В начале войны аналитика Рыбкину сгоряча чуть не отправили на занятую немцами железнодорожную станцию. Она должна была устроиться стрелочницей (или сторожихой) на полустанке и передавать в Центр сведения о передвижении немецких эшелонов. Но все-таки нашелся тот, кто этот идиотский приказ отменил.
И Зоя Ивановна взялась за настоящее дело. Первый партизанский отряд из сотрудников НКВД был подготовлен и отправлен за линию фронта и ее усилиями. А потом последовало назначение в Швецию, к послу Александре Михайловне Коллонтай. Мужа Бориса — резидентом, Зою — руководителем пресс-службы посольства.
Александра Коллонтай, член партии с 1915 года, была отправлена в благополучную и в свое время не очень важную для СССР Швецию если не в ссылку, то на отсидку. Она отметилась в разгромленной Сталиным «рабочей оппозиции», проповедовала слишком свободные — и не только в вопросах любви — взгляды, была дружна с Лениным… Прегрешений достаточно для ГУЛАГа, а ей повезло: с 1930 по 1945 год в послах.
Человек независимый, своеобразный, блестяще Скандинавию знающий и еще довольно одинокий — вот кто стал начальницей Зои Рыбкиной, работавшей в Швеции под псевдонимом «Ирина». И Зоя Ивановна сумела наладить отношения взаимопонимания с первым лицом посольства. На мой взгляд, она превратила аристократичную Коллонтай в свою верную союзницу.
И этот счастливый, прямо хрестоматийный союз разведки и дипломатии принес нам в нейтральной стране небывалые победы. Сначала удалось удержать Швецию от вступления в войну на стороне Германии, а в 1944-м добиться заключения перемирия между СССР и Финляндией.
Но вернемся к «Красной капелле». Переданные перед самой войной и уже в ее первые дни антифашистам радиопередатчики до Москвы не дотягивали. Ведь предполагалось, что Центр будет связываться с Берлином из Смоленска, а город уже был под немцами.
И Рыбкиным поручили восстановить связь с Берлином, послав туда из Стокгольма верного человека. Таким «верным» им показался шведский инженер и промышленник Эрикссон, чья фирма сотрудничала с Германией. И швед, частенько в рейх наведывавшийся, согласился выполнить просьбу русских друзей: передать в Берлине их приятелю-немцу маленький подарок — галстук и коробочку с запонками. Выполни Эрикссон эту просьбу, и еще неизвестно, как сложилась бы судьба «Красной капеллы», да и Зои с Борисом.
Но в Берлине перед самой встречей Эрикссон дрогнул, выбросил подарок в помойку. И пришедший к нему радист так и не получил долгожданного и необходимого «Красной капелле» для связи миниатюрного оборудования.
Вскоре всех антифашистов, кроме группы, работавшей в Гамбурге, арестовали и казнили. Теперь известно: в провале виноват немец, добровольно сдавшийся Красной армии и сумевший по заданию наших военных добраться до Берлина. Нарушив приказ, образцовый семьянин поспешил в больницу к рожавшей жене, где и был арестован гестапо. Он не выдержал пыток, вступил в радиоигру, выдал… Так не стало «Красной капеллы».
А тогда виновным за провал сочли Бориса Рыбкина. Последовали арест, допросы по-бериевски. Но признаваться ему было не в чем. Прошло время, и Рыбкина отпустили, вернули на прежнее место работы.
Не это ли стало причиной его гибели в 1947-м в автокатастрофе под Прагой?..
Зоя Воскресенская не была обделена наградами. Однако одного ордена, к которому была представлена, она так и не получила. Представление на орден Ленина застряло в верхах. Скоро выяснилось, что затормозил награждение Лаврентий Берия, объяснив отказ поставить свою подпись очень просто: Ленин бабе не положен.
В 1953 году после казни Берии в органах начались чистки. Среди осужденных и попавших на долгие годы во Владимирский централ оказались генерал-лейтенант Судоплатов и его верный зам генерал Эйтингон.
Подполковника Рыбкину неприятные события обходили стороной. До тех пор, пока на партсобрании она не отказалась публично осудить Судоплатова. И сразу же вышел приказ о ее увольнении из органов. До выслуги лет оставалось полтора года, на руках — маленький сын и мать. Рыбкина попросила дать ей возможность дослужить хоть где-нибудь. И ее, героя войны, резидента разведки, отправили на работу в ГУЛАГ, почти на два года. Подполковник Рыбкина теперь занимала должность в Воркутлаге, перешла в МВД и носила высокую папаху.
А в ГУЛАГе была такая практика: люди, свое отсидевшие, получали новый срок, отправлялись на поселение. Зоя Ивановна, как и еще до воины попавший точно в такую же ситуацию полковник и оудущии легендарный Герой Советского Союза Дмитрий Медведев, помогала заключенным добиться справедливости, вернуться на свободу. Вроде бы всего лишь соблюдала закон. Но в те времена для попавшей в опалу разведчицы это был смелый поступок.
Зоя Ивановна Рыбкина отслужила свое и вернулась в Москву в 1956 году. В отставку вышла в звании полковника.
Ее первые литературные опыты посвящены разведке — чему же еще. Но в издательствах ей говорили прямо: написано гладко, а вот специфики разведки вы не знаете. Не делать же ей было большие глаза и выдавливать наивное: откуда?
То же самое говорили и полковнику Абелю, скрывшемуся под псевдонимом Лебедев и принесшему на суд издателей книгу о разведчиках. Вердикт: неплохо, но не Абель.
