Еще одна улыбка ранила сердце. А душа жаждала продолжения.
— Простите, я, кажется, остолоп. Тетя… простите, как Вас звать?
— Вы имеете в виду мое настоящее имя?
«Пусть эта улыбка не кончается, Господи. И не надо ни слов, ни телодвижений. “Остановись, мгновенье”, — писал когда-то поэт, неужели так бывает?»
— Ну… надо же мне как-то Вас называть. Не тетей же, в самом деле…
— Отчего же? Можно и тетей. Я привыкла. Из ваших уст это звучало мило. К тому же я старше… лет на пять, думаю, не меньше.
— Нет, всего лишь на три.
Он слушал и не слышал. Понимал и абсолютно ничего не понимал! Разум и сердце вдруг оказались в противоположных лагерях. И ничто не обещало мирного их сосуществования.
Мир раскололся надвое. Нежная зелень молодых деревьев и пыльные руины. Надменные лица римских императоров и наивные улыбки юных азиаток. Слепящее солнце и черные тени. Сгорбленная старуха за столиком и пролетающая мимо девчушка с огромным воздушным шаром.
А напротив — непостижимая женщина. Притягательная и отталкивающая одновременно. Бесцветная, потрепанная жизнью тетка и стильная ухоженная дама.
Даже глаза его визави меняли свой цвет и наполнение ежесекундно. Они то пылали неистовой силой, то затухали, будто присыпанные пеплом. Манили куда-то и превращали в соляной столп…
— Спасибо, что приехали.
— Все нормально… — губы не слушались, слова возникали сами собой, вне мыслей и желаний хозяина. — Я постараюсь Вам помочь…
И успокоить, и защитить, и спасти, и взойти на эшафот вместо или вместе…
Разум уступал позиции потоку чувств. Чтобы не выглядеть настоящим ослом, Михей ограничился коротким:
— Рассказывайте…
— Благодарю… Вы даже не представляете, насколько мне это важно… Выговориться, объяснить, довериться… Человеку небезразличному. Близкому… Маме не могу, берегу ее. Выбрала вас… Вы мне подходите. Только исповедь может оказаться чересчур долгой. Вы располагаете временем?
— Располагаю, — Михей подозвал официанта, — закажите что-нибудь…
Она сделала заказ. Ее итальянский был безупречен. Как и манеры, выдававшие уверенную в себе европейскую леди.
События последних месяцев не желали укладываться в единую логическую цепочку. В голове Михея активизировались исключительно глупости. Первая встречная… царевна-лягушка… коня на скаку… гороскоп… совпадения…
У каждого своя правда
Вне времени и места
— В минуты боли и гнева я выбрала себе миссию и уверенно шла по пути к цели. Казалось бы — чего проще — вот тебе дорога, и вперед. Однако я не учла перекрестков, на которых пересекаются человеческие судьбы. А зря — именно там наши жизни претерпевают самые неожиданные изменения. Так и со мной — шла по одному пути, а вышла на другой. Теперь вот не знаю, что с этим делать. Как вернуться в точку старта…
Извините, что обратилась именно к Вам, но что мне оставалось делать? Я запуталась, — в глазах собеседницы плескались отчаяние и боль. — Возомнила себя наместником Бога. «Мне отмщение, и аз воздам» — этот посыл нес меня по земле четыре года. Мне казалось, что воздам я каждому по греху его — и мир станет справедливее, чище. А сама я обрету желание жить, продолжаться, чувствовать. Как же я ошибалась! Однажды запущенный мною механизм дал сбой. Я потеряла управление им. Теперь многим людям грозит беда.
— Вот как?
— Понимаете… — она чуть смутилась, — в моем положении средства выбирать не приходилось. Я слышала ваши разговоры с этим полицейским. Ну, с Борисом, знаю, вы дружите… Каким-то боком вы оказались втянуты в расследование. Благо, частное.
— Гм… компьютер… Ваших рук дело?
— Думала, найду что-то полезное.
«Сыщик, называется! Еще одна такая улыбка, и он размякнет как кусок пластилина в детских ладошках».
— Не удивляйтесь. Я дипломированный инженер-электроник. Моя специализация — организация систем научно-технической и экономической информации.
Михей хмыкнул. Достойный ему попался противник. Бабуля у компьютера — веселенькие зарисовки рождались в споре с Борисиком — а ведь тот оказался тысячу раз прав!
— У меня были хорошие педагоги. Особенно в университете — я училась в Минске. Первое высшее, тоже минское — экономист. Потом я, как и многие, увлеклась компьютером. Решила выйти на профессиональный уровень. Родители поддержали. У меня замечательные родители. Правда, теперь только мама…
Потом решила покорить Москву. В профессиональном плане, конечно. В столице я попала в логистическую компанию. Мне понравилось. В свободное время брала частные уроки современных информационных технологий. Хотелось дойти до сути по всем параметрам, связанным с профессией. И не только…
Она назвала имя, и Михей присвистнул. Его любимый преподаватель! В сетевом шпионаже тому не было равных. Еще одно совпадение…
— Мечтала вернуться домой, открыть свое дело. Нечто среднее между информационно-аналитическим бюро и экономической консультацией. А потом встретила Османа…
Но о нем позже. Вначале об имени. Валентина Корнеевна Пахомова. Это Вы, наверное, знаете. Папа звал меня Валенком. В детстве я была ужасно неуклюжей. Когда выросла, неуклюжесть прошла, а имя осталось. На людях я была Ленком, в кругу семьи все тем же Валенком. Подружки чаще звали Инкой. Имя Лена казалось им слишком заезженным, Валя — банальным. Валюша осталось прерогативой мужа. И рабочий формат. Мне часто приходилось сотрудничать с иностранцами, а те любят короткие имена. Так родилась Тина Пахомова, бизнес-леди, если хотите.
