и Главном управлении разведки обод далась одна-единственная тема. Многие сотрудники видели в новостях, по меньшей мере сокращенную версию позорного выступления их министра, другие слышали об этом. Реакция была разной: от растерянной до саркастичной и циничной. Мы собираемся у руководства Главного управления разведки с секретарем нашей партийной организации Отто Ледерма ном и составляем проект резолюции. Это необычный ход. Мы, генералы и сотрудники Главного управления разведки, письменно отказываемся от нашего, пусть даже еще действующего, министра. Гнев, а также известная доля беспомощности, подталкивают нас. Мы извиняемся за выступление нашего министра и адресуем написанное президенту Народной Палаты Гюнтеру Малеуда.
В тот же день меня вызвали по внутренней связи на совещание. Эрих Мильке хочет рассказать ведущим сотрудникам Министерства безопасности о внеочередном заседании Народной Палаты. Что он хочет нам поведать?
Резолюцию я беру с собой полный решимости сказать Мильке, что Главное управление разведки не может подписаться под его словами и его выступлением вообще. По дороге я встречаю первого секретаря районного комитета СЕПГ Хорста Фельдбера. У него тоже есть определенное мнение по этому поводу. Мы вместе читаем написанное ранее. Очень быстро мы сходимся в том, чтобы представить текст Главному управлению разведки. Мы вместе направляемся в секретариат, регистрируемся и оказываемся в кабинете Мильке с большим конференц-столом и двумя рядами кресел.
Министр сидит за своим рабочим столом. Мы стоя докладываем о цели нашего визита и критикуем его выступление в Народной Палате. Я готов к приступу ярости с его стороны. Однако он остается спокойным. Он выслушивает все, не перебивая. Потом он говорит, что он нас не понимает, что все сказанное им, да и само выступление, было правильным. Единственная ошибка, о которой стоит упомянуть, по его словам, это то, что он не достал из папки листок, дабы иметь перед глазами краткий конспект подготовленной заранее речи. Таким образом, он, возможно, забыл сказать что-то, хотя, по большому счету, он все-таки выбрал правильные слова и не упустил ничего важного. У нас в ушах все еще звучит предложение, которым он взывал к собравшимся: «Я нисколько не боюсь отвечать вам, не имея плана своей речи. Я не подготовил заранее никакого реферата». Этим своим заявлением он нас совсем «убил». Я говорю ему еще раз, что в этой напряженной ситуации он сослужил плохую службу министерству и всем его сотрудникам. Так же спокойно, как и прежде, он принимает это к сведению.
Мы молчим. Затем Фельбер и я идем в кабинет, где должно состояться совещание, там уже сидят другие заместители министра и руководители важнейших отделов. По истечении короткого времени приходит Мильке. Он еще раз дает объяснения по поводу своего выступления, пытается оправдать его, выражает абсолютное непонимание нашего недовольства, однако не противится тому, что мы остаемся при своем. Это очень необычно.