Ещё через какое-то время. Змей записывает очередное обращение Мозгового. Адресованное уже к мужскому населению Донбасса, которое уехало в Россию, в качестве беженцев. В нём он призывает их вернуться на Родину, которая нуждается в них, а не сидеть дома.
Весь текст этого обращения, я тут излагать не буду. Если кому-то интересно, в интернете есть полное видео, той самой нашей «экскурсии» по местам боевой славы.
Через какое-то время мы добираемся до наших передовых позиций. Погода по-прежнему ясная, солнечная, ветра нет. Ну, просто полная благодать для укропских снайперов. Но Борисыча, судя по его поведению, это мало волнует. Как и то, что мины и снаряды ложатся от нас «в пределах досягаемости». Впрочем, нас самих это тоже мало интересует.
Походив не много по позициям и пообщавшись с бойцами, которые на них находились, Борисыч садится на бревно и наговаривает Змею, на камеру, ещё одно видео-обращение. После чего закуривает и говорит:
— Ну, что всё записал?
— Ага, всё.
— Потом смонтируй всё это в один ролик. Так восприятие будет лучше. Может тогда до людей дойдёт наконец-то, что эта война нужна только нашим олигархам, а не нам самим.
— Сделаем, — отвечает Змей.
— Ну, что бойцы. Со мной на Киев пойдёте, — улыбаясь, обращается он уже к нам, своей охране.
— Алексей Борисович, да не вопрос. С Вами хоть в Африку, — говорю я ему.
— Добро, так, значит, тому и быть. После чего добавляет:
— Ну что, перекурили. Пошли обратно. Нас там Песня уже заждался наверное.
Идём обратно. Албанец впереди. Мозговой сзади него, чуть дальше — Я, Змей и Аякс. У Албанца, сзади на каске, надпись — «Албанец». Борисыч видит её и с усмешкой так спрашивает:
— Албанец, вот скажи мне, почему ты Албанец, а не немец или японец? — подкалывает он его.
— Не скажу.
— Это почему?
— Военная тайна, — отвечает ему Албанец с невозмутимым видом… и через секунду падает, поскользнувшись на тонком льду.
Борисыч подходит к нему и, смеясь, помогает встать:
— Что же ты, как беременный идёшь, под ноги не смотришь.
— Да тут грязь, а под ней не видно, что лёд, — как бы оправдывается Албанец.
— Это потому, что ты ворон на ветках считаешь, — смеётся Мозговой… и через пять метров падает уже сам.
Тут уже я, еле сдерживая смех, помогаю ему встать.
Он отряхивается и, тыча пальцем в небо, выдаёт нам:
— Вот оно, как бывает. Боженька то всё видит. Нечего, говорит, над другими смеяться.
Так вот дружно и весело наша компания возвращается к месту, где стоит миномётная батарея, и где нас уже ждёт «Песня». Посмотрев на наши грязные берцы Саня говорит.
— Вытирайте ноги об траву, а то вы мне весь салон уделаете.
— Ладно тебе, не ворчи. Ничего страшного не случится, если мы испачкаем твой салон, — говорит ему Борисыч, вытирая ноги об ту самую сухую траву.
После очистки обуви от грязи, прыгаем все дружно в «Секвою» и едем обратно, в Ломоватку.
Обед мы уже пропустили. Но так как консервы мне уже поднадоели, я по прибытии, всё-таки решаю сходить в столовую, которая на тот момент располагалась в местном, сельском клубе.
Пообедав, возвращаюсь обратно, в нашу школу. Напротив её центрального входа, возле дороги, стоит «буханка». Боковая дверь открытая. Взгляд падает вовнутрь салона. А там…
А там, на полу, лежат наши ребята. Груз 200. Четыре человека.
У одного шеврон «Призрака», другой казак — «Войско донское». Шевроны остальных не видно, потому что лежат они друг на друге. Связанные смертью.
Я перекрещиваюсь, достаю сигарету и молча, смотря на них, курю. Мысли в голове путаются. Мысли разные. О том, что их, наверное, ждут дома. О том, что в этот дом живыми, они уже не вернутся. О том, что будь проклята эта война. И…
…Не замечаю, как докуривая до фильтра, машинально достаю новую сигарету.
Простояв так, наверное, минут пять, я вдруг понимаю, что вокруг никого. Только я, здание сельской школы, грязная дорога, эта «буханка», и они… Те, кто уже НИКОГДА не вернётся домой…
— Тавр, ты там чего застрял? Разговор есть, — мои мысли прерывает Саня «Песня».
Я докуриваю сигарету и молча иду в здание школы.
Саня Песня. В миру — Александр Юрьев.
До войны Саша жил в Лисичанске. И как он мне сам потом рассказывал, жил он там не плохо. Была семья, квартира, машина, свой небольшой бизнес — СТО. Короче, у него было всё то, что нормальному мужчине нужно в этой жизни. Было это всё… пока на его землю и в его дом не пришла война.
Саша мог, конечно, остаться в стороне или, как многие его земляки, свалить в Россию, под видом беженцев. Но он решил по-другому. Весной 2014 года, он сделал свой выбор. Выбор, который потом будет стоить ему жизни.
Он погибнет 23 мая 2015 года. Вместе с нашим комбригом — Алексеем Мозговым. Через три месяца после описываемых здесь событий. Погибнет в той самой Тойоте-«Секвое», салон которой он так тщательно берег от грязи с наших берц…
— середина февраля 2015 года, Ломоватка — Дебальцево.
