Чувствуя непонятную тяжесть в сердце, Иван Иванович по дороге заскочил в цветочный павильон у вокзала — тот работал до полуночи. Выбрал семь шикарных кремовых роз. Купил в супермаркете бутылку любимого Карининого «Мартеля», корзиночку клубники, тубу взбитых сливок.
«Встречу Каринку из бани чин-чинарем, — отгонял он дурные предчувствия излишне оптимистичной интонацией, — а потом уговорю на Ниццу. Или Канары. Самое время! Летом-то и у нас хорошо отдыхается…»
С легкостью купидона он взлетел на четвертый этаж. Прошел на кухню, соорудил на столе соблазнительный натюрморт. Полюбовался на шедевр. Глянул на часы.
— Не мешало бы переодеться!
Отправился в гардеробную.
— Не понял…
Половина шкафа оказалась свободной. Одежда жены исчезла. Иван распахнул соседний шкаф — та же картина — ни одной шубы!
— Что за хрень?
Прошел в спальню, набрал номер знакомого сыщика:
— Леш, нас, кажись того… — и заметил на прикроватной тумбочке конверт. — Погоди… тут послание какое-то…
Сердце застучало неровно и мелко, подмышки противно взмокли, руки затряслись…
Гулькин, ты козел!
И как я могла ничего не замечать!
Столько лет отдала ничтожеству! Прощай
Послание сопровождалось двумя фотографиями. И копией справки о выплате алиментов.
Зря он надеялся, что жена останется в счастливом неведении. Карина… главный и почти единственный смысл его жизни. Женщина, во имя которой он стал тем, чем стал. Без которой не мыслил жизни.
Ночные кошмары, дневные тревоги и страхи взорвались перед глазами ослепительным фейерверком. Дыхание перехватило. Пол и потолок поменялись местами. Гулькин рванул галстук вместе с пуговицами воротника. Упал на пуховую гору подушек. Судорожно выхватил из-под нижней пистолет…
Встреча прошла в теплой конструктивной обстановке. Коньяк пришелся кстати. Людмила не беспокоила. Маменька успешно отбыла на фазенду.
— Ну как ты тут? Разобрался?
— Не то слово. Михей, ты гений!
— Преувеличиваешь. Но приятно…
— Куда там! Скажи: недооцениваю! Наши вон, прохлопали громкий процесс в соседней епархии. Всем кагалом!
— Я тоже прохлопал. Поначалу. Искал важные события в области, а не подумал, что сегодня людям любые границы не границы. Отдыхали в одном месте, а потом взяли и поехали дальше. Были бы, как говорится, деньги и желания. В общем, лохонулся, признаю. Но! — Михей многозначительно поднял указательный палец. — Сам лохонулся, сам исправился. А что теперь?
— Теперь придется разгребать давно и не нами нагребанное. Я два дня в архиве угробил. Дело, скажу тебе…
— Не томи, что в материалах суда?
— В материалах все нормально — у истца своя свадьба, у ответчика — своя. Супруга погибшего Османа Османова показывает, что находящиеся в состоянии алкогольного опьянения лица — сплошь фигуранты из твоей таблицы — выстрелили петардой или фейерверком в катер, которым управлял ее муж. В результате взрыва Османов погиб. Его сын получил несовместимые с жизнью ранения.
Ответчики в один голос заявляют, что сами ничего не запускали, просто проводили выходной на лоне природы. Фейерверк решил устроить владелец судна, на котором они катались по Валюшинке.
— По чему катались?
— Да по Валюшинке нашей. Забыл? Речушка у нас такая протекает. По границе нашей и соседней областей. Рыбой богатая — страсть! Там народу пропасть. Что летом, что зимой. Так вот…
Владелец судна дал признательные показания. Да, запускал. Разрешенные законом фейерверки, продукция уважаемого соседнего государства. Сертификат качества предъявил.
— Даже так?
— Там все было схвачено как в аптеке. Дедку сто лет в обед. Даже если бы признали виновным, хотя возрастной ценз и не позволял, то ухватиться не за что. Ну, запускал и запускал. В безлюдном месте. А что из-за поворота в этот момент катерок выскочил — так обыкновенный несчастный случай.
— Можно оспорить.
— А толку? Там же суд присяжных организовали. Типа в качестве эксперимента. Два дела провели. Образцово-показательных. В прессе осветили. Все, как положено. А третьим слушанием было наше дело. Тут уж как ни крутил залетный адвокатишко, а народные заседатели по-своему решили. Свои люди, чего от них ожидать? В общем, осталась эта Османова при своих интересах.
— А пересмотр?
Борисик развел руками:
— А с пересмотром заминка вышла. Не управились залетные законники в установленные сроки. Так и спустили дело на тормозах. Ничего удивительного — вдова в предынфарктном состоянии. Вроде даже крыша у нее поехала. В общем, не до пересмотра истице стало. С другой стороны — ответчики — уважаемые в крае люди. А сам Османов вообще чеченец! Враг России! В общем, сложилось не в его пользу. Бывает…
— Значит, супруга опомнилась и начала мстить. Сколько времени прошло с решения суда до первого удара?
— Суд был в ноябре пятого. Фуникулер завис в декабре девятого. Четыре года…
— Странно. Могла бы сразу всех перестрелять…
— Мало ли… Может, и вправду болела. Может, с ребенком что. Или…
Шерше ля фам, или Баба с возу — кобыле легче
Июнь 2005, заимка в трехстах километрах от поселка Валюшино, Н*-ской области
— Па, а где мама?