В кругу общих с Османом друзей меня знали как Валентину Османову. Никому в голову не приходило заглянуть в паспорт. Так было удобно. И забавно. А позже я просто воспользовалась одним из вариантов. И стала Леной. С вашей легкой руки — тетей Леной.
Михей почувствовал, что краснеет. И добавил в коллекцию улыбку с оттенком лукавства. Та оказалась ничуть не хуже остальных. Если так и дальше пойдет…
— Не пойдет, — синева напротив вспыхнула волшебными фонариками. — И не смущайтесь. Все правильно. После трагедии я превратилась в старуху. Лишенные эмоций душа и тело, седина, потухший взгляд. Жизнь, казалось, закончилась и для меня. Но что-то я скачу во времени и пространстве. Волнуюсь. Вы меня перебивайте, если я увлекусь. Для меня важно ваше понимание.
Осман входил в науку. Кандидат, подающий надежды. Но чеченец. Начались кавказские войны. И в Москве на смуглых мужчин, мягко говоря, косились. И не только косились…
Я звала мужа в Минск. Там было спокойно. Белорусы отличаются, как у нас говорят, «памяркоўнасцю» — не торопятся осуждать и вешать ярлыки. Да и хорошие кадры всегда в цене.
Осман отказался. Хотел защититься в Москве. Мечтал о собственном исследовательском центре федерального масштаба. Увлекался космическими объектами. И я сдалась. Тем более и у самой появилось свое дело. Концерн, в котором я работала, распался на несколько предприятий. Одно из них не имело никаких шансов. Бывший шеф уступил его мне буквально за копейки. И я развернулась.
Вскоре родился Алик. Чтобы не уходить из бизнеса надолго, я наняла няню. Нужно было зарабатывать деньги, кормить семью — наука в ту пору не приносила дохода. Да и исследования Османа, его публикации, поездки на международные конференции требовали определенных затрат.
Он сопротивлялся — не привык жить за счет женщины. Я стояла на своем — для большого прыжка необходим хороший разбег. Приводила веские доводы.
Лет через пять он встал на ноги. Обрел мировую известность. Реализация нескольких научных проектов уровняла наши возможности. Мы купили дом. Стали выезжать на известные курорты. Осману дали Центр. Алик поступил в гимназию…
Я буквально купалась в море счастья. Да что там море, океане! Летела с утра на работу, потом назад. Чистила, гладила, готовила — как могла, баловала своих любимых мужчин. Наслаждалась каждой минутой их присутствия.
А потом все кончилось. Мы собирались поехать на море. Но Осману вдруг вздумалось побывать на таежной заимке. Ткнул пальцем в карту, попал в Валюшинку. Посмеялся — твоим именем реку назвали. И район тоже. Как не увидеть такое место?
Нашел приятелей, которые там отдыхали. Вспомнил, что служил в этих местах. Уговорил, в общем. До сих пор себя корю… не почувствовала… не отговорила… не уберегла…
Михею показалось, наступил вечер. Природа лишилась ярких красок. Цвета приглушили оттенки серого. Звуки слились в монотонный гул. Он взглянул на часы. Рано еще для вечера. Второй час пополудни.
Потом понял — собеседница перестала улыбаться. Синие огни за черными ресницами потухли. Утонули в безжизненных серых лужах.
— Эй, не уходите! — он осторожно коснулся тонких пальцев. — Лена!
— Простите… — она отдернула руку и выдавила из себя извиняющую улыбку. — Простите, мне тяжело говорить об этом… Стараюсь не вспоминать, но получается плохо.
Если бы Вы слышали, как кричал тогда мой сын! Как звал меня, не чувствуя, что я давно рядом. Как метался по кровати. Как стонал, мучился… Прокусывал до крови и без того израненные, обожженные губы. Четыре дня нечеловеческих страданий, Господи…
Обезболивающие часто колоть боялись, организм мог не выдержать дозы. Он у меня такой худенький… был…
Женщина залпом выпила воду. Промокнула салфеткой дрожащие губы. И пропала… Улетела в недоступный Михею мир. Мир прерванного счастья, любви… мир боли и ненависти…
А он боролся с обозначившимся в сознании противоречием. Уважение, симпатия, понимание, жалость, стремление защитить не желали сосуществовать с привычкой соотносить любые поступки с законом, профессиональным видением нестыковок, сомнением, недоверием. По негласной договоренности с заказчиком он должен был проинформировать его о состоявшемся разговоре. Как и партнеров по делу. По-человечески следовало осудить мстительницу. По-мужски… О, в мужском начале Михея Матвеева веяли октябрьские ветры. Не в смысле прохлады, в смысле революции. Организм грозился полностью выйти из-под контроля.