В первый раз я встречаюсь с редактором «Шпигеля» Акселем Емке в ресторане «Пекин на Лейпцигской улице в присутствии Коха. Емке гарантирует мне, что опубликует текст, авторизованной мною. От этого мне немного легче.
Изрядно волнуясь, я сижу пару дней спустя в берлинском «Гранд Отеле» на Фридрихштрассе напротив двух журналистов. Позади во времени волнения и беспорядки осени 1989‐го и первого полугодия 90‐го. Штази-истерия в стране, прежде всего подогреваемая средствами массовой информации, включая «Шпигель», не прошла для меня бесследно. Ситуация достаточно щекотливая, я больше не совсем уверен в своей независимости, как раньше. Редакторы Ули Фоерстер и Аксель Ешке выполняют свою ежедневную работу, а для меня интервью — премьера. Я терпеливо выношу 3 часа, людям из «Шпигеля» я не всегда отвечаю глубоко и подробно. Но этого они и не ожидают, так как пытаются облегчить мое интервью. Им очевидно достаточно уже того, что в их издании будет первое публичное выступление начальника разведки ГДР.
То, что потом 3.09.1990 г. появляется в гамбургском журнале, точно соответствует моему предположению. Кох позже утверждает в своей книге «Вражеские братья», что для меня главным был пятизначный гонорар. Несмотря на то, что нечистоплотный посредник наверняка прикарманивает не меньше, мне позже очень понадобится 10 000 марок для оплаты адвокатов. Своим первым интервью я доволен.
Прогулка с Ферчем
Кох снова возникает «чисто случайно». Встречает сотрудников Федеральной службы разведки (БНД). Они якобы попросили его организовать разговор со мной в Западном Берлине. Их имена мне не о чем не говорят. Итак, я отклоняю не только Западный Берлин как место встречи, но и партнеров. Я все еще гражданин ГДР. Если я поеду в Западный Берлин, они могут меня арестовать не мешкая. Кроме того, я бывший шеф Главного управления разведки и не буду встречаться с младшим по званию сотрудником БНД. Итак, я поручаю Коху сообщить, что либо на встречу приходит руководящий представитель БНД в Восточный Берлин., либо встречи не будет. Встреча будет и без того бессмысленной, если в БНД ожидают, что я назову имена и обстоятельства.
Есть еще и другая сторона. Ханс-Георг Вин, президент, вряд ли появится в столице ГДР. Вице-президента Пауля Мюнстерманна, который в 1967 году поменял федеральную почту на БНД, они тоже не пошлют. Пуфф-Пауле, как они зовут его в БНД, и друзья и враги считают не достаточно компетентным для любого секретно го дела. Когда о себе заявляет Фолькер Ферм, я доволен. Он является руководителем отдела оперативной доставки и считается 3‐м человеком в БНД. Он совсем другого калибра и принадлежит к постоянному составу в Пуллахе. 30 августа мы хотим пойти на прогулку в Тирпарк. Я очень хорошо знаю эту местность. В 50‐е годы я жил в Альтфридрихсфельде и гулял часто со своими детьми и женой в Тирпарке. С Ферчем я пройдусь по привычному маршруту. В этом случае мы будем гулять приблизительно 1,5 часа. Этого должно хватить. По привычке я готовлюсь к встрече. Я говорю с Гарри Шюттом, бывшим руководителем отдела IX Главного управления (внешняя контрразведка). Он знает БНД и биографию Ферча назубок. Только он и моя жена знают о моих планах на вечер этого летнего дня.
Перешедшим в плоть и кровь правилам конспиративной работы я придерживаюсь также и в этот день. За полчаса до условного времени я паркую свою красную «Ладу» перед крупнопанельной высоткой напротив Тирпарка на другой стороне четырехполосной магистрали город. Я перехожу по подземному переходу к главному входу рядом с медвежатником и покупаю два входных билета. За мной, очевидно, не следят. Ровно в 12 часов два черных лимузина решительно выезжают на тротуар и останавливаются перед входом. Здесь они чувствуют себя как дома. Я стою под большим деревом, Ферч подходит ко мне. Как всегда, когда я с кем ни будь встречаюсь, я задаю себе вопрос: «Ну и как он тебе?» У нас похожие телосложения и наши глаза встречаются на одном уровне, когда мы подаем друг другу руки.
Ферч на 6 лет младше меня. Нам обоим было 23, когда мы стали служить в секретных службах. Он начинал у Райнхарда Гелена, бывшего бригадного генерала, руководителя управления Иностранные армии Востока». Я регистрируюсь у Маркуса Вольфа, молодого коммуниста, который после победы над фашистской Германии вернулся из Московской ссылки. Ферч отвечает за сбор информации на Востоке в БНД ФРГ, я пенсионер и представляю несуществующее больше Главное управление разведки, ликвидированного Министерства безопасности еще существующей ГДР — билеты для Тирпарка я оплачиваю уже западными деньгами.
Мы направляемся ко входу в Тирпарк. Я протягиваю два входных билета в окошко, госпожа за ним разрывает их и возвращает. Два престарелых господина идут гулять в Тирпарк. Небо серое, настроение в парке печальное, мы встречаем мало людей. Мы оба чувствуем себя не совсем уютно. Ферч спрашивает, охраняют ли меня. Я отвечаю ему, что Главное управление распущено, и я пришел на эту встречу один.