И Зоя Ивановна принялась писать о Ленине. Это было можно. И среди сотен и тысяч конкурентов, сочинявших на ту же разрешенную тему, выбилась в лучшие. Возвратив фамилию Воскресенская. Завершала карьеру лауреатом.
После того как ее «выдал» Крючков, Зоя Ивановна взялась за книгу о себе «Теперь я могу сказать правду». Но не увидела ее изданной. В 1992 году Зоя Воскресенская-Рыбкина скончалась на 85-м году жизни.
ХУДОЖНИК СЛУЖИЛ НА ЛУБЯНКЕПавел Громушкин
О работе во внешней разведке полковник Павел Георгиевич Громушкин говорил не слишком охотно. Профессиональный художник, он предпочитал демонстрировать свои действительно необычные картины. Но о нескольких эпизодах, связанных с Великой Отечественной войной, да и не только с ней, всё же поведал.
Мы виделись довольно часто и на протяжении долгих лет. Эта глава соткана из наших отдельных разговоров.
Павел Георгиевич Громушкин пришел на Лубянку в 1938 году, а распрощался со Службой госбезопасности в уже очень зрелом возрасте. Скончался он в 2008-м, на 95-м году жизни. Это он еще в военные годы готовил документы для наших разведчиков, работавших в немецком тылу. Но мало кто знает, что Павел Георгиевич в начале Великой Отечественной войны под дипломатическим прикрытием трудился в Болгарии, которая тогда была союзником гитлеровской Германии.
— Павел Георгиевич, как вы попали накануне Великой Отечественной в Болгарию? Страну, всегда считавшуюся дружественной России.
— Понимаете, многие по-прежнему в плену нами же созданных мифов. В Болгарии у нас братушки, с Францией — всегда особые отношения и, уж конечно, Черная Африка боготворит Советский Союз, а теперь и Россию. С мифами, легендами, особенно приятными, тяжело расставаться. Но я решил на склоне лет все-таки с ними распрощаться. Сколько можно себя обманывать! Я и сейчас вам всего не расскажу. А если что-то попрошу отложить на потом, то вы же отложите?
— Обещаю.
— К первой длительной загранкомандировке в Болгарии я готовился более года. Надо сказать, что перед отъездом меня с супругой наставлял сам начальник разведки Павел Михайлович Фитин — прекрасный человек и руководитель, молодой, талантливый.
В январе 1941 года, когда в Европе вовсю шла Вторая мировая война, вместе с женой мы уже были в Софии.
— Что же такого интересного вас ждало в Болгарии?
— Интересного? Я бы сказал необычайно сложного. Ни в одной стране мне потом так сложно и неуютно не было. Каждая встреча с агентурой давалась с огромным трудом. Одна из наиболее рискованных операций, в которой участвовал и я, была связана с довоенной осью Берлин — Рим. А через год, в 1936-м, Германия подписала пакт с Японией.
— Но при чем тут находящаяся на европейском отшибе Болгария?
— Именно в Софии находился ценный источник информации, через него мы получали сведения о планах и конкретных шагах этого блока. Особенность работы заключалась в том, что источник доверял только одному человеку — Василию Ивановичу Пудину. Он завербовал японского дипломата, и тот передавал ему шифры Министерства иностранных дел Японии. И в Центре, куда они передавались, в первые годы войны читали почти всю переписку между японцами, Берлином и Римом.
— Этот японец в Софии напоминает Зорге, действовавшего в Токио.
— Ничего общего. Зорге — патриот, разведчик, который начинал у нас в ИНО. А дипломату-японцу мы платили большие деньги. Всю связанную с этим деятельность поручалось обеспечить группе разведчиков, в том числе и мне. Операция прошла успешно. Полученная информация о планах Берлина, Рима и Токио была необходима нашему командованию для принятия важных стратегических решений.
— А данные вашего японского источника, работавшего в Болгарии, совпадали с теми, что передавал из Японии до войны и в ее начале до своего ареста Рихард Зорге?
— Да, всей этой информацией наш агент располагал, сидя в Болгарии. А необычность ситуации заключалась в том, что, когда 1 марта 1941-го войска Гитлера вошли в Болгарию, все думали: нас интернируют, вышлют, закроют посольство. Потом фашисты напали на СССР, началась Великая Отечественная. Но болгарский царь Борис оставил всё, как было. Представляете? Мы бьемся с Гитлером, немцы в Болгарии, а у нас с болгарами дипломатические отношения. Только и до прихода немцев болгарская полиция к нам плохо относилась.
— А ведь мы считаем их братушками, друзьями, благодарными русским за освобождение от турецкого ига.
— Я и говорю: мифы живучи. Народ еще так, более или менее, а власти, охранка… Иногда где задержишься, засидишься — и болгарские полицейские чуть ли не за руку тащат советских дипломатов: «Давай-давай, иди к себе в посольство». Вот такой дипломатический иммунитет. Однажды сопровождавший Василия Пудина сотрудник утром накануне отъезда в Москву ушел в город, чтобы купить подарки. Вдруг через некоторое время в посольство звонят из полиции, спрашивают, не советский ли гражданин у них находится. Консул и я выехали в полицию, где нашли своего товарища избитым до неузнаваемости. Оказывается, в кафе, куда он зашел по пути, ему что-то подсыпали в чашку кофе. Потом затолкали в машину, отвезли на окраину Софии, избили, забрали документы и подарки, а самого бросили в канаву. Случайно его увидел священник, шедший по дороге в деревню. Он и позвонил в полицию. Так что, получается, разведчику только Бог и помог. А приход немцев еще сильнее обострил обстановку. Но разведка работала. Тут уж кто кого.