В одной из предыдущей части, я уже описывал, что бойцы, которые к нам прибыли для усиления — Лесник, Метла и Макс, оказались без оружия. Я уж не знаю, о чём тогда думал Стилет (наш тогдашний командир роты) и чем он руководствовался, отправляя «беззубых» людей в район боевых действий, но если говорить по факту и прямо, то картина получалась скверная.
Думаю, что, скорее всего. Стилету уже тогда было по барабану, в каком состоянии будет находиться личная охрана комбрига «Призрака» Алексея Мозгового. Уже тогда его действия, как и принятые им решения, вызывали у бойцов нашей роты много вопросов. Вопросы, ответы на которые я стал получать чуть позже. Потому что это был уже не первый, и как оказалось в дальнейшем, не последний подобный случай откровенного пофигизма к первому лицу бригады. Один только его приказ, на возвращение четвёрки Коржа, из Ломо-ватки, обратно — в тихий и мирный Алчевск, наводил на определённые мысли и выводы. Но сейчас не об этом.
Короче, по факту получалось, что у парней автоматов не было! Чем хочешь, тем и воюй. Ни охрана, а прям какой-то пионерский отряд, который всегда готов «пасть смертью храбрых», защищая грудью своего командира.
Но, что самое интересное. Мозговой знал о такой «подставе», как и о том, что в его охране из шести оставшихся бойцов, оружие есть только у троих — у меня. Албанца и Рока.
В связи с этим, расскажу я вам один «забавный» случай, что произошёл с нами, пока мы дислоцировались в Ломоватке.
Итак. Сидим мы, значит, у себя в классе. Кто-то смотрит телевизор, попивая при этом чай, кто-то спит. Дело было уже поздно вечером.
Заходит Мозговой, с ним Песня и Рок, который был на дежурстве.
— Ну что, бойцы, отдыхаете? — спрашивает нас комбриг.
— Так точно, Алексей Борисыч, отдыхаем.
— Как у вас с оружием?
— Да никак. Три автомата на всех. Вы же знаете, — отвечает ему Албанец.
— Можем, конечно, палок настругать, да шишек набрать, вместо гранат, но ими много не навоюешь, — улыбается Лесник.
— Ну, тогда собирайтесь все и за мной. Сейчас оружия у вас будет много, — говорит он нам и выходит из класса.
Ничего не понимая, выдвигаемся за ним. На улице сплошная темнота, хоть глаз выколи. Освещаем путь себе фонариками. Идём не долго, до здания, где располагалось ещё одно подразделение нашего «Призрака». Всей толпой заходим внутрь помещения.
Борисыч обращается к первому попавшемуся ему бойцу:
— Передай всем общее построение в коридоре, через 2 минуты, с оружием. Время пошло.
Боец убегает. Через минуту в коридор начинают выбегать и строиться все остальные.
Мы стоим рядом с ним и пытаемся понять, что происходит? На всякий случай, берём его «под охрану» с двух сторон. Хотя конечно понимаем, что кругом свои, но мало ли что.
Через две минуты всё подразделение уже стоит, чуть ли не на вытяжку. Правда, стоят они, кто в чём. Кто-то успел на ходу натянуть берцы, кто-то выбежал прям так, в тапочках.
— Кто командир? — обращается Мозговой к строю.
— Я, Алексей Борисович, — говорит один из бойцов, называя свой позывной.
— Замечательно. Расскажи тогда мне, что у тебя в подразделении происходит?
— Ничего. Всё нормально, — отвечает тот.
— Очень плохо, что ты, как командир, не владеешь информацией о том, что у тебя творится в подразделении? А я вот владею.
Видно, что комбриг явно чем-то сильно раздражён. После чего, повышая голос, добавляет:
— Кто разрешил устраивать здесь пьянку?
— Какую пьянку? Никто не пьёт, — слышны голоса из строя.
— Никто не пьёт, говорите? А мы это сейчас проверим, — говорит Мозговой и идет по комнатам делать шмон. Перевернув несколько матрасов, в одной из комнат, он находит пять или шесть пустых пластиковых бутылок пива и несколько уже начатых.
— А это что, мать вашу, может пепси-кола? — рычит он на бойцов.
Те стоят молча, опустив головы.
Борисыч берёт одну из начатых бутылок пива и выливает её в коридоре, под ноги стоящим в строю бойцам.
— Ещё раз спрашиваю, чьё это?
В ответ тишина.
— Молчите. Значит, виноваты все. Все и будут отвечать.
— Это моё, Алексей Борисыч, — говорит один из бойцов. — Мы просто хотели расслабиться немного. Вчера с боевых пришли.
— Расслабиться, говоришь, хотели. А то, что сейчас идут боевые действия и штурм Дебальцево, вы об этом не подумали? (после идёт не нормативная лексика). Мне что, вашу мать, за вами сопли вытирать ходить? Не рано ли решили расслабиться, боец?
— Мы всё понимаем, Алексей Борисович, больше такого не повторится.
— Конечно, не повторится. Мне тут ваши пьянки не нужны. Вы если приехали сюда бухать, а не воевать, то езжайте домой и там отдыхайте, расслабляйтесь. Кто ещё принимал участие в распитии? — обращается Мозговой к стоящим в строю бойцам.
Из строя выходят три человека.
— Сдать оружие.
Бойцы с большой неохотой отдают нам свои автоматы. После чего, мы с Мозговым возвращаемся обратно в штаб.