— Сейчас покричим. Увлеклась земляникой, — отец взял сына за руку и вывел на пригорок. — Давай вместе!
Алик кивнул, сложил ладошки рупором.
— Мама! Мама! — огласило окрестности сочетание баритона и дисканта. — Мааа-ма!
— Вот так всегда, — Османов-старший заговаривал зубы взволнованному сыну. — Мужчина тут как тут, а женщине особое приглашение требуется.
— Па, а если она заблудилась? Мы что, тогда на катере не будем кататься?
Святая простота!
— Будем, но чуть позже. Тут особенно не заблудишься. Между участком, на котором стоит наша заимка, и рекой тянется полоса леса. Максимальная ширина — три-пять километров. С севера проходит линия электропередач, там широченная просека. Если мама на нее выйдет, то повернет назад и по солнцу за час до реки дойдет.
— Откуда ты все знаешь? — во взгляде сына плескалось явное восхищение. — Ты вообще все знаешь!
— Все знать невозможно, сынок. А знаю… когда-то в этих местах я служил. ВДВ — воздушный десант. Летали мы над тайгой. А сверху как по карте видно. Запомнилось…
— Круто! И все-таки давай еще раз маму позовем?
— Мама! Мааама!
— Привет, парни. Я на месте.
— Ого!
Валентина с победным видом продемонстрировала полное ягод ведерко.
— Ничего себе… — округлил глаза Алик и потянулся за земляникой.
— На варенье оставь, сластена! — рассмеялась Валентина. — Ну что, домой?
— Ага, домой, мы-то и половины ведра не набрали, — огорчился Алик.
— Могу я хотя бы однажды победить? На варенье хватит. И просто так поесть. Но, если перенесете свой катер назавтра, я вам такое местечко покажу…
— Нет, мамуля. Лучше завтра придем. Когда эти съедим.
— Тогда в темпе. Я вас обедом накормить должна, матросы! И с собой что-нибудь положить.
Три силуэта растворились в зеленом мареве. Полуденное солнце пронизывало лес душными пыльными лучами. Березовые листочки казались прозрачными. Еловые лапы — ажурными. Жаркий июньский день — бесконечным. Как и вся жизнь…
— Спасибо, было вкусно, — Алик чмокнул мать в щеку.
Мягкие детские губы пахли земляничным вареньем и оладьями.
— Добавочки? — таяла в потоках материнской нежности Валентина.
— Не-а… лучше с нами собирайся. Ну что тебе стоит?
— На этой колымаге? Ни за что! И вам не советую…
— Не трать времени даром, сынок! Наша маменька — отчаянная трусиха. Глубины боится.
— Врешь! Просто меня на волнах укачивает! Вспомни, как мы на море…
Взрослые вдруг смутились. Посмотрели друг на друга непонятными взглядами. Алик забеспокоился: что-то прошло мимо него.
— А что там на море?
Мама прыснула в кулачок, обняла сына. Прижала к себе.
— Па?
Отец почесал затылок:
— Да так, мама вдруг посреди моря потребовала вернуть ее на сушу. Категорически потребовала.
— И добилась своего?
— Не то слово!
Родители снова посмотрели друг на друга и расхохотались.
— И ведь добилась своего? — вспоминала Валентина часом позже, после коротких суетливых сборов мужчин на речную прогулку. Алик так ничего и не понял. Да и не к чему ему подробности собственного зачатия. Отсмеялся положенный срок и вернулся к утреннему страданию:
— Ма, давай с нами? Мы тихонечко, чес слово!
— Нет уж, лучше я вас на берегу подожду. Рыбки наловлю да почищу к ужину.
— Ну, ма…
— Послушай, сынок, — вмешался отец. — Ни к чему капризы. Мы же с тобой настоящие моряки. Морские волки! А на море есть примета: женщина на борту к несчастью.
— Правда? — зеленые глаза восторженно-недоверчиво распахнулись — Алик обожал всевозможные загадки.
— И не только на море, — хихикнула мать, — на суше все работает по тому же принципу.
— Это как?
— А так: баба с возу — кобыле легче!
— А кто это: кобыла?
— Это… жена коня.
— Ясно, — Алик совершенно запутался в народных премудростях. — Но ведь ты у нас не баба! И кобылы никакой у нас нет…
И они снова долго и вкусно смеялись, покатываясь по смятой, слегка пожелтевшей траве. Дурачились. Фотографировались, корча идиотские рожицы. Наслаждались жарким погожим днем, свободой, близостью, любовью…
Течение уносило катер все дальше от берега. Валентина забросила спиннинг в тихое место, с улыбкой наблюдая за удаляющимися путешественниками. Плавно вела удилище против течения. А мысли ее блуждали в прошлом…
Медовый месяц они провели через год после свадьбы. Так получилось. Три дня на дедовом хуторе не в счет. Воспоминание о них вызывало сплошное смущение. Как нелепо познавали они друг друга! Тыкались губами, носами, лбами, верхними и нижними конечностями куда приходилось. Сосредоточенно сопели, потели, стеснялись друг друга. Кажется, получилось у них лишь на третий день. И лишь бы как получилось. Осман боялся сделать любимой больно. Валентина боялась показать, что боится желанной близости…