Ага, думаю я, его ты должен бы знать. Все же ни одного еще раскрытого источника в Пуллахе нет, ни одного из разведчиков мы не передавали в Москву. Я подозреваю, что БНД попалось на активные мероприятия русской разведки. Я припоминаю, что в начале 90‐х годов генерал Юрий Дроздов, тогдашний руководитель нелегальной линии советской разведки, распространил что-то подобное в общественности. Итак, кто же подогревает снова старые истории и почему?
Я догадываюсь, кого взяло на заметку БНД и спрашиваю моих гостей об отделе, к которой они относятся. Я так и думал, они работают в 5‐м отделе. А руководитель отдела безопасности Фолькер Ферч. Они напали на след своего собственного начальника! В БНД все резво продолжается и без вмешательства Главного управления разведки. Конечно же, я не высказываю своих мыслей, но мой интерес разбужен.
Когда эти двое приглашают меня и мою жену покушать, мы сразу же соглашаемся. Г-жа Вагнер и г-н Дитц из БНД хотят знать больше. Мы встречаемся 22 августа 1997 года в ресторане «Рейнхард’с» в берлинской Николайфиртель. Еще до того, как нам подают еду, я спрашиваю их прямо, что они хотят от меня узнать. Сегодняшняя русская разведка стояла бы для них на первом месте в списке обрабатываемых служб. Затем следует вопрос: готовы ли вы нам помочь?
Несмотря на то, что я ничего не знаю, я становлюсь принципиальным: «Помогать БНД означает служить ФРГ. И какие же мотивы должны быть у меня после того, как нас, бывших сотрудников Главного управления и наших разведчиков, преследуют, делают изгоями общества и ограничивают социально, чтобы служить этому государству? До сего момента оно всегда только что-то брало от нас и никогда ничего не давало!»
Оба под впечатлением. Только потому, что я еще не хочу заканчивать разговор, я становлюсь любезнее. «Поведение в то время ответственного советской разведки меня сильно разачаровало. От них я больше не получаю никакой информации. Вы действительно думаете, что бывшие партнеры из Москвы рассказывают мне, где и как они действуют в БНД?» Ну хорошо, моя жена и я наслаждаемся едой, и соглашаемся встретиться с людьми из БНД еще раз в сентябре, когда мы будем проводить несколько дней в баварском Бад Бирнбах.
К оговоренному сроку за столом появляется руководитель сектора обоих. В манере держаться, языке и жестах он — настоящий военный, думаю я. И он это уже подтверждает. Раньше он служил в бундесвере. Он тоже сожалеет, что бывшие сотрудники Главного управления разведки не получили ни единого шанса в БНД. Он резко добавляет: «После 1945‐го мы разделались с коричневыми, значит справимся и с красными после 1990‐го». У меня начинается легкая изжога. Несмотря на это, я начинаю принципиальную дискуссию с этим фактом.
В остальном: та же гема, похожие вопросы. Что все это значит? Затем нахальный руководитель сектора спрашивает, хотел бы я еще раз встретиться с господином Ферчем. Это меня воодушевляет, и я соглашаюсь. Они действительно подозревают своего шефа или хотят выработать доказательства: когда я с ним буду говорить? Все это меня значительно забавляет. Таким наивным не может быть никто.
Ни г-жа Дитц и г-н Вагнер, ни руководитель сектора не связываются со мной, чтобы договориться о времени предложенного разговора или чтобы отменить его. В высшей степени непрофессионально. Месяцы спустя я читаю в газетах первые заметки о шпионе в БНД Юрий Дроздов сообщает в своих мемуарах «Нужная работа», что уже в 1972 году в БНД был завербован некто «Д-104 Скорпион». Возбуждение велико. Президент БНД Ханс-Йорг Гайгер освободил от исполняемых обязанностей первого директора в БНД Ферча, который будучи начальником отдела безопасность/контрразведка должен «охотиться» на двойных агентов. Федеральная прокуратура начинает предварительное расследование и распоряжается обследовать сейф подозреваемого с чрезвычайно актуальным материалом. Через 9 месяцев воздух снова чист и Ферч возвращается в свои служебные помещения.
Подозрения не оправдывают себя, сообщает руководство БНД всем сотрудникам в циркулярном письме. Дискуссии прекращаются, президент Гайгер все-таки отправляет старейшего чиновника службы на пенсию. Ведомство Федерального канцлера в конце концов назначает 63‐летнего человека руководителем закрытой школы БНД.
Этой акцией БНД опозорилась донельзя, два сотрудника БНД, г-жа Вагнер и г-н Дитц, которые снова посещают меня в Берлине в ноябре, считают так же как и я. Они извиняются за надменное поведение их между тем переведенного руководителя сектора и просят о дальнейших разговорах.
Но выходит все совсем по-другому. От одного старого друга я узнаю, что г-н Лангер из БНД попросил его организовать разговор со мной. Тема: Фолькер Ферч. Я, наверное не расслышал. Мужчина не только больше не на службе, но и уже давно открыто реабилитирован. Кто закручивает дальше болт, резьба на котором уже стерлась, и зачем? Я передаю через своего друга г-ну Лангеру, что если он от меня что-то хочет, он должен бы сам напрямую связываться со мной. Ничего не происходит. В конце января 1999 года мне снова звонит г-н Дитц. С меня уже окончательно хватит. Я отклоняю любой дальнейший контакт и обосновываю это следующим.
