– Пробовали. Не помогает.
– Плохо, значит, пробовали. Так ведь жить невозможно! У вас ведь полстраны зарплату не получает. Такое и представить себе нельзя.
– Почему нельзя? Очень даже можно. Вот вы, например, работаете, и вам каждый месяц перечисляют деньги. А теперь представьте себе то же самое, только деньги не перечисляют.
– А как жить?
– Россия теперь свободная страна. В личную жизнь граждан государство больше не вмешивается. Это раньше его интересовало, как мы живем, а теперь каждый сам себе свободный гражданин – как хочет, так и живет. По себе знаю, жить без зарплаты можно, а кто не хочет – никто не заставляет. Можно и не жить. Демократия.
– Ну, если так понимать демократию… Какая может быть демократия при таком отношении к гражданам? У нас, недалеко от дома, была советская воинская часть. Солдаты постоянно побирались и подворовывали. Мы их даже не осуждали за это – мы их жалели, ведь так, как с ними обращались их офицеры, нельзя обращаться даже с военнопленными. А, если их ловили, то наказывали очень жестоко.
– А где взять другое понимание? У нас крепостное право отменили всего полтораста лет назад. А от монархии до сих пор избавиться не можем. Пройдет время, и мы до понимания демократии дорастем.
Германия вон через что прошла, пока доросла до демократии. У нас сейчас вроде Веймарской республики. Остается только надеяться, что нам не придется пройти через все те же этапы. Лучше уж еще лет сто подождать.
– Да, у вас ведь и национал-социалисты имеются. Я про них в газете читала. Как же вы дошли до жизни-то такой? Неужели вы забыли войну?
– Мы не забыли. Я думаю, это временные трудности. Победили чужих нацистов – разберемся как-нибудь и со своими. Не все сразу.
Она предлагает мне выпить водки. Я соглашаюсь. Водка здесь понятие символическое. В тех наперстках, из которых ее здесь пьют, если оттуда еще и выковырять лед, от водки остается один запах.
Мне, наконец, дали свой компьютер. С нетерпением включаю его и вижу запрос сетевого пароля.
– Как же я буду с ним работать без сетевого кабеля? – спрашиваю я.
– Ничего не знаю, секретарша сказала, что у тебя есть сетевой кабель, – отвечает мне сотрудник.
Странное дело! Откуда у меня взяться кабелю? Или они думают, что я постоянно ношу его с собой? Может мне самому установить операционную систему? Мне сеть не нужна. Нет, это запрещено. Сотрудник советует мне оформить заявку на кабель.
– Лучше не надо, – говорит Шуберт, когда тот уходит. – Ты не дождешься, пока заявку выполнят. Компьютер для тебя мы заказали в тот же день, когда послали тебе приглашение. Ты здесь уже неделю, а компьютер принесли только что. Лучше сходи в магазин и купи кабель.
Чек тебе оплатят.
Иду в магазин за кабелем. Вернувшись, спрашиваю у секретарши, кто мне оплатит чек. Не вполне доверяя ее ответу, переспрашиваю у
Шуберта. Естественно, это совсем не там, куда меня послала секретарша.
Дородная дама открывает шкаф, достает оттуда коробку с деньгами и платит мне. Так просто. И никаких заявок писать не надо.
Вот я и при компьютере. Наконец-то! Он у меня самый лучший в офисе.
У всех остальных сотрудников машины совсем старые. Спрашиваю, почему они их не меняют.
"Зачем? – отвечают мне. – На новых компьютерах и программы будут новые, так что работать они будут не быстрее старых".
Немного поработав, понимаю, что коллеги правы.
В пивной гостиницы полно посетителей. Только за большим столом в углу есть свободные места. Там сидит только один баварец в кожаных штанах. Рядом лежит его шляпа с пером, в руке у него кружка пива.
– Можно присесть? – спрашиваю я.
Он удивленно смотрит на меня и, подумав, отвечает:
– Ну, садись, раз уж решил.
Сажусь.
К столику бросается официант Тони.
– Мне его прогнать? – спрашивает он.
– Да нет, я разрешил, – отвечает баварец. – Пусть уж сидит. Ты ему лучше пива принеси.
– Что-то не так? – спрашиваю я.
– Да нет, все нормально, – машет рукой баварец. – Тони просто перестраховщик.
– Это какой-то особенный столик? – только сейчас я замечаю медную табличку на столе.
– Не бери в голову, – отвечает баварец, переворачивая табличку. -
Это несущественно. Вообще, это столик только для местных, но ты же этого не знал. Да и все равно никто из наших сегодня не пришел. Что же мне, одному тут пиво пить? Ты сам-то откуда будешь?
– Из России.
– Да, – задумчиво говорит он, отхлебывая большой глоток. – В России тяжело. Кризис у вас. И премьеры меняются как… Как в Италии. Тони, у вас ведь тоже все время меняются премьеры?
– Ничего, – говорю я, – я сам не премьер, так что меня это мало задевает. Они не так уж давно меняться стали. Раньше один долго был.
– Я помню. У него еще фамилия была такая, что не выговорить. Как вы ее выговаривали?
– Привыкли.
– А чего сменили?
– Надоел.
– Разнообразие, значит, любите? А вообще у вас как?
– Ничего, помаленьку. Примерно как здесь, только похуже.
– А пшеничное пиво у вас есть?
