Доктор Мюллер посмотрел на меня с таким непониманием, как будто бы я говорил с ним по-русски. Он упрекнул меня в том, что я защищаю людей, которые работали на нас из низких побуждений, часто из-за материальных соображений. Конечно, если это было необходимо, мы выплачивали за хорошую информацию большие суммы денег. Какая секретная служба этого не делала? Предложения БНД нашим сотрудникам тоже не были бескорыстными. Однако было заблуждением считать, что все можно получить за деньги. Многие лучшие и наиболее эффективные источники работали с нами прежде всего из политических соображений. Только этим можно было объяснить многолетнюю дружбу, возникавшую между руководящими офицерами и разведчиками. И именно поэтому, будучи последним руководителем разведки, я чувствую ответственность не только перед моими бывшими официальными, но и неофициальными сотрудниками. Невзирая на то, что сотрудники Главного управления несли службу в военной организации суверенного государства, они были связаны клятвой, подчинялись приказам и конституции, обеспечив себе тем самым свободу от уголовного преследования.
«Как бывший командующий — сказал я доктору Мюллеру в завершение, — я не буду спасать себя за счет или во вред моим бывшим подчиненным».
Мы попрощались холодно и кратко.
После этого разговора я обсудил с доктором Видермайером наши дальнейшие действия. Я записал главные моменты: в тот момент нельзя было ждать амнистии, поэтому вести себя так же, как раньше; не принимать никаких предложений деятельного раскаяния (статья 153е) или каких-либо других временных решений, дойти до конституционного суда. «Здесь стою я, я не могу по-другому». Доктор Видермайер, подмигнув, процитировал Мартина Лютера.
Обвинение
Генеральный прокурор работал в усиленном режиме. 10 июня 1991 года он выдвинул обвинение против меня, моего заместителя Ральф Петера Дево, руководителя отдела и группы де-шифровщиков Главного управления разведки Бернда Фишера, а также против его заместителя Бернхарда Шорма и руководителя отдела Зигфрида Керна в соответствии со статьей 99 УК «О секретной агентурной деятельности».
В случае Дево и Шорма — с отягчающими обстоятельствами; меня и Шторма обвинили также в измене родине (статья 94 УК) и получении взяток (статья 334 УК). Генеральный прокурор требовал отменить решение об условном освобождении Гроссманна и выполнив приказ об аресте, заключить под стражу Дево и Шорма и начать судебное производство. Обвинительный документ состоял из 195 страниц и 65 страниц отводилось для примечаний с результатами расследования.
Генеральный прокурор хотел провести показательный процесс, который бы выявил «преступления» на соответствующем руководящем уровне. Поэтому представитель каждого руководящего звена в иерархии Главного управления предстал перед судом: от начальника отдела до шефа разведки. Вся служба должна была быть признана юридически незаконной. Если этого удастся добиться, то будет открыт путь для того, чтобы подвергнуть наказанию любого оперативного руководителя. Они поэтому и отыскали Бернда Фишера, так как он возглавлял первый отдел. Этот отдел работал с Правительством ФРГ. Кроме того: из-за предательства Ройча весной 1990 года у них было больше данных об этом отделе, чем об остальных.
«Состряпанное» на скорую руку обвинение было полно ошибочных толкований, оценок и, кроме того, было чрезвычайно отрывочным. При всей серьезности положения его чтение оказывалось весьма веселым занятием. В восьмидесятые годы мы знали о внутренних делах федеральной разведывательной службы и федеральном правительстве больше, чем обвинение 1991 года о нас. При этом на тот момент Главное управление не существовало уже полтора года.
Может быть, сотрудники федеральной прокуратуры догадывались об этом. То, что они большей частью узнали от предателей, должно было теперь хватить для составления обвинения в тяжких преступлениях вплоть до измены родине! Какой гротеск!
10 июля 1991 года мой адвокат доктор Видермайер отреагировал на всю эту писанину подав заявление в Верховный суд Берлина: «в соответствии со статьей 100 § 1 положением 1 приостановить судопроизводство по делу и истребовать решения Федерального Конституционного суда о конституционности предписания ст.315 § 4 ВЗУК[4], в редакции Приложения № 1 к договору об объединении от 31.08.1990 ФВЗ[5] II стр. 889), применительно к таким преступлениям, как измена родине и угроза внешней безопасности (ст. 93—100а УК).
Он утверждал: «Предписание ст.315 § 4 ВЗУК нарушает — применительно к таким преступлениям, как измена родине и угроза внешней безопасности (ст. 93—100а УК), — запрет на об ратное действие ст. 103 § 2 и противоречит конституции».
