Краем сознания Михей понимал, что попал в оборот. На другом краю громоздились колонны вопросительных знаков. Как отнестись к нежданно возникшему влечению? Куда оно способно привести? Стоит ли поддаваться чувственному капризу? Или ограничиться запрашиваемой помощью?..
Он будто шагнул за невидимую черту. Шагнул и даже не заметил. А тут нахлынуло… Новые чувства. Новые сомнения. Иные взгляды на жизнь. Судьбоносная (а гороскоп-то в который раз оказался прав) встреча. Непостижимая женщина. Близко-близко, только руку протяни. Он не удержался, протянул.
На середине пути опомнился — только твоих нежностей здесь не хватает! Притормозил. Вытянул из салфетницы кремовый треугольничек:
— Возьмите.
— Спасибо. И еще раз простите… Можете заказать мне воды?
— Да, конечно… — Михей подозвал официанта.
Перерыв был необходим обоим.
— Я продолжу, — Пахомова вздохнула и закрыла на секунду глаза. Очередной прыжок с десятиметровой вышки требовал подготовки. — Хочется объясниться… Ребенка я похоронила через неделю после мужа. Я — сказано слишком громко. Родственники. Его и мои родители. В ту пору я была не в силах даже платье надеть самостоятельно. Умерла вместе с ними. И умерла бы, если бы не известие о беременности.
Мы с мужем хотели иметь несколько детей. Вместе мечтали о двух девочках. И мальчике. Такими сладкими были эти мечты…
Михей задержал вздох с трудом — выпавших на его долю совпадений оказалось катастрофически много.
Елена продолжала, не замечая изумления собеседника:
— Мне так хотелось полностью посвятить себя семье. Мечтала купить маленький уютный домик с большим старым садом где-нибудь в тихом пригороде. Всем вместе чаевничать на большой открытой веранде. Жечь сухую траву и листья пасмурным осенним утром. Лепить под окнами снежных баб. Украшать во дворе елку. Хороводы водить…
Или купить коттедж у моря. Чтобы в распахнутые окна доносился шум прибоя и запах водорослей. Чтобы занавески надувались парусами, а в доме было светло от солнца…
Матвеев уже не понимал, где говорит Елена, а где дают о себе знать его собственные фантазии. Он ощущал погружение в чужую сущность. Не болезненное, напротив, абсолютно естественное. Что за бред? Так не бывает! Ее мечты оказались его мечтами. Ее ценности — его ценностями. Ее страхи — его страхами. Ее тревоги — его тревогами. Две дороги сошлись в одну. С этим следовало что-то делать. В самом срочном порядке.
Теперь даже чтение мыслей на расстоянии, вызывающее прежде тревогу и подозрение, казалось само собой разумеющимся. Кажется, он и сам начинал осваиваться в мире ее мыслей. Хотелось надеяться, что и чувств.
— У мужа имелись свои ожидания от жизни. Я старалась уступать. Подстраиваться. Удавалось неплохо. Вот и с заимкой нам повезло, — Елена горько усмехнулась. — Это мы тогда так считали. Все. Осман ошалел от свежего таежного воздуха. Носился по лесу. Что-то фотографировал. Записывал. Возвращался с охапками трав. Потом полночи просиживал с микроскопом.
Делился с сыном. Постоянно таскал его с собой, рассказывал, показывал. Алик пребывал в восторге от реки, могучих кедров, моховых кочек. Летал от берега к дому и обратно. Делился тысячами планов и желаний. Везде хотел успеть, все попробовать.
Мне тоже там нравилось. И ягоды, и цветы, и травы, и запахи. Будто на иной планете. Знаете, я три дня подолгу уснуть не могла. От тишины. Лежу, смотрю в небо — у нас над кроватью окошко в потолке. А в нем мохнатые еловые лапы колышутся. Звездные россыпи до рассвета кружат. К утру их небесные переливы сменяют. От синевы до багрянца и обратно… Только тогда и засыпала. И вставала чуть ли не к обеду…
В тот день я предчувствовала недоброе, но не осознавала. Лишь время тянуть пыталась. Не дотянула чуть-чуть… Меня мальчики с собой не взяли. Да я и сама не рвалась. Меня на воде укачивает. И потом, не нравилась мне затея с лодкой. Там бензобак подтекал. Муж уверял, что ничего страшного. Может, и ничего. Если бы не эта петарда…
Кто бы мог подумать, что кому-то придет в голову устроить фейерверк посреди тайги за полгода до новогодних праздников! На мою беду…
С Вашего позволения я пропущу подробности… Тяжело вспоминать, до сих пор не привыкла…
Матвеев кивнул, с трудом переключаясь на роль детектива:
— Скажите только, кто вас в подробности посвятил? Светлов? Жук? Ваша Н*-ская прислуга?
— Это имеет значение?
— Безусловно. Можете не переживать, следствие велось частным образом и завершилось по воле заказчика. Его протеже освободили. Да и ваша активность к тому времени прекратилась. Дальше ворошить прошлое не имело смысла.
— Заказчика? Погодите, значит, Матвеева освободили?
Ему показалось, или Пахомова действительно перевела дыхание? С чего бы? Симпатия к жертве? Что-то новенькое…
— Так что с информатором?
— Вы правы, это Светлов. И Любаша. Милая девочка с большими амбициями. Чисто женского характера. Мечтает стать женой миллионера. Правда, пока не складывается у нее с толстосумами.