– Все больше ячменное.
– Как же вы так бедно живете?
– Человек ко всему привыкает.
– Да, – задумчиво вздыхает он. – Ну, ничего, – он чокается со мной.
– Все образуется. Будет и у вас пшеничное пиво.
Конечно, все образуется. Куда оно денется?
– Ну, как дела? – спрашивает Шуберт.
– Продвигается. Читаю, конспектирую. Хорошо бы еще сравнить с другими моделями. А то что-то очень уж односторонняя информация.
Аналогичную технику наверняка выпускают и другие фирмы.
– Так тебя интересуют модели наших конкурентов? Понимаю. Есть у нас такая информация.
Он протягивает мне папку с пометкой "секретно". Документ называется
"Как нам побить конкурентов".
– Забавно, – говорю я. – А у конкурентов, небось, и на вас такая папка имеется.
– А как же!
Шуберт протягивает мне папку с таким же названием. Секретный документ, подготовленный в конкурирующей фирме, предваряется электронным письмом: "В соответствии с вашим запросом, высылаю интересующую вас документацию". Судя по адресу, документ прислал сотрудник конкурентов. Прямо "Алекс Юстасу".
– Так у вас там и шпионы имеются?
– Шпионы? Мне кажется, это не совсем удачное слово. Холодной войной отдает.
– А как еще назвать того, кто посылает конкурентам секретные материалы?
– Такие материалы всегда секретные. Зачем их читать кому попало? Но не от нас же их секретить. Ведь тут речь идет о вещах, которые непосредственно касаются нашей фирмы. Было бы просто невежливо не поставить нас в известность. Да мы бы и все равно узнали.
Как все, оказывается, просто в современном мире большого бизнеса!
Выходной решаю посвятить посещению Пинакотек, знаменитых музеев живописи.
На метро доезжаю до станции Кенигсплатц. Уже на самой станции видно, что рядом находятся знаменитые музеи. Стены украшены репродукциями картин, в витринах на платформе выставлены копии античных скульптур.
Король Баварии Людвиг Первый, при котором были построены музеи в округе, был большим любителем искусства, особенно античного. Желая превратить Мюнхен в подобие древних Афин, он обустроил площадь
Кенигсплатц в духе древнегреческих традиций. По бокам от больших триумфальных ворот были построены музеи античного искусства – красивые здания в классическом стиле. Улица, начинающаяся на площади, ведет к черной колонне – монументу баварцам, павшим в наполеоновских войнах.
Гитлер, который тоже был неравнодушен к античному искусству, питал понятную склонность к этой площади. При нем здесь проводились костюмированные парады и факельные шествия. Здесь же, на краю площади, противоположном триумфальным воротам, были построены два мрачных симметричных здания: резиденция фюрера и канцелярия НСДАП.
Мюнхен был столицей гитлеровской партии. В районе античных музеев
Кенигсплатц и Пинакотек был создан целый комплекс партийных зданий.
Отчасти это были здания, построенные при Гитлере, как эти два серых близнеца или Храмы Славы – мавзолеи павших бойцов национал-социалистического движения, отчасти это были старые дворцы, каких немало было в округе. Одним из них был знаменитый Коричневый дом.
В конце войны этот район особенно сильно бомбили. Американцы со свойственной им тщательностью разбомбили все музеи, практически не повредив ни серых близнецов, ни Храмы Славы. Храмы Славы взорвали уже после войны. Сейчас от них остался только фундамент, заросший кустарником. А близнецы так и остались стоять. После войны американцы устроили там свой штаб. Сейчас в бывшей резиденции фюрера расположилась консерватория, а в бывшей канцелярии НСДАП – институт этнографии.
В солнечную погоду на каменных ступенях помпезных зданий загорают студентки. Жизнь берет свое.
Но ночью, в тусклом лунном свете эти дома снова становятся мрачными и жутковатыми. Кажется, даже если бы я и не знал, что в них раньше находилось, они производили бы на меня такое же страшное впечатление.
Собственно, эти два дома, да еще музей в Английском парке – все, что осталось от нацистской столицы. Коричневый дом, да и другие дворцы, обсиженные нацистами, после войны восстанавливать не стали. На месте
Коричневого дома сейчас пустырь, окруженный забором, а на месте бывшего здания Гестапо площадь Жертв национал-социализма. Это мемориальное название, нет ни одного дома с таким адресом. Это просто место, посвященное памяти павших. На месте дома стоит черный столб, на котором горит вечный огонь. Напротив – современный дом-коробка с мемориальной доской, где написано, что здесь некогда был дворец одного из баварских принцев, где после был исполком
Советской республики, после – служебное здание Гестапо. Последнее – очевидная причина того, что дворец не восстановили.
Пинакотек две – Старая и Новая. Старая Пинакотека восстановлена. В ней выставлены произведения средневекового искусства и эпохи
Возрождения. Второе безусловно интересно, здесь представлены полотна многих известнейших мастеров, но их работы известны мне уже по коллекции Эрмитажа. А вот европейская средневековая живопись действительно производит на меня неизгладимое впечатление, частично ломая стереотипы о мрачном средневековье. В Эрмитаже мало произведений того времени. Удивительно, что на многих полотнах заметны уже мотивы, которые вовсю расцвели в живописи двадцатого века. Выходит, что в мире действительно нет ничего нового.