Наряду с непрофессиональной работой Лангера для меня существует еще и политическая причина. Координатор секретных служб в ведомстве Федерального канцлера Эрнст Урлау только недавно объявил, что об одинаковом обращении со шпионами Востока и Запада не может быть и речи. «Пока наши разведчики не будут реабилитированы, — говорю я, — совместной работы со службами ФРГ не будет».
При этом я немного думаю о г-же Вагнер и г-не Дитц, которые не несимпатичны моей жене и мне. Они вели себя вежливо, корректно, по-деловому, профессионально и закрыто, т. е. так как подобает. Встречи и договоренности они соблюдали в точности. Их порядочная позиция по отношению к бывшим сотрудникам Главного управления разведки казалась ненаигранной, как и их сожаление, что политика ФРГ после 1990 года действует лишь конфронтативно по отношению к бывшему Главку. В этом они видели причину того, что большинство принадлежавших к разведке, с которыми они искали встречи, отвергали всякий контакт. Я принимал это с удовлетворением к сведению.
Чтобы не потерять: Дитц и Вагнер действуют по вывеской «Бюро по услугам и консультациям» в Мюнхене.
В конце февраля 1999 года чиновник БНД Лангер снова звонит моему другу. Он передает мне приветы от своего президента Августа Ханнинга и просит о встрече. Чего он хочет? В мае мы встречаемся в квартире моего друга. Господин Лангер приводит с собой г-на Бокхольца. Оба работают в отделе безопасности БНД. Начинает Бокхольц, очевидно старший по рангу. Он дает понять, что уважаем и влиятелен не только в БНД. Оба агента радуются встрече, так как до этого я не только не говорил, но и не давал никакой информации. Все-таки после переворота прошло 10 лет, многое изменилось, также и в БНД под руководством нового президента Августа Ханнинга. Бывшие сотрудники разведки были интегрированы все же только в ФРГ и имели такие же права и обязанности как и все граждане. БНД с самого начала считала неправильным то, как политика обошлась с сотрудниками разведки ГДР. Этим были напрасно потрачены шансы. Только в политике думают иначе.
Я вижу это иначе. Я так понимаю свои гражданские обязанности: я вижу себя обязанным, будучи гражданином ФРГ, не вредить этому государству, но необязанным ему помогать. Я не состою в распоряжении БНД.
Оба чиновника согласны, что неправильно преследовать разведчиков в уголовном порядке. Они считают, что проблемы с разведчиками можно было бы решать лучше, если бы БНД была приобщена с самого начала. Оперативный баланс Главного управления разведки несомненно хорош, и его сотрудники работали явно профессионально. Их вывод — это ошибка, не использовать эту силу.
Я спрашиваю: «С какой целью Вы хотите использовать эту силу?». Они сразу же называют русскую разведку. Они хотят предотвратить опасность для БНД. Нападки секретных служб на другие учреждения в политике, промышленности, экономике и в обороне их не интересуют. Немного раздраженный я спрашиваю их: «Вы действительно верите, что бывший разведчик ГДР сегодня еще в состоянии узнать служебные тайны русской разведки? Когда-то очень тесные связи уже давно больше не существуют. Кроме того, вряд ли кто-то еще служит из старых знакомых». Люди БНД быстро идут на уступки. Даже просто знания русского менталитета были бы преимуществом, но у сотрудников БНД оно отсутствует.
Почти произнесенная просьба уговориться о новом разговоре дает понять: они еще не назвали свою настоящую цель. Если бы я по меньшей мере был готов отвечать на отдельные вопросы. Я теряю всякое желание и категорично и ясно говорю «нет». В завершение они просят о еще одной встрече осенью. Скоро они снова объявятся у моего друга. Но я окончательно отказываюсь все же не только по причине здоровья.
Я остаюсь здесь
В последние недели перед вступлением ГДР в ФРГ на нас растет давление выдать источники. Положения закона об одинаковом обращении с бывшими шпионами на Востоке и Западе больше никто не ждет.
Ответственные за это члены последнего Правительства ГДР Министр-президент де Мезьер, его заместитель и Министр внутренних дел доктор Дистель и проводивший переговоры Госсекретарь доктор Гюнтер Краузе едва ли еще интересуются нашим вопросом. Лишь они могли бы сказать, может это уже заранее обговоренная тайная игра?
СМИ почти едины в мнении, что разведчики, как и штатные сотрудники Главного управления разведки, должны быть преследуемы в уголовно-правовом порядке. Хотя называют только Маркуса Вольфа, я не верю, что суды оставят меня в покое. Без иллюзий я спрашиваю себя: должен ли я остаться здесь и нести ответственность или скрыться за границей?
Я работал в службе разведки, главном управлении Министерства безопасности ГДР, законном учреждении самостоятельного признанного содружеством народов государства 38 лет. В эти годы я выполнял исключительно задания разведслужбы. Я не совершал преступлений против человечества или каких-либо других наказуемых поступков. На моих руках и на руках моих сослуживцев и разведчиков крови нет Моя деятельность соответствовала Конституции и законам ГДР и также действующим международным обязательствам в рамках Варшавского Договора. Будучи офицером, я присягал конституции и законам моего государства. Я действовал как сознательно занимающийся политикой человек, чтобы обеспечить мир во время «холодной войны».