Что такое Новороссия ночью, я уже описывал в части, когда переходил границу. Из ночного освещения там обычно — это луна звёзды и собственные фары. Но в ту ночь даже звёзды нам не светили. Короче говоря, ещё на территории ДНР мы заблудились.
Дело было, как ты помнишь — дорогой читатель, в феврале. При отбытии в обратном направлении я сел в кабину того самого «Соболя», за рулём которого ехал Алтай и «смотрящим» за который был «Корж». Внутри салона расположились Татарин, Москаль и ещё пара человек из наших. Двигались мы во главе нашей славной автоколонны. За нами уже все остальные, в том числе и Стилет с Нарвой. Нарва был за рулём того самого «Форда», который Татарин пригнал из РФ и который постепенно из «Форда» стал превращаться в металлолом.
И всё бы ничего. Хрен бы даже с тем, что мы опять «заехали не туда». Проблема образовалась там, откуда её не ждали. «Форд» сломался.
— Алтай стой! — слышим крики и сигналы из других машин.
Алтай останавливает «Соболя». Мы вылезаем, что бы понять, что случилось?
— «Форд» нае…ся. Нарва его всё-таки добил, — с грустью в лице вещает нам Джонни. С грустью, потому что он сам в нем ехал.
— Что с «Фордом»? — убитым голосом спрашивает Татарин.
— Я не знаю, иди сам глянь, — отвечает Джонни.
Мы подходим к «Форду». Возле него уже вся толпа наших и Нарва, который на карачках, с фонариком, светит под его днище, пытаясь понять, что произошло?
— Бл…ть, ты чё, Нарва, сделал с ним? — орёт на Нарву Татарин. — Тебя, кто учил так ездить?
— Да я сам не знаю, как так получилось, — вздыхает Нарва.
Из-под капота «Форда» тем временем, набегает небольшая лужа машинного масла.
Примерно ещё минут 10 Нарва с Татарином пытаются реанимировать «Форд». Но вскоре, поняв всю бесполезность этого мероприятия в условиях темноты и мороза. Татарин посылает Нарву туда, на чём обычно мы сидим, и залезает обратно в «Соболь».
— Пусть теперь сам с ним еб…ся, — сокрушается он. Мне он теперь нахрен не нужен.
Оставался только один вариант транспортировки «Форда» — это буксир. Причём сам «железный конь» уже начал остывать. Он напомнил мне в тот момент тяжело раненого бойца, сраженного пулей на поле брани, который вот-вот отойдёт в мир иной. Печка у него, по понятным причинам, работать перестала.
И тут Стилет, который ехал в этом же «Форде» принимает, на его взгляд, «соломоново решение».
Он решает покинуть нас. Бросив напоследок пару фраз о том, что мысленно он будет с нами — его бойцами, отдав кое-какие распоряжения и пожелав нам всего хорошего. Стилет садится в другую, но уже целую, тёплую машину и с комфортом отчаливает в направлении Алчевска.
Делать нечего. Цепляем раненый «Форд» к «Соболю». Нарва садится за руль уже остывшего «Форда» и наша колона продолжает свой ночной путь по автобанам Новороссии.
Перед этим Джонни прыгает к нам, в кабину. А по дороге потихоньку уничтожает запасы провизии, которые «Корж» заботливо заныкал под сиденьем. На наш с Алтаем вопрос, что мы скажем «Коржу», Джонни с невозмутимым видом отвечает:
— Я жрать хочу, а от «Коржа» не убудет. У него ещё есть.
По дороге мы несколько раз останавливаемся по причине того, что буксир наш то развязывается, то лопается.
Татарин, сидя сзади нас в «Соболе», всю дорогу отчаянно рассказывает, что он думает о Нарве, Новоазовске и вообще обо всём этом в целом.
в ту морозную, февральскую ночь, сидя в кабине «Соболя» и вглядываясь в ночную мглу, я понял одну простую вещь — Стилет для меня, как командир, «умер» окончательно и навсегда!!!
С горем пополам и божьей помощью, в Алчевск мы прибыли в пять утра.
— начало февраля 2015 года.
Таааа — таааа… та-та-та… Та-та, та-та, Та-тааа, — слышу я сквозь сон миномётую очередь. «Работают» наши. И судя по выстрелам, работают из «Василька». Привычно дрожат окна, и сыпется с потолка штукатурка. Значит, работают где-то недалеко.
— И чё им не спится? — размышляю я, зевая. Ночь ведь на дворе.
Бах, бах, ба-бах… Это уже «ответка» от укропов из чего-то тяжёлого.
Тааа — тааа… та-та-та… Та-та, Та-та, Та-тааа. Опять раздаётся очередь из того же миномёта.
— Снова та же песня. Что-то мотив какой-то знакомый, — вдруг понимаю я, переворачиваясь на другой бок.
Стоп! Да это же «спартаковский бит». Так фанаты «Спартака» на стадионе орут свою любимую «кричалку»:
— «Так, так… только так… Атакует, «Спартак».
Я, как болельщик ЦСКА её хорошо знаю. Видимо тот, кто сейчас лупит из «Василька» по Дебальцевскому укреп-району, таким образом решил передать привет тем украм, кто болеет за Киевское «Динамо».
— Юмористы-футболисты, мать вашу. Дайте поспать.
Поднимаю голову. Наши все спят. Спят, как обычно — прям в одежде, на матрасах. А кто-то и в берцах, не снимая разгрузки. Спят на партах и на полу, как и я.