О себе он такого сказать не может. Много людей находится вблизи для его охраны.
Ферч осторожен, не рубит сплеча. Это меня не удивляет, так как мы хотим на этой встрече сначала узнать друг друга. Конкретное мы хотим прояснить на дальнейших встречах. Я рассказал ему, что будучи молодым сотрудником внешнеполитической разведки при строительстве Тирпарка нес ночами караул. Это веселит его.
Я: «Возможно, мы должны были встретиться раньше».
Он: «Политика, скорее всего этого бы не позволила».
Со своей стороны он упоминает о дискутируемой в это время амнистии для бывших сотрудников разведки и осведомляется, работал ли я также ведущим офицером. Когда я подтверждаю это, он говорит: «Нехорошо — ответственные в ФРГ все больше и больше склоняются к тому, чтобы преследовать в уголовно правовом порядке ведущих офицеров». Он считает это бессмыслицей. «Я ходатайствую за амнистию», — уверяет он, — «Но кто же должен ее добиться?». Хорошо знать, думаю я, что по меньшей мере Ферч не верит в бред о добрых и злых шпионах.
Тем временем мы стоим возле ущелья бурого медведя. Бросается в глаза, что не хватает металлической вывески, на которой стояло, что сотрудники Министерства безопасности подарили это сооружение Тирпарку. Она исчезла Я снова быстро концентрируюсь на моем спутнике. Я гарантирую ему: разведывательная работа Главного управления окончена, контакты с разведчиками прекращены, передача источников другим секретным службам не происходит, оперативную информацию я не выдам. Ферч молча принимает это к сведению.
В двух независимо друг от друга высказанных предложениях я пытаюсь найти связь. Ферч говорит: «Пришло время говорить о совместной работе». Позже он устанавливает, что БНД заметила возросшую активность ЦРУ в ФРГ. Последнее будет больше занимать его службу в будущем, чем деятельность бывшего КГБ. Что касается общения с американцами, я немного ему рассказываю об инициативах и попытках вербовки ЦРУ резидентов в ГДР.
При слове попытка вербовки мы немного беседуем о старых временах. Мы обоюдно пытались завербовать штатных сотрудников. Что касается случаев, ставших известными, мы заверяем себя: много пытались, мало удалось. Я немного преувеличиваю, так как Ферч еще не знает наших разведчиков в БНД. Альфред Шпулер и доктор Габриэле Гаст исключены, но еще не демаскированы. По понятным причинам он хочет знать, кто обрабатывал в Министерстве безопасности работу БНД против сотрудников Главного управления. Очевидно, он не хотел бы, чтобы длинный список крахов и неудач попал в одни руки. Я говорю ему, что это делала наша рабочая группа безопасности. И в очень редких случаях контрразведка. Но, добавляю я к сказанному, дела, которые мы сделали на завербованных сотрудников БНД, также никуда не попали. Его очень успокаивает, что эти акты, как и все другие, прошли бумагорезательную машину.
Наша прогулка по парку заканчивается ровно через 90 минут. Ферч приглашает меня для дальнейшего разговора в конце сентября в Мюнхен и дает мне номер телефона. Я не спешу соглашаться, но обещаю, что позвоню. Конечно же, я хочу поговорить с ним еще раз. Может быть, я могу по крайней мере убедить руководство БНД поддержать амнистию. Но иллюзий у меня нет, так как Фолькер Ферч намекнул, что БНД мало что могло бы сделать против политики.
Когда мы прощаемся, вдруг вспыхивает вспышка фотоаппарата. Откуда объявился фотограф? Ферч его очевидно не заказывал, он вздрогнул и попытался отвернуться. Но это и не человек из мира прессы, в последующем в одной из газет не появляется фото. Кто же собирает здесь доказательства?
До дальнейшей встречи дело не доходит. Генеральный прокурор оказывается быстрее, 17 сентября 1990‐го он издает приказ о моем аресте.
В различных газетах я читаю затем много бреда о встрече. «Танго» пишет, что я якобы получил от Ферча 200 000 немецких марок. Мое опровержение «Танго» тоже печатает. И Кох, который затевал эту встречу тоже, но не узнал от меня о ее содержании, сочиняет в своей книге «Вражеские братья» о встрече 30 августа 1990 года. Правильные лишь дата и место встречи. Я приехал на метро, люди БНД на собственных машинах, меня охраняли 40 человек из разведки, затем один из бывших майоров Главного управления меня на бегу сфотографировал, и я якобы предложил наследство разведки, если БНД возьмет часть руководящих офицеров.
Агенты приходят
Мой разговор с Фолькером Ферчем становится длинной тенью. Летом 1997 года перед дверью моей квартиры по Гревесмюленерштрассе, 18 неожиданно появляются 2 сотрудника БНД: г-жа Вагнер и г-н Дитц и хотят со мной пообщаться. Мы идем в мой маленький кабинет, собственно детскую комнату в 3‐х комнатной квартире. Я должен помочь им демаскировать шпиона, которого они предполагают непосредственно в руководстве БНД. «Мы располагаем достаточно доказательной информацией из Москвы». Человек, которого это касается, раньше работал на Главное управление и был потом принят на связь русскими, во всяком случае, долгое время ведомый ими.