Еще одна улыбка в переполненную копилку. И дух захватывает по-прежнему. Михей никогда не думал, что улыбка может вызывать столь же сильное желание как красивая шея, грудь и прочие женские прелести. Похоже, он мало понимал в женщинах. Или в себе?..
— Светлова я особо не дергала. Один раз встретились. Я нажала на… должно быть, Вы и сами догадывались на что… Он человек военный, сразу сообразил, чем чревата моя осведомленность. И с ходу разложил по полочкам. Больше мы не встречались. А достоянием всех желающих его слабости стали без моего участия. Сам себе яму человек вырыл.
Я же после него на Любашу переключилась. Поначалу они с Марусей Михайловной идти на контакт отказывались. На суде несколькими словами ограничились. Ничего, мол, не знают, в господские дела не вмешиваются. Представляете — так и сказали: в господские дела! Суд и следствие на большем не настаивали.
Уже позже мне открылись. Им ведь посредники обвиняемых за молчание хорошие откупные пообещали. А потом забыли. А когда вспомнили, то отправили наивных дурочек на край света. Чтобы, как Любаша говорит, не возникали.
— И тогда они пришли к Вам?
— К моему адвокату. Он вел с ними переговоры во время следствия.
— Покаялись?
— Нет, просили заступиться. Каяться им было почти не в чем. Ну, промолчали и промолчали. Да если бы Любаша рассказала, что видела… Это же страшные люди… И законы у них под стать. Все кругом давно куплено. Или будет куплено, дело лишь за деньгами. А в этом ресурсе убийцы моего мужа недостатка не испытывают.
В общем, встретилась я с женщинами. Поговорила. Предложила свои условия. К тому времени я уже разработала план мести. В ней видела смысл своей жизни.
— А как же ребенок?
— Дочь? Да, это тоже смысл. Но временный. Я так решила. Пока нужна ей, буду жить. А потом уйду к своим мальчикам, если Господь позволит… Больше мне ничего не надо…
Анфиса — моя боль. Никому не нужное создание, как мне казалось тогда. Среди боли и страха, среди гнева и ненависти не было места новому счастью. Если бы я могла, я бы избавилась от нее до рождения. Да простит меня Господь! Но…
После смерти сына я не выдержала. Стресс перешел в тяжелейшее психическое расстройство. Меня долго лечили. И не только лечили. Вы же понимаете, что дает человеку пребывание в подобном заведении. В больнице я научилась ненавидеть людей. Именно тогда родилась мысль о мщении. «Мне отмщение, и аз воздам…» — повторюсь, именно так формулировала я новую миссию. Почти как у Толстого в «Анне Карениной»… грешные люди берутся судить, нет, уже не помню точно его слов… Эти слова пылали в моем мозгу тем самым катером. Вот только смыслом я и с ней, и с Богом расходилась. Понимаете, иначе у меня не получалось… Да и не хотелось иначе…
Анфиса родилась инвалидом. Диагнозов на две страницы. Немудрено — у матери сначала стресс, потом килограммы препаратов — тут и взрослый не выдержит. Когда врачи узнали, часть лекарств сняли. Часть заменили. Но было поздно.
Дочь родилась недоношенной. А потом оказалось, что проблемы не только в раннем рождении. Я разрывалась между больницами и бизнесом — лечение Анфисы стоило недешево. В России и Беларуси подобные пороки пока не лечат, а европейские клиники выставляют заоблачные цены. Приходилось крутиться. Помогали родители. Мама и свекровь ухаживали за внучкой по очереди. Ездили с ней в Швейцарию, часами просиживали в больницах.
Когда положение стабилизировалось, я забрала ребенка к себе. Наняла няню. И переехала в Н*. Хотелось быть ближе к объектам своей миссии. Затаилась. Квартиру купила на имя Маруси Михайловны. Еще одну, в вашем доме, сняла. Это чуть позже, когда план был готов. Второй план.
Сначала мне хотелось их просто уничтожить. Медленно, наслаждаясь страхом и унижением ненавистных мне людей. В тот трагический день, вернее, в ночь накануне, Осман рассказывал мне о параде планет. В памяти это явление до сих пор ассоциируется с гибелью любимых людей и ненавистью к ее виновникам. В ту пору муссировалась идея о скором конце света. И у меня появилась идея…
Конец света и конец жизни преступников — красивое совпадение, не правда ли? Символично. Фантастично. Хотели сказку — получите сказку. Так появился сценарий — небо, выстроенные в угрожающий человечеству ряд планеты и ожидающие своего конца злодеи.
Купила фуникулер. Убедила Марусю Михайловну воспользоваться паспортом деда с заимки. Враги сами подсказали выход: на него со взрывом они и свалили все грехи. Ну, и я повелась на символы. Хотелось мстить демонстративно, чтобы другим неповадно было. Упивалась грядущей торжественностью момента. Еженедельно ездила в Минск, где похоронены мои мальчики. Рассказывала им о каждом своем шаге. Дура!
Но об этом потом…
В тот день я приехала на пункт управления фуникулером. Дождалась посадки — на входе поставила Марусю Михайловну. Женщина поначалу упиралась, опасалась, что узнают. Пришлось ее подгримировать. Заплатить хорошо. Она за деньги на многое согласна — вбила себе в голову, что внуков должна сама в люди вывести. Вот и балансирует по грани между жадностью и муками совести.