Кто-то даже храпит. Кажется это Косой. У него нос перебит, как он сам говорил. Отчего, когда разговаривает, немного гундосит.
Судя по рисункам на стенах и игрушкам, расставленным на полках, мы расположились в «первом классе» Ломоватской средней школы. Странные ощущения. Никогда не думал, что снова окажусь в первом классе, но уже в качестве российского добровольца. Причём не где-нибудь в Косово или Сирии, а на Донбассе. На Донбассе, который этот доброволец приехал защищать от самой Украины. Бред, скажешь ты? Да нет — это реальность. Чего же только жизнь не подкинет, да?
Дети, естественно, в школе не учатся. Война!!!
Смотрю на часы. Три часа ночи. Моя смена уже через час. Я меняю «Албанца», который в карауле, возле класса, где отдыхает наш штаб «Призрака».
— Надо бы ещё поспать, — говорю я сам себе. И под «мелодию» спартаковского бита из «Василька», снова проваливаюсь в царство Морфея.
Где это мы, почему в школе, почему на полу и почему так близко «работают» наши? — спросишь ты меня читатель.
Всё очень просто. Это — ЛОМОВАТКА, братан!
В этом населённом пункте, как ты уже, наверное, догадался, располагался наш штаб бригады «Призрак». Школа была нашим местом дислоцирования в то время. А мы, все те, кто находился в этом классе, были личной охраной комбрига Алексея Борисовича Мозгового.
Населённый пункт Ломоватка тогда находился практически на передовой линии фронта. До самого Дебальцево по прямой — 10 км, а до позиций укропов и того меньше.
— 7 февраля 2015 года. Алневск. (За несколько дней до описываемых выше событий).
Вот уже несколько дней парни из нашей роты находятся в Ло-моватке, в личной охране Мозгового. Наша рота сменила его предыдущую охрану. Не хочу углубляться в дискуссию, куда и почему испарились наши предшественники, но факт был в том, что после начала нашего наступления на Дебальцево, прежняя охрана комбрига, решила поменять место своей дислокации по причине конфликта, который у них произошёл с самим Мозговым.
И что бы избежать в дальнейшем различных кривотолков, дам этому объяснение.
Вот, что мне в личной беседе, рассказал Серёга Тюрин («Зязик»), который сам тогда был в «личке» у Борисыча (терминология, грамматика и стиль его письма сохранён, как есть):
— «Тавр, я сам там был… Конфликт произошёл после того, как Боря со Школьником после 2-х суток с «Первым» не спавшие и не евшие поехали отоспаться в Алчевск и оставил после себя Песню, а по приезду их первый заставил параши мыть… Типо съе…лись, вот после этого они и ушли… Не справедливо было… Пацаны верой и правдой служили ему и никто не свалил, а просто поехали спокойно поспать…» Первый» мог иногда загонять… Я ушёл (А я на тот момент тоже был в охране) из-за конфликта с Песней… Он на себя «одеяло» начальника сильно потянул (звезду поймал что ли?)…Но это не помешало нам потом остаться друзьями(поговорили и поняли друг друга)… Я перешёл в Информ-отдел и лазил на том же передке, ну ты знаешь…»
Вот, как-то так. Короче говоря, охрана комбрига Алексея Борисовича Мозгового к тому времени уже полностью осуществлялась силами нашей роты «СБ» «Призрака». Хотя, если по-честному, ело-во «рота» к нашему подразделению, тогда имело определение скорее формальное, чем реальное. Дело в том, что к началу Дебальцевской операции, нас насчитывалось примерно 22–25 человек. И то с натяжкой. Что по численности состава больше соответствует взводу, чем роте. Но зато все были при деле:
— Две четвёрки — ГБР.
— Одна в карауле, на штабе («избушке»).
— Ещё одна четвёрка заступала в наряд по роте.
— И 6–8 человек тогда были в самой охране у Борисыча, в Ло-моватке.
Вот собственно и вся рота. Были, конечно, ещё разные приходящие-уходящие бойцы. Но они, как правило, надолго не задерживались. Неделя-другая и они «отчаливали» в другие подразделения. Причины у всех были разные. Но основных было две:
1. Не желание «сидеть в тылу» в то время, как идёт штурм Дебальцево.
2. Дисциплина и «сухой закон», которые царили в нашей роте.
Скажу честно. При всём моём «не однозначном» отношении к
«Стилету», как к командиру и человеку, дисциплину и сухой закон он умел держать. Сам не пил и другим не давал! Что, в условиях боевых действий имело большое, если не решающее значение.
Думаю, что многие уже слышали из разных источников, про «вольный образ службы» в других подразделения. Как с нашей стороны, так и в рядах ВСУ, у укропов. Народу «по-пьяни» гибло больше, чем при боевых действиях. На руках ведь у всех оружие. Я уж молчу про боевые гранаты. Выдернул колечко «по синьке» в блиндаже, казарме или другом закрытом помещении… и нет отделения. Потом конечно родственникам расскажут, что их сын (муж, брат) погиб «смертью храбрых, при выполнении особо важного задания». И это тоже нормальная практика. Лучше так, чем если они будут знать, что от рук своих собратьев по оружию, под кайфом «зелёного змия».
Но я отвлёкся. В предыдущей части я рассказывал, как мы ездили в Новоазовск вызволять Алтая, Джонни и Татарина «из плена». И что в итоге, из всего этого получилось.