В своем заявлении от 24 октября 1990 года он еще раз указал на отмену приказа об аресте. Уголовное преследование обвиняемого нарушает положение о равенстве всех перед законом ст. 3 § 1 конституции и международно-правовой запрет на осуществление наказания, следующий из статьи 31 Гаагского положения о военных территориях.
Не в последнюю очередь он ссылался на решение судьи Верховного суда ФРГ от 31 января 1991 года.
Аргументу, что 31 статья Гаагского положения о военных территориях является особым военно-правовым постановлением и не может применяться при рассмотрении мирного случая Видмайер противопоставил так называемое правило приоритета. Он писал: «Если бы объединение Германии — при худшем варианте развития событий осуществлялось военными средствами, то граждане ГДР, работавшие в службе внешней разведки ГДР, в соответствии с нормами международного права, были бы свободны от уголовного преследования. Трудно представить, что после мирного объединения, проникнутого духом свободы, равенства и братства, можно прийти к иным результатам».
Вердикт
22 июля 1991 года первая коллегия по уголовным делам Верховного суда Берлина единогласно постановила: «Приостановить судопроизводство по данному делу. Направить в Федеральный Конституционный суд обращение для разрешения следующих правовых вопросов:
1. Нарушает ли ст. 315 § 4 УК в редакции Договора об объединении статью 3 § 1 конституции, которая оставляет в силе уголовное преследование тех лиц, которые занимались секретной агентурной деятельностью и могли в этой связи совершить измену родине или получить взятки, а также действия которых распространялись из бывшей ГДР и к моменту, когда 3 октября 1990 года Договор об объединении Германии вступил в силу, все их жизненные ресурсы находились на территории бывшей ГДР?
2. Может ли быть применено к категории лиц, указанных в п.1, общее для военного времени правило международного права статьи 31 Гаагского положения о военных территориях, в соответствии с которым возвратившийся к своим войскам шпион не должен нести ответственность за ранее совершенный шпионаж?»
Первая коллегия по уголовным делам отклонила заявление федерального генпрокурора в котором содержалось предложение об отмене условного наказания г-на Гроссманна и приведении в действие приказа об аресте, а также о подготовке соответствующего приказа об аресте Дево и Шорма со следующим обоснованием:
«Коллегия считает уголовное преследование обвиняемых в действиях, указанных в заявлении, несовместимым с основным положением конституции о равенстве всех перед законом (ст.3 § 1 конституции) и намерена отклонить ходатайство об аресте, отменить приказ об аресте и решение об условном освобождении Гроссманна и отказать в открытии судопроизводства по этому делу».
Интересно и важно для нашего чувства собственного достоинства:
«Ни один из обвиняемых не был готов раскрыть какую-либо информацию о сотрудниках. источниках и других лицах, вовлеченных в деятельность Главного управлении разведки».
И наконец Верховный суд сформулировал противоположное генеральной прокуратуре понимание аргументации:
«Не уголовно наказуемые действия обвиняемых. а ставшее возможным из-за присоединения ГДР уголовное преследование не соответствует, по мнению коллегии, статье 3 § 1 конституции…
Упразднение Конституции ГДР (УК ГДР) и вступление в силу УК Федеративной Республики Германии на присоединенных территориях привело к тому, что разведывательная деятельность против Федеративной Республики Германия оказалась уголовно наказуемой; а сотрудники и агенты службы разведки Федеративной Республики Германии остались безнаказанными. Уже только этот факт свидетельствует о нарушении принципа равноправия согласно статье 3 § 1 конституции…
«Наступательный» или «оборонительный» характер осуществляемой шпионской деятельности не может быть оценен с правовой точки зрения. Критерием могут служить только содержание и смысл разведывательных действий. Принимая во внимание эти обстоятельства, обвиняемые согласно результатам расследования не занимались деятельностью, отличной от той, что практикуют прочие секретные службы…
Уголовное преследование обвиняемых по факту измены родине и занятий секретной агентурной деятельностью основывается, таким образом, не на законодательном решении, связанным со становлением единства Германии, а является результатом обстоятельств, что в контексте данного вопроса исключается из рассмотрения…
Таким образом, нельзя сравнивать ненавистный населению государственный аппарат с секретной службой главного управления разведки, которая имела автономное положение и занималась такой же деятельностью, как и все прочие государства. Тот факт, что обвиняемые, подчиняясь Министерству госбезопасности, были вовлечены в действия, нарушающие права человека или аналогичные уголовно наказуемые деяния, а также тот факт, что они выполняли указания Министерства госбезопасности, направленные на подавление человеческой личности, и за которые они якобы должны ответить по закону, — расследование не подтвердило».
По поводу актуальности для данного процесса Гаагского положения о военных территориях Верховный суд постановил: