Ухватив оружие так, чтобы без промедления нанести удар, он вернулся к двери в каминную комнату и распахнул ее…
В лицо ударил яркий белый свет, который струился из раздвинувшегося перед сидящей на полу фигурой неведомого пространства. Какие-то секунды сияние слепило, а затем сникло. Пространство захлопнулось, на том месте осталась лишь бревенчатая стена, которая и должна была там находиться.
– Поднимись Paп, бывший рыцарь и полководец Верхних миров! – без малейшего страха в голосе произнес Зверолов-старший. – Встань ко мне лицом!
И Paп встал. И сбросил капюшон. Ротанг увидел обритый круг волос на литом затылке, которые собирались в косу и уходили под одежду.
– Верни душу моего сына, и ты сможешь уйти!
Изуродованное лицо повернулось к человеку.
– Ты не смеешь приказывать мне, – поведал демон множественным голосом. – А соглашений я не заключаю.
– Здесь нет источника твоей силы. Здесь только лес, а он напитывает силой меня! – Зверолов направил острие кола на сенобита. – Отдай фокус воли! И отправляйся прочь!
Глядя на Ротанга так, словно увидел нечто, демон медленно вытащил из закрепленных на спине ножен огромный меч с обоюдоострым клинком и пилообразными зубьями у его основания лезвия.
– Недля этого ли случая, человек, ты всю жизнь шлифовал забытые искусства?
7
Обратно они бежали тем же путём, которым пришли к подземному озеру, – технический коридор, лестница наверх, снова коридор. Теперь Баструп не обращал внимания на датчики слежения, а, завидев людей, без раздумий заливал пространство перед собой плазмой.
В механическом складе они заблокировали дверь тяжелим стеллажом и встали на нужную плиту. Баструп стрельнул под ноги уже знакомым фиолетовым лучом, и плита провалилась, унося их в глубокую шахту – все дальше удаляя от погони. Оказавшись подземном тоннеле, они бежали, сгибаясь в три погибели. Исходящий из-под каблуков хруст древних костей катился перед ними, похожий на призрачного проводника, восставшего из мира мертвых. Они бежали в такой спешке, что Даймон не заметил, как тоннель закончился. Он уже падал в бездонный колодец, когда орк схватил его за шиворот…
Под сводами маленькой церкви Даймон оказался первым. Он вылез из колодца и украдкой огляделся. В церкви Ничего не изменилось. Солдаты Гарнизона еще не добрались сюда, и у лазутчиков оставалось немного времени, чтобы скрыться.
Баструп вылез из колодца следом, отстегнул катушку, но при первом же шаге поскользнулся на крови, которая растеклась из тела убитого священника.
Взмахнув руками, орк опрокинулся на спину. Но рухнул не на пол, а в черное колодезное жерло. Душа священника нанесла ответный удар, отомстив за смерть,
Баструп повис, уцепившись за край колодца – скользкий и перемазанный кровью. Выбраться орку было не суждено. Его пальцы быстро соскальзывали, но он успел прохрипеть:
– Что ж, не повезло тебе, краснокровный. Погибель пришла раньше, хотя все равно шансов не было… – На темных губах мелькнуло подобие улыбки. – Никто, кроме меня, не поймет твоего отчаяния, ибо никто не поймет куклу, только другая кукла…
На этих словах Баструп сорвался. Падал он без крика, глубинное безмолвие колодца нарушали только шаркающие удары о стены, но вскоре все стихло.
Вот оно! СЛУЧИЛОСЬ!!
Даймон испуганно отскочил от края бездны и, затаив дыхание, стал прислушиваться к себе.
Сердце работало, легкие вздымались. Организм пока не умирал, видимо потому, что Баструп еще жив. Он еще падал! Ведь храмовый колодец очень глубокий…
– Бездонный, – произнесли губы Даймона.
Он вылетел на улицу, позабыв о гравилете. Ему было плохо. Ему требовался приказ, но хозяин сгинул, и помощи ждать было неоткуда. Неизвестно, сколько времени будет падать орк. Но именно столько времени отпущено Даймону для жизни.
Сегодняшней ночью небо над Гарнизоном было черное и непроглядное. Форт гудел и светился огнями. Два патрульных катера кружили над селением, ощупывая улицы лучами прожекторов. Даймон бежал между домов без оглядки, совершенно не представляя, куда бежит и зачем. Возле окраины селения он налетел на околицу и, с грохотом разломав ее, провалился в кусты. И надо было такому случиться, что околица оказалась ему до боли знакомой.
На шум из дома выскочили фермер-свекольник и его жена, страстная любительница крысокошек. Пара питомиц тоже прибежала следом.
– Ох, вот так дела! – пробормотал свекольник, озадаченно почесывая бороду.
– Нечего охать! – одернула его Римма и наклонилась над распластавшимся юношей. – Что случилось с тобой, Даймон? Постой, что это… кровь? Ты ранен?
Даймон что-то залепетал в ответ и задергался в нервных судорогах. Он не узнал женщину, которая так и не стала его тещей.
Она провела ладонью по его лбу, векам, пощупала какие-то точки за ушами и под волосами.
– Что-то с тобой не так, – задумчиво произнесла она. – Надо перенести его в дом. Адам, поддержи с той стороны, а я возьму с этой… А вы что уставились?! – Вопрос Риммы относился к дочерям, которые столпились на крыльце. – Идите все прочь!
Перенеся юношу в спальню и уложив его на кровать, она прогнала всех из комнаты, включая недоумевающего мужа и шипящих крысокошек. Заперла дверь, затем проворно разрезала одежду Даймона и сбросила ее на пол.
Теперь, когда он остался абсолютно голым, стало ясно, что кровь была только на руках и коленях юноши. Столь же ясным оказался факт, что кровь была чужой. Теперь Римма ощупала юношу тщательнее: начав с головы и шеи, она прошлась по телу, коснулась мошонки, изучила руки, бедра, голени и закончила на пятках. Все это время Даймон нервно дергался и шептал, чтобы ему отдали приказ. Римма добросовестно исполнила просьбу и приказала ему заткнуться, пока она занимается делом. Однако это не подействовало, и Даймон продолжал будоражить ее и себя бестолковым бормотанием.
Закончив обследование, она встала над ним, задумчиво растирая свои ладони маслом с едким запахом:
– Сдается мне, Зверолов-младший, что болезнь твоя находится не в физическом теле.
И едва она отвернулась, чтобы окунуть в таз с холодной водой полотенце, как случилось то, что было отсрочено но должно прийти неминуемо. У бездны все-таки оказалось дно, и Баструп его достиг.
Даймон выгнулся на кровати, пронзенный нечеловеческой судорогой. Сердце сдавили железные тиски, пытающиеся не просто остановить его, но расплющить разорвать в клочья.
Римма бросила полотенце. Обхватила голову юноши и заглянула в его широко раскрытые глаза.
– Какая-то мерзость сосет жизненную силу из твоего сердца. А вьется она оттуда, где все занавешено мраком!
Она просунула ладонь под голову Даймона, и, несмотря на страшную боль в груди, он почувствовал это прикосновение. Ему даже показалось, что пальцы прошли сквозь кожу, кости черепа и проникли внутрь, коснувшись мягких тканей. Мало сказать, что ощущение было не из приятных. Он чувствовал, что мозг щекочут и царапают отвратительные паучьи лапы с жесткой щетиной.
Жена свекольника, предугадывающая погоду и неурожай, а иногда извлекающая камни из почек, резко отдернула руку от головы Даймона, держа пальцы сложенными в щепоть. Она словно выовала из него какую-то плевру, и он почувствовал это, но его крик утонул в океане безбрежной боли. В другой руке Риммы появились ножницы – те самые, которыми она срезала одежду. Лезвия сошлись между щепотью и затылком юноши и…
Все исчезло. Даймон почувствовал, как боль отпустила. Железные тиски плавно разошлись, и сердце усиленно заколотилось, наверстывая секунды вынужденного простоя. Он сделал вдох полной грудью. А затем провалился в беспамятство.
И пришло к нему видение, ясное и светлое, словно он находился в сознании. И увидел Даймон залитую солнцем ферму и просторы материковых лесов, с которыми связано его будущее. Увидел заполненные животными клетки. Пришло время продажи, и Звероловы опять получат отличный куш. Как им везет в этот год!
Словно в подтверждение он увидел улыбающегося отца. Ротанг стоял посреди зеленой поляны. В руке он держал кол, которым убил ластодонта, – примитивное оружие, долгие годы висевшее в гостиной. Отец оглядывался на Даймона и улыбался, хотя во взгляде была стылая грусть.
Картинки вдруг закружились и провалились куда-то, скорее всего в колодец, что спрятан под церковью Престола Авогея.
Кто-то щипал его за палец ноги. Юноша открыл глаза и увидел протянувшуюся в окно мохнатую шею.
– Лола, – укоризненно пробормотал он и дернул ступней. Птица отпустила палец.
Комната опустела. Он не представлял, когда ушла Римма и долго ли ее не будет. Собственно, его волновало не это. Небо за окном озарилось первыми лучами солнца, а это значит, что Зверолов-младший провалялся в забытьи не менее четверти суток.
Едва вернулось сознание, как с неумолимой жестокостью накатились тоска и обреченность. Римма спасла его жизнь, освободив от узды зависимости, которая потянула Даймона следом за орком в миры мертвых, возможно даже в Хель. Римма обрезала рабский поводок, сохранив юноше жизнь, но освободить не смогла. Тело до последнего волоса, до последнего нерва осталось в нестерпимом ожидании приказа. И приказ мог дать только изначальный хозяин. Повелитель ужаса и теней, демон синевы по имени Paп.
– Лола, подружка моя, – прошептал он, слезая с кровати. – Ты нужна мне.
Лола быстро бегала. Гораздо быстрее, чем летал гравилет. Года четыре назад в подростковом возрасте, когда азарт и бесшабашность Даймона пребывали в зените его деяний, он попытался прокатиться на спине своей подружки. Эксперимент закончился вывихнутым плечом и сломанной ключицей. Бестолковая курица не умела ездить с седоком и не хотела этому учиться. С тех пор парень предпочитал пользоваться гравилетом, а птицы если и касался, то исключительно чтобы дать ей подзатыльник.
На полу в ворохе разрезанной одежды Даймон отыскал свой ремень. Выбравшись через окно, он вскарабкался на Лолу. Та недовольно крякнула (экспериментатор за годы прибавил в весе), но затем успокоилась, потоптавшись по цветникам Риммы. Даймон привязал ремнем левую руку к основанию шеи страуса, правой крепко ухватился за этот узел и глянул на стены форта, которые поднимались в небо над крышами домов. Патрульные катера продолжали кружить над селением, но они находились на далекой